Тёплый приём

Станнис вернулся на Драконий камень намного позже, чем обещал, и знал, что найдет жену обиженной: Линесса, будучи на сносях, пребывала в уверенности, что раз она носит ребенка, то все ее капризы должны тот час же выполняться, что сам король и его десница, Тайвин Ланнистер, Грейджой, чей мятеж только подавили, и даже сами Семеро должны во всем уступать Линессе, ведь она носит не просто дитя, а королевского племянника, наследника Драконьего камня. Подобная заносчивость одновременно забавляла и раздражала Станниса: его и самого будоражило предстоящее рождение ребенка, его первенца, но он не видел причин забывать о своих обязанностях из-за этого. Роберт нуждался в нем — влияние Ланнистеров, крепнувшее день ото дня, глубоко пустило корни в Красном замке, Джону Аррену становилось все труднее сдерживать стремительно наглеющих львов, чья спесь выросла выше башен Орлиного гнезда после того, как Серсея родила королю сына. Станнис в недовольстве стиснул зубы: мальчик был возмутительно похож на королеву, в нем не было ничего от Роберта, однако это не помешало королю устроить турнир в честь новорожденного принца, а Линессе — закатить истерику, потому что она, тогда еще невеста Станниса, была убеждена, что Серсея сделала это нарочно, чтобы привлечь всеобщее внимание и затмить Линессу. Она рыдала и ярилась, извела швей постоянными требованиями, а за день до церемонии слегла от нервов и переутомления, в чем так же винила королеву. Линесса плакала, что теперь Станнис не захочет брать ее в жены, запугивала его гневом Семерых и тут же просила найти хорошую девушку, которая будет ему куда лучшей женой, чем она. Станнис был обескуражен столь стремительной сменой настроения своей нареченной и даже не находил слов порицания или утешения; ни мейстеру, ни септе, ни подругам Линессы не удалось ее успокоить, и Станнису пришлось обратиться к ее леди-матери, которую Роберт величал не иначе, как горгульей в бархате. На следующий день Линесса явилась в Септу Бейлора, безмятежно улыбающаяся, кротко прячущая взгляд. Она была хороша, его невеста, хоть и несколько бледна, но щеки ее порозовели, когда лорд Хайтауэр вложил руку дочери в ладонь Станниса, голос слегка дрожал от волнения, и Линесса то и дело косилась на мать, будто бы ища ее одобрения. Станнису это не понравилось; Иные знают, что его леди-свекровь наговорила Линессе, но он зарекся больше не просить ни о чем леди Хайтауэр. Линесса, укрытая тяжелым парчовым плащом с ониксовым оленем, отныне была Баратеон и по законам людским и божеским принадлежала Станнису, а со своей женой он сумеет управиться и без помощи ее суровой и решительной до неприличия матушки. Он не сомневался, что леди Хайтауэр не преминула бы сунуться и в их спальню в первую брачную ночь, чтобы проследить за зятем и дочерью и своим присутствием ускорить зачатие наследника, однако Роберту удалось успешно отвлечь ее внимание, соблазнив незамужнюю племянницу леди Хайтауэр. Девицу, затяжелевшую от королевского внимания, отправили в Старомест и обручили с богатым купцом из Волантиса; ребенок, независимо от пола, был обещан Святой вере, хотя леди Хайтауэр лицемерно уверяла, что это честь — быть матерью ребенка короля, однако семья поспешила позабыть о девушке сразу же после ее замужества. Линесса тоже была обижена на кузину, которая не только распутничала с его милостью, но еще и забеременела сразу же, в отличие от самой леди Драконьего камня; им со Станнисом пришлось ждать почти полгода прежде, чем Семеро по милости своей послали им дитя. К тому времени королева была уже снова беременна, а леди Рилинда Веларион прижила дочь от женатого капитана корабля из Лиса; Станнис и раньше не одобрял общества леди Рилинды, которая не только была его несостоявшейся невестой, но и родственницей лорда Велариона, к которому Станнис испытывал стойкую неприязнь, однако Линесса была искренне к ней привязана, и Баратеон, пусть и с неохотой, позволял жене водить дружбу с леди Рилиндой, однако после связи с лиссенийцем, которую никто и не думал прерывать, и рождения бастарда, Станнис потребовал прекратить всяческое общение с ней. Его решение было встречено упреками и слезами, обвинениями в бессердечии и желанием понукать Линессой, будто вьючным мулом, однако лорд Драконьего камня был непреклонен. Он предложил супруге выбрать — их брак или дружба с женщиной, которая оказалась настолько беспутной, что связалась с женатым лиссенийцем, да еще и родила от него ребенка. И Люцерис Веларион тоже хорош — вместо того, чтобы приструнить ее, заставить себя вести, как подобает даме из благородного