Сансара

Когда электрические разряды Скина Борика проходят сквозь него, и трещит кожа, и обугливаются даже зубы — Канда Юу сожалеет, что Рая не существует. И он не сможет встретиться там с ней, и с новым перерождением точно не успеет застать её в живых. ...Тело рассыпалось мельчайшей пылью вместе с Ковчегом, и он жалел лишь об одном: за отпущенные ему девять лет он так и не узнал ничего о ней. А, значит, данный ему Орденом шанс пропал зря. И как ему найти её потом, и будет ли он помнить о ней — последние мысли его перед тем, как исчезнуть окончательно. Окончательно, но не навсегда. ...Казалось, у него было полно возможностей найти её, возродившись вновь. Частей Невинности не так и много на этом свете, а синхронизированных за все сто лет — по пальцам пересчитать. Но Комуи, припёртый как-то к стенке, делал круглые глаза при словосочетании «Второй экзорцист», мямлил про «секретную информацию, доступа к которой у меня нет», и обещал помочь в меру своих возможностей. Так и помогает до сих пор. Канда живёт без неё вот уже девять лет. Нет, его воспоминания не потускнели со временем, они всегда казались то невероятно далёкими, словно прошли уже десятки лет (а так оно и было, как он понял из сбивчивых рассказов учёных других отделов, кто более-менее имел представление о проекте «Второй экзорцист»), то куда более реальными, чем его нынешняя жизнь. Любовь стала частью его самого. Любить её, стремиться к ней — это для него было так же естественно, как дышать, пить, есть, спать. Она везде — мелькает светлым силуэтом на фоне тёмных каменных стен — нежная акварель, обрисованная грубыми штрихами угля. И лотосы — расцветают, мерцая в полутьме коридоров Чёрного Ордена, и неизбежно вянут к ночи, оставляя его в бешенстве, что прошёл ещё один бесполезный день. Бесполезный, потому что ни на шаг не приблизил к ней. Ночами она снова приходит к нему, и они занимаются любовью до одури, бешено, остервенело — или осторожно, чувственно, долго. Он не помнит, была ли между ними близость в той, далёкой, прошлой жизни, но эта, воображаемая — слишком реальна. Нежный запах кожи, тёмные пятна сосков, влажные губы на его шее, невыносимая тянущая эрекция при одной лишь мысли о её улыбке... И пусть несносный Кролик удивляется потом неудачам на все попытки соблазнить Канду походом в ближайший бордель на совместной миссии, или пригласить в номер хорошеньких соседок по этажу, и подозревает его в любви совсем иного толка. Канда молчит — ниже его достоинства опровергать нелепые придумки юного Книжника. Канда терпит его ухмылки, весёлые перепалки со Стручком, хотя бессилен понять: как они могут веселиться, как могут жить, если у них тоже нет никого, даже отдалённо похожего на неё? Разум не обманешь — разум помнит свою смерть. Всё вокруг Канды ненастоящее, как и он сам. Всё недолговечно: чуть-чуть, и треснет, обнажая сквозь прорехи тёмное, страшное Ничто, из которого Канда возвращался уже дважды. Если это та самая Сансара — то как же страшно, как же невыносимо. Но он потерпит, он выдержит, он вынесет всё. И в этой бесконечной череде смертей и воскрешений когда-нибудь встретит её. Иначе получится, что все эти девять лет Канда жил впустую.