дома, он собирался растить бастарда наравне с законными детьми и, по слухам, не собирался удерживать Рилинду, вознамерившуюся уехать вместе со своим капитаном. Станнис хмуро потер переносицу; Веларионы представлялись ему странным семейством; видно, дело было в валирийском происхождении и кровосмесительных браках, в которые вступали члены рода подобно Таргариенам. Он невольно порадовался, что не женился на леди Рилинде; теперь-то уж ясно, что это яблоко с гнильцой. И все же Станнис полагал, что, несмотря на его запрет, Линесса продолжала поддерживать связь с Рилиндой Веларион: сама леди Баратеон ей не писала, но вороны с Морского Мыса регулярно прилетали на Драконий камень с письмами для нее. Станнис мог бы и дальше настаивать на своем, приставить в жене охрану, отнимать письма, не позволять ей покидать даже свои покои, но посчитал, что в таком случае Линесса, уязвленная, будет способна на любую выходку, поэтому продолжал изображать неведение касательно ее переписки с леди Рилиндой, к которой она отправляла воронов через своих горничных и септу. Станнис был ознакомлен с содержанием всех ее писем: леди Баратеон жаловалась подруге на черствость мужа, на его постоянное отсутствие, на его нежелание взять супругу ко двору, на то, что не позволял взять ни певца, ни шута; браавоссийский бард, найденный для жены Станнисом, ее почему-то совершенно не устраивал. Линессе хотелось путешествий, турниров, пиров, хотелось отправиться в Мир и Норвос, а супруг был слишком серьезным, слишком скучным, слишком степенным для подобных авантюр. Станнис знал, что он плохо соответствует рыцарям из баллад, однако было горько узнать, что Линессу он не устраивает как муж. Он старался быть к ней справедливым, жить по заветам Семерых и почитать ее как мать своих будущих детей, в то время как Линесса жаловалась леди Рилинде, что лорд-супруг не позволяет ей обновить гардероб и считает подобное щегольство неуместной расточительностью. Семеро, на что ей еще дюжина платьев, если в сундуках у нее пылятся наряды, которые леди Баратеон так ни разу и не надела?! Однако в том же письме Линесса предвкушала рождение их первенца, молилась, что родится мальчик или двойня — чтобы осечь задирающую нос Ланнистершу, — и надеялась, что муж и ей позволит выбрать имя для будущего ребенка. Сам Станнис полагал, что задумываться о подобном рано до рождения их первенца, но вот Линесса в переписке с опальной подругой признавалась, что намерена назвать их сына как короля, потому что уверена в его великом будущем. Станнису ее слова показались донельзя высокомерными, но все же было в них что-то милое и трогательное, что заставило его чувствовать странное тепло в груди. Может, он не такой, каким Линесса представляла себе идеального мужа, однако она искренне ждала рождения их ребенка. Верно, поэтому считала, что весь мир ей должен, хотя леди Баратеон была не первой и не последней женщиной в Вестеросе, которой предстояло родить. Срок Линессы уже близился к концу, Станнису удалось вырваться из столицы, когда его леди-жена была на седьмом месяце; к моменту его прибытия на Драконий камень до родов оставалось чуть больше двух недель, и мейстер Крессен, вышедший встретить лорда вместе с кастеляном и капитаном домашней гвардии, предупредил Станниса, что леди Линесса пребывает в крайне подавленном настроении. — В чем дело? Она больна? Или ее мать опять приезжала? — Станнис сжал кулаки; он не позволит леди-грымзе, его свекрови, чинить в его семье свои порядки. Баратеон оставил беременную жену на Драконьем камне, надеясь уберечь ее от тревог, однако не учел, что яда леди Хайтауэр хватило бы, чтобы затопить Драконий камень по самые крыши. — Миледи во власти переживаний, — мейстер качнул головой, его цепь негромко звякнула; искра, пробежав по звеньям, замерла на золотом и сверкнула желтой звездой. — С женщинами накануне родов такое случается: миледи опасается, что во время родов что-то может пойти не так, или что ребенок родится больным и слабым. Мои опыт и умения не кажутся ей достойными внимания. Леди Линесса настолько боится потерять ребенка, что теперь даже не сомневается в этом. — Девка дурная… — глухо выругался Станнис, выдыхая сквозь зубы; не хватало, чтобы она навредила себе и ребенку из-за глупых страхов. — Миледи все дни проводит в септе. Насилу удается уговорить ее поесть. — Здесь не уговоры нужны, — отчеканил Станнис; синие глаза, грозно потемнев, сверкнули, пригвоздив к месту старого мейстера. — Моя жена рискует собой и моим ребенком, а вы с ней сладить не можете! — Не в кандалах же нам волочь леди Линессу обратно в покои, — мягко упрекнул Крессен, но Станнис только отмахнулся; все же стоило ему приехать раньше, но он полагал, что Линесса в безопасности под присмотром верных слуг, однако они оказались не в состоянии справиться с беременной женщиной! Обойдя Крессена, Станнис поспешил в замок; мейстер семенил следом, не поспевая за воспитанником. — Прошу, не будь с ней слишком суров, — попросил Крессен, но ярость уже поднималась в груди Станниса волной в бурю; придется ему приструнить жену, пока она не сделала себе хуже. Не хватало еще, чтобы Линесса возомнила, будто в отсутствие мужа ей все дозволено; довольно и того, что он поддался на ее уговоры и взял бастарда Велариона на службу. Терпеть мальчишку подле себя Баратеон не собирался, и Ауран остался пажом при Линессе; пожалуй, стоило отослать его после беспутства леди Рилинды, но мальчишка был старательным и усердным, Линесса и ее дамы его обожали. К лорду Станнису, равнодушному к его уловкам, Ауран Уотерс испытывал благоговейный страх и нередко выражал робкую надежду когда-нибудь стать его оруженосцем, но Баратеону он казался слишком хитрым и льстивым паршивцем, точь-в-точь как его отец, поэтому не спешил приближать к себе мальчишку. Однако его можно было приставить помогать дряхлому Крессену или взять в Королевскую гавань — если там покажет себя полезным, то, пожалуй, заслужит шанс послужить и Станнису. Цепляясь за юбки его леди-жены, парень едва ли чему-то научится. Направляясь к септе, Станнис старался дышать глубоко и часто, пытаясь успокоить ярость, бродящую в его крови; зря он надеялся, что жене хватит здравого смысла поберечься на последних неделях беременности, напротив, эта дуреха извела себя настолько, что поставила и себя, и их ребенка под угрозу. И нечего тут уповать на Семерых, если самой ума не достает. В септе царил полумрак, пронизанный тяжелым ароматом благовоний, свечи отгоняли темноту от изваяний Семерых, которых дневной свет облекал в желтые и зеленые блики, просачиваясь сквозь витражные окна. Септе Драконьего камня было далеко до великолепия Септы Бейлора, однако и ее своды, украшенные резьбой и медным куполом, были исполнены величия. У подножия Матери и Старицы лежали ворохи живых цветов, несколько юных послушниц пели гимн Отцу, а септон, заунывно бормоча молитвы, окуривал белесым дымом преклонивших колено женщин, среди которых Станнис узнал и Линессу. Одетая в простое несколько мешковатое платье, с волосами, убранными под чепец, она стояла на коленях у алтаря Матери и молилась в компании Дженнис Бисбери и Эллин Кью; смуглая септа Линессы тоже была рядом: зажигала новые свечи на алтаре Старицы. Никто не заметил прихода Станниса, у которого от спертого воздуха и душного запаха воска и ладана разболелась голова; его жена скорее уморит себя здесь, чем выпросит у богов счастья и здоровья для их первенца. Решительный и грозный, он выступил вперед, и пение послушниц испуганно оборвалось на полуслове; первой обернулась септа Алезанда: темные дорнийские глаза расширились при виде Баратеона, однако она мгновенно овладела собой и поклонилась лорду Драконьего камня, чьи шаги эхо разносило по уголкам септы. Дженнис и Эллин сбились, закрутили головами; заметив Станниса, они вскочили, одергивая юбки, а септа, подойдя к Линессе, обняла ее за плечи. — Миледи, ваш муж вернулся, — прошептала она, по-птичьи косясь на Станниса черным, как у ворона, глазом. Линесса вздрогнула, сцепив пальцы с зажатыми между ними яшмовыми бусинами четок, но величаво вскинула голову, шумно вздохнув. — Я терпеливо ждала милорда все эти месяцы. Не страшно, если и он подождет, — бросила она напыщенно и, скинув ладони спеты, низко склонила голову. Дженнис Бисбери и Эллин Кью неуверенно мялись подле нее, не решаясь последовать примеру подруги, но и не смея ей перечить. Септа Алезанда лишь беспомощно всплеснула руками и послала все больше мрачнеющему с каждым мгновением Станнису виноватый взгляд. Баратеон молча оттеснил женщину от своей супруги и, ухватив Линессу под локоть, вынудил ее подняться. Линесса сдавленно охнула, вставая на нетвердые, затекшие ноги; тяжелый живот прятался под складками платья, но распущенная шнуровка открывала изрядно пополневшую грудь. Септа поспешила накинуть шаль на леди Баратеон; заметив, как гневно сжался рот Станниса, она сухо пояснила: — От избытка молока груди миледи сделались чувствительными до болезности. Мейстер Крессен приготовил ей питье, чтобы облегчить боль, но миледи не понравился его вкус. Она просила Матерь послать ей сил и решимости… — Вот как? — процедил Баратеон, выставив вперед подбородок. — Крессен помогал при родах моей леди-матери. Благодаря его усилиям, мы с братьями появились на свет. Может, следовало прислушиваться к его советам, а не просить о милости каменные статуи? — Милорд, вы богохульствуете! — возмутился септон, замахиваясь кадилом, словно собирался обрушить его на голову Станниса вместе с гневом Семерых. Баратеон, без труда удерживая вяло сопротивляющуюся жену, двинулся на септона, трусливо попятившегося к алтарю Воина, будто надеясь, что он убережет его от гнева лорда Драконьего камня. — Все в руках богов, не забывайте, — попыталась успокоить Станниса септа Алезанда, — леди Линесса, как и всякая мать, просто тревожится о своем дитя. — Говорите, все в руках богов, септа? — прищурился Станнис. — А если я велю вас высечь? Выпороть до крови и оставить в колодках? Что сделают ваши боги? Остановят руку палача? Или излечат вашу спину? Нечего недостаток собственного ума спирать на Семерых. — Довольно! Хватит! — выкрикнула Линесса дрожащим от слез голосом. — Септа Алезанда все это время была рядом со мной, поддерживала меня в то время, как мой муж, отец моего ребенка, был занят в Королевской гавани, занят настолько, что не потрудился ответить ни на одно мое письмо! Все тяготы беременности я переносила в одиночестве! Он даже не позволил мне пригласить леди Рилинду!.. — Ноги этой распутницы не будет на Драконьем камне, — отрезал Станнис, потащив жену прочь из душного полумрака септы; Дженнис Бисбери и Эллин Кью бросились за ними, подхватив юбки, септа Алезанда степенно следовала за девушками, стараясь не попадаться Баратеону на глаза. — Тебе и в голову не пришло пригласить кого-то из своих сестер, а вот ее, спутавшуюся с лиссенийцем, ты готова привечать. — Она моя подруга, — открыто расплакалась Линесса, — она ведь недавно родила и могла помочь мне, дать какой-нибудь совет. — Да, я заметил, как прислушиваешься ты к чужим советам, — отчеканил Станнис, ведя всхлипывающую супругу через двор на глазах у слуг и домашних рыцарей. — Ты злой и жестокий, — заявила вдруг Линесса сквозь слезы, — тебе все равно, что будет с нашим сыном! Ты должен был приехать еще в прошлом месяце! Я ждала тебя, думала, ты желаешь рождения нашего сына так же, как я, но, как всегда, у тебя нашлись дела важнее! Где мне искать утешения, как не у Семерых? — И что? Хорошо они тебя утешили? — Лучше, чем ты. И прекрати меня тащить, я же не животное! — Но ведешь себя упрямее ослицы, — Станнис чуть ослабил хватку на руке жены, но не отпустил ее; когда Линесса споткнулась о собственный подол, Баратеон подхватил ее на руки. Линесса, по-кошачьи цепляясь ногтями, ухватилась за его плечи, шмыгая покрасневшим носом. Ресницы ее слиплись от слез, губы обиженно дрожали; Линесса тяжелым выпуклым животом прижималась к груди Станниса, и на него внезапно накатило странное умиротворение, медовой рекой разлившееся в груди. Скоро он станет отцом; при дворе еще продолжали болтать о крепкой дружбе между леди Драконьего камня и Веларионами, но Станнис больше не верил досужим сплетням, которые, как он полагал, распускала Серсея, видевшая в Линессе угрозу своему положению первой дамы при дворе. Станнис собирался держать жену подальше от столицы; он знал, что Линессе это не понравится, однако не собирался идти у нее на поводу: его мать, леди Кассана, прекрасно довольствовалась домом, детьми и мужем, так почему же Линессе нужно больше? — Я боюсь, — призналась Станнису жена, когда он вместе с ней поднимался в ее покои; септу Алезанду, Дженнис Бисбери и Эллин Кью Баратеон отпустил; Линесса возражала из чистой вредности, настаивала на присутствии подруг и дерзко заявила, что не останется наедине с мужчиной, который ни во что не ставит собственную жену, но, не получив поддержки девушек, присмирела и задумалась. Станниса это порадовало: истерики вредны и для нее, и для их ребенка. — Боишься — чего? Что из тебя выскочит грамкин? Напрасно: они только на Севере водятся, — неуклюже и мрачно пошутил Станнис, на что Линесса недовольно поджала губы. — Не смешно! Речь идет о нашем с тобой сыне! Как ты можешь шутить об этом?! — Откуда ты знаешь, что будет сын? — Мне нужен сын, — упрямо завила Линесса. — Королева родила сына, значит, и я должна. А еще лучше — двоих сыновей! Тогда никто не посмеет сказать, что Серсея Линнистер лучше меня. — Не слышал, чтобы кто-нибудь такое говорил, — фыркнул Станнис. — Зато я слышала! Но я подарю тебе сына, вот увидишь! — Подари мне покой, которого я лишился, женившись на тебе. — Вздор! Я ждала тебя, как и полагало хорошей жене, а ведь могла поехать в Королевскую гавань, чтобы потребовать у короля справедливости. Уж его милость заставил бы тебя почтительно относиться ко мне. — Да, чужие жены волновали Роберта куда больше собственной, — Станнис внес уронившую голову ему на плечо Линессу в горницу, где за столом, склонившись над книгой, дремал Ауран Уотерс. Заслышав шаги, он с трудом оторвал голову от примятых щекой страниц; мальчик сонно моргал, глядя на Станниса, но не узнавая его. Баратеон пронес Линессу мимо него в опочивальню и уложил на кровать; жена вцепилась ему в руку, не желая отпускать. — Ты только приехал, а уже бежишь от меня! — упрекнула Линесса, надув губы. — Мы так долго не виделись, а ты уже норовишь оставить жену! — Мне нужен отдых с дороги. Да и тебе не мешало бы отдохнуть. — Не хочу отдыхать! Лучше расскажи мне, что интересного случилось без меня при дворе. — Позже. Обещаю, я расскажу тебе обо всем позже, — Станнис неловко погладил живот жены; пылкие признания, столь любимые женщинами, были совершенно не в его духе, но даже от этой неуверенной скупой ласки Линесса прикрыла глаза, мечтательно улыбаясь, и накрыла его пальцы своими мягкими надушенными ладонями. — Хорошо, что вы приехали, милорд. Рядом с вами мне гораздо спокойнее. — Я тоже рад, что приехал. Иначе без меня вы бы натворили еще больше глупостей. Линесса задохнулась от возмущения, но Станнис покинул опочивальню раньше, чем его леди-жена сумела подобрать слова; он, размашисто шагая, вышел из покоев жены, не слушая лепета Аурана Уотерса. Благостное настроение Линессы могло испортиться раньше, чем он переступит порог горницы, посему он решил приставить к ней стражу и переговорить с ее септой и подругами. Незамужние Дженнис и Эллин не могли тягаться с леди Драконьего камня, которая и до брака с Баратеоном была довольно спесивой, а септе Ализанде не хватало сил управиться со всеми троими одновременно, как и старому Крессену. Будь жива леди Кассана, она бы быстро нашла управу на Линессу, но море поглотило корабль вместе с их родителями на глазах у Роберта и Станниса, и помочь Линессе с ребенком было некому. Возможно, стоило пригласить ее сестер на Драконий камень, у некоторых из них уже есть дети и опыта у них не меньше, чем у Рилинды Веларион. Тем же вечером Станнис написал в Старомест и в Зеленую скалу, родственникам леди Кассаны; компания респектабельных леди должна хорошо повлиять на Линессу. Давно нужно было это сделать; каждая из этих дам стоила десятерых таких, как Рилинда Веларион. Станнис хотел навестить жену перед сном, но леди Эллин сказала, что Линесса настолько сильно утомилась за день, что уснула сразу же после ужина. К ней приставили троих служанок и повитуху в случае, если вдруг начнутся роды. Станнис планировал оставаться на Драконьем камне первые полгода жизни своего ребенка; в присутствии мужа Линесса не осмелится шибко чудить. Жена утверждала, что носит сына, но в ней говорило желание потягаться с Серсеей; вполне могла родиться и девочка. Станнис не собирался изводить себя сомнениями до рождения ребенка: кто родится, тот и родится. В отличие от супруги, Станнис долго не мог уснуть, хотя полагал, что в сотнях лиг от Королевской гавани и Ланнистеров ему будет куда спокойнее; видимо, на нем сказывались тяжелый путь и стычка с беременной женой. Линесса повела себя просто возмутительно: вместо того, чтобы встретить мужа, как полагает, она бросалась упреками и обвинениями. Редкий мужчина стал бы терпеть такое; если бы не дитя, которого она носила, Станнис обошелся бы с ней сурово — он глава семьи, и не позволит женщине верховодить. Возможно, после рождения ребенка Линесса станет спокойнее и начнет себя вести, как полагает доброй жене и хозяйке замка, но Станнис подозревал, что это все пустые надежды, и никуда не денутся линессины замашки королевы. Баратеон мог бы выбрать девушку куда более простую и скромную, пусть и не такую красивую; леди Селиса Флорент вполне могла бы стать достойной леди Баратеон, а ее семья была бы вне себя от радости породниться с лордом Драконьего камня, но все же Станнис был мужчиной, а какой мужчина взглянет на леди Селису, когда ему предлагают Линессу Хайтауэр? Но что толку теперь об этом думать? Скоро Линесса подарит ему сына или дочь, а леди Селиса, если верить сплетням, собиралась принять обеты септы; если она не нашла счастья в мирской жизни, то, может, найдет его в служении богам, подумал Станнис отстраненно прежде, чем его все-таки сморило. Баратеону показалось, что он спал не больше минуты, когда за плечо его ухватило что-то маленькое и цепкое, как воронья лапка, и принялось тормошить, одновременно шепча ему в ухо: — Милорд… милорд, проснитесь, милорд! Милорд, леди Линесса просит вас к себе!.. — Какого Неведомого?!.. — прохрипел Баратеон, грузно приподнимаясь на локте; с трудом разлепив отяжелевшие спросонья веки, он тут же зажмурился: тусклый свет фонаря больно жег глаза. Рядом с ним маячили тени, шаркали чьи-то шаги; маленькая рука продолжала дергать Станниса за рукав сорочки, и, как только глаза его малость привыкли к свету, Баратеон увидел стоящего у его постели Аурана Уотерса: мальчик обезьянкой цеплялся за руку Станниса и смотрел на него круглыми, словно плошки глазами. За ним переминались с ноги на ногу несколько стражников и пухлощекая горничная Линессы. — Милорд, там миледи…- Ауран натужно сглотнул. — Миледи кричит и рожает! — Видимо, на радостях от вашего приезда ребеночек на свет и запросился, — слащаво подхватила горничная, заботливо обнимая Аурана за плечи, — вы уж не серчайте, что с постели вас подняли, но мейстер велел, сказал, что вы захотите своего малыша на руки взять. — И миледи кричала, — повторил мальчик, очевидно, перепуганный воплями рожавшей женщины; на какой-то миг Станнис разозлился: роды — женское занятие, чем он мог помочь Линессе? При ней целый штат слуг, опытный мейстер и ватага повитух, так что там делать ее мужу? Однако, вспомнив, как боялась предстоящих родов Линесса, решил, что его присутствие там не помешает, может, даже успокоит его леди-жену; это ведь их первый ребенок. Со вздохом Станнис отбросил одеяло и спустил ноги с кровати; он успел только натянуть шерстяные бриджи и накинуть на плечи бархатный дублет, когда в его опочивальню ворвалась другая служанка Линессы, щуплая и востроносая, похожая на мышку: — Родила! Слава Семерым, м’леди родила, м’лорд! Новость сокрушила Станниса, словно удар боевого молота по голове; не успел он привыкнуть к тому, что жене вздумалось родить этой ночью, как он уже стал отцом! В теле родился странный трепет, кровь зудела в жилах, застучала набатом в ушах, но Баратеон ничего не сказал запыхавшейся служанке; обойдя девушку, он размашистым шагом вышел из опочивальни, собственные ноги казались тяжелыми, словно к ним привязали каменные плиты. Линесса, раз уж велела разбудить мужа, то могла бы и немного подождать, но как всегда сделала все по-своему. В дверях покоев Линессы Станнис столкнулся с горничной жены, несущей ворох окровавленных простыней; холод гадюкой вполз в сердце Станниса. Что, если страхи Линессы были не напрасны? Роды унесли жизни многих женщин, тем более, что начались на несколько недель раньше. Баратеон ворвался в опочивальню, еле дыша от давящей тесноты в груди; там служанки суетились вокруг лежащей на сбившейся постели леди Драконьего камня, мейстер Крессен мыл руки под теплой водой, которую лила ему на ладони одна из повитух. Дженнис и Эллин, растрепанные со сна, бледные, одетые в мятые домашние платья, уговаривал Линессу выпить что-то из чаши, но она только отмахивалась от подруг и тянулась к септе Алезанде, держащей на руках завернутого в пеленки ребенка. — Он здоров? Скажите, мой сын здоров?! — Ваше дитя в порядке, миледи, — сдержанно ответил Крессен, переглянувшись с повитухой; Станнису это не понравилось. Что это значит? Мейстер что-то не договаривает? Неужели с ребенком что-то случилось? — Дайте его мне, — потребовала Линесса, садясь на постели; ее кожа блестела от пота, покрасневшие глаза горели как у больной лихорадкой, пересохшие губы потрескались, волосы льнули к покрыты испариной щекам и лбу. К мужу она даже не повернулась, всем ее вниманием завладел ее первенец, к которому она тянула трясущиеся руки: — Дайте мне моего сына! — Вы слышали, что сказала ваша леди? — хрипло бросил Станнис, выводя из оцепенения странно притихших слуг; септа Алезанда, которую так непривычно было видеть без платка, с перекинутой через плечо смоляной косой, неуверенно шагнул к постели Линессы. Ребенок у нее на руках мяукал словно котенок. — В чем дело? — помертвев, прошептала Линесса. — С ним что-то не так, да? С моим сыном что-то не так?! Я знала! Я знала, что это случится, знала! — Миледи, вы подарили лорду Станнису здорового крепкого ребенка. Нет нужды убиваться, — утешающе пробормотал Крессен, но готовая разрыдаться женщина мотала головой, вцепившись в собственные волосы. Дженнис Бисбери и Эллин Кью, опешив, отошли от кровати Линессы, испуганно прижимаясь друг к другу. Мейстер поспешил к леди Баратеон, которую удерживали две горничные, но Линесса уже не билась в истерике: задыхаясь, она упала на подушки, закрыв лицо ладонями. — Леди Линесса, поберегите силы. Вы и без того очень ослаблены родами, а от переживаний может пропасть молоко. Это вредно как для вас, так и для вашей дочери. — Дочери? — недоуменно переспросила Линесса, отнимая руки от лица; взгляд ее, поначалу затравленный, словно у загнанной гончими лани, сделался удивленный, а потом потемнел от гнева. — Что еще за шутки, мейстер? Какая еще дочь? Я ждала сына. Мне нужен был сын! Я обещала моему лорду-мужу, что подарю ему наследника! — Вы еще молоды, миледи, и вполне способны рожать детей. Если Семеро будут добры, они еще пошлют вам сына. — Но я должна была родить сына сегодня! Именно об этом я просила их все эти месяцы! — заметалась на постели Линесса; ее ужас за ребенка сменился яростью, женщина оттолкнулась горничных и пантерой кинулась к мейстеру. — Это должен был быть мальчик! На что мне дочь?! Чтобы Серсея Ланнистер потешалась надо мной, потому что я оказалась не способна родить сына?! — Миледи, вы не справедливы к себе и своей дочери, — покачал головой мейстер Крессен, но Линесса, разъяренно взвизгнув, швырнула в него подушкой. Этого Станнис стерпеть не мог; подойдя к постели, на которой билась его леди-жена в ярости, придавшей ей силы, он оттеснил огорченного мейстера и перехватил руки Линессы за тонкие запястья. Леди Баратеон свирепо кинулась, но, встретившись глазами с мужем, обмякла, плаксиво сморщившись, и уткнулась лицом в его грудь. Плечи ее затряслись от бесслезных рыданий. — Ну, как же так?.. Почему? Почему у меня не мальчик? Почему королева родила сына, а я — нет?! — Так посчитали нужным боги, — благочестиво возвестила септа Алезанда, укачивая ребенка; Линесса горестно причитала, вжимаясь лбом в ключицы Станниса, пока Баратеон не отпрянул от нее, донельзя раздраженный. — Право, женщина, довольно! Хватит рыдать! Твой ребенок родился, и родился здоровым, а ты опять недовольна, Неведомый тебя побери! — Но я… я уже всем написала, что ношу сына! Матушка уверена, что рожу ей внука, Баратеона, будущего лорда Драконьего камня. — Не сомневаюсь, леди Хайтауэр сумеет справиться с разочарованием, — холодно заметил Станнис, — но это не только твой ребенок, но и мой. Раз родилась дочь, значит, так тому и быть! Поливая ее слезами, не вырастишь у нее член между ног. — Но… я же обещала тебе сына, — продолжала упрямо бормотать Линесса. — Значит, следующим будет сын. И достаточно лить слезы, женщина, стенаешь будто вдова, хотя я все еще жив. — Ты… ты правда не расстроен, что у нас дочь? — Линесса, наконец, овладев собой, прерывисто вздохнула и откинулась на подушки, утомленно прикрыв глаза. Лицо ее осунулось, голова безвольно запрокинулась, но горячечные пальцы вцепились в руку Станниса, не отпуская. Баратеон погладил раскаленную ладонь жены. — Я вполне доволен вами, миледи. И был бы доволен еще больше, если бы вы не принимались рыдать по поводу и без. — Леди Линессе нужно беречь силы, — тот час же вставил Крессен; девочка на руках у септы Алезанды устало притихла, но когда женщина наклонилась, позволяя Станнису заглянуть в личико ребенка, вновь запищала. Баратеон чуть отогнул край пеленки, что дочь встретила недовольным хныканьем и принялась молотить воздух кулачками, с самых первых мгновений своей жизни демонстрируя крутой нрав. Станнис криво улыбнулся, с трудом осознавая, что это крошечное беззащитное создание — его дочь. Как и всякий мужчина, он хотел сына, но разве возможно было остаться равнодушным к этой девчушке? Баратеон пристально рассматривал младенца, ища в ней черты себя или жены, но это было все равно, что искать у желудя сходства с дубом; возможно, когда девочка немного подрастет, станет ясно, на кого из родителей она похожа, но пока дочь демонстрировала истинно баратеоновский характер. Станнис усмехнулся, вспомнив тот день, когда на свет появился Ренли: брат точно так же вопил и брыкался, а взявшего его на руки лорда Стеффона ударил ножонкой в подбородок. Отца это тогда развеселило, Станнису же не виделось в том ничего смешного и трогательного, пока он не принял от септы Алезанды собственную дочь, которая тут же принялась ворочаться и кряхтеть, потешно морщась. Девочка казалась легче перышка; Станнис неумело укачивал ее, держа на сгибе руки под бдительным надзором септы. Окончательно успокоившаяся, разрумянившаяся Линесса слабо улыбалась, глядя на мужа и дочь. — Как мы ее назовем? Я была так уверена, что жду мальчика, что совсем не подумала об имени для дочки, — Линесса состроила виноватую рожицу, пока служанки заплетали ее волосы в косы, — я знаю, моя леди-матушка будет рада, если мы назовем дочку в ее честь… — Пусть и не надеется, — леди-свекровь, возможно, это оскорбит, но Станниса это не шибко трогало; они с женой и сами способны подобрать имя для девочки. Линесса, задумавшись, прижала пальцы к щекам. — Может, Эленея, как звали жену первого штормового короля? Я читала о ней, пока ждала возвращения моего лорда-мужа из столицы, — не преминула она уколоть Станниса, сурово наморщившего лоб. Мейстер Крессен с добродушной усмешкой закивал: — Да, миледи пристрастилась к чтению в ваше отсутствие, мой лорд. Именно в книгах леди Линесса нашла причину всех своих страхов — прочитав о несчастных женах Мейгора Жестокого, она отчего-то решила, что и ее детей ждет столь же горькая судьба. — Ах, не нужно, мейстер, — Линесса капризно передернула плечами, — всякая мать волнуется за своего ребенка. Я бы не пережила, если бы моя дочь родилась такой, как бедные дети Алис Харровей и Элинор Костейн! Я бы бросилась в море с крепостной стены, клянусь Семерыми! — Миледи, не говорите так, — строго промолвила септа Алезанда, — боги и так более, чем к щедры к вам, но ваши необдуманные слова могут вызвать их гнев. — Мне нравится имя Дейрисса, — заявила леди Эллин Кью, — как принцесса из песни! — Или Марис! Как Дева Марис! — подхватила Дженнис Бисбери. — Дочь Гарта Зеленорукого и жена короля Утора Хайтауэра. — Марис Баратеон… — медленно, нараспев произнесла Линесса, будто пробуя имя на вкус. — Разве не славно звучит, милорд? — Об этом можно подумать и утром, — Станнис осторожно передал дочь септе, подумав, что нужно будет сообщить о рождении леди Баратеон так же свекру и братьям. — Надеюсь, миледи озаботилась подготовить покои для ребенка? — Все давно готово, мой лорд, — угодливо поклонился растроганный Крессен, — жаль, что лорд Стеффон и леди Кассана не дожили до сего дня. Они были бы так рады узнать, что вы нашли свое счастье с леди Линессой… — А что милорд подарит мне на рождение дочери? — полюбопытствовала Линесса, кротко хлопая ресницами, чем возмутила септу. Черные, как ониксовые шарики, глаза Алезанды округлились, лицо вытянулось, однако она не стала упрекать леди Баратеон в присутствии ее супруга; Дженнис и Эллин лукаво захихикали, переглянувшись, мейстер Крессен добродушно улыбался, а Станнис только фыркнул, вопросительно изогнув брови. — А ты что же это, нуждаешься в чем-то? Рожать детей — твоя обязанность как моей жены. Я же не требую от тебя подарков за то, что веду себя, как полагает мужу. — А разве наша дочь — не самый лучший подарок? — надула губы Линесса. — Значит, ты вполне можешь довольствоваться и ею, — Станнис поднялся; расточительность была не в его характере, да и что он мог подарить женщине, у которой и так всего вдоволь? Сундуки ломились от тряпок и побрякушек, муж закрывал глаза на ее переписку с Рилиндой Веларион, позволил взять в дом Аурана Уотерса и намеревался повезти жену ко двору, как только их дочери исполнится год. Какие еще подарки ей понадобились? Очередной повод для хвастовства перед сестрами и подругами, не более. — Твои тщеславие и жадность чести тебе не делают. Уйми свои аппетиты, женщина. Ты стала матерью, а голова по-прежнему забита всякой ерундой. — Как скажете, милорд, — оскорбленно бросила Линесса, отворачиваясь, и служанки тот час же утешающе захлопотали вокруг нее; ее узкий взгляд сек Станниса, решившего еще раз подержать на руках их дочь, а когда он направился к выходу, едко поинтересовалась: — Хотя бы поцелуя на ночь я могу от вас дождаться или и этого слишком много для такой тщеславной жадины, как я? — Веди себя прилично, жена, — буркнул Станнис, неожиданно смутившись при мысли, что ему придется целовать Линессу на глазах ее горничных, Крессена, септы Алезанды, да еще и в присутствии Дженнис и Эллин. Да, они женаты, и сегодня родилась их дочь, но это вовсе не повод лобызаться при посторонних. Баратеон протяжно выдохнул, потирая шею; Линесса могла быть очаровательной и совершенно несносной, умело выводила его из себя, а уже в следующее мгновение могла ластиться котенком, как ни в чем не бывало; брак с ней был похож на попытку удержать каплю ртути на острие меча. Станнис не мог сказать, любил он ее или нет; его отец обожал леди Кассану, и их проявление чувств друг к другу иногда казалось Станнису почти неприличным. Сам он никогда не смог бы вести себя подобным образом со своей женой: лорду Драконьего камня это казалось чем-то нелепым и показушным, ведь то, что происходило между мужем и женой, и должно оставаться между ними, никого другого это не касается. А Линессе, кажется, всего было мало, хотя видят Семеро, Станнис старался ради нее. Все-таки он сам выбрал эту женщину себе в жены, и теперь они повязаны не только брачными обетами, но и их дочерью.