je t'aime

Paralyzed-NF «Грустная девочка с улыбкой на лице...» Наверное, описание о ней появилось где-то в начале старшей школы. Она всегда улыбалась на зло всем, пыталась выглядеть счастливой и идеальной для всех. Не выходило. Вечерами она пряталась в своей комнате, зарываясь с головой в тёплое одеяло (ведь только оно согревало этой холодной осенью), и плакала тихо-тихо, чтобы никто её не услышал. Так принято в этом веке: люди, что чаще всего шутят и смеются, ночами хотят умереть. В этом веке многое уже выглядит «нормально». Однополые пары — это нормально. Ведёшь половую жизнь с подросткового возраста, пьёшь, куришь, материшься — это нормально. В нашем веке так принято. Все спешат назвать кого-то любимым и бросаются громким «я тебя люблю». Это смешит. Вы знакомы с человеком меньше месяца, общаетесь, и он вам приятен внешне, общением. Как жаль, что это всего лишь «влюблёность». Для нас нормально ревновать, хотя это признак недоверия. В наше время порой и измены прощают, потому что любят… А это не любовь, просто привычка. Ты привык, что с утра место рядом всегда занято, а дома всегда кто-то ждёт. Привык к поцелуям и теплу рядом, а это чёртова привычка. Она всегда была приемлемой дочерью и пыталась быть хорошей ученицей, да не выходило, но она пыталась. На усмешки и унижения одноклассников она просто улыбалась и твердила: «На дураков не обижаются». Сердце колотилось бешено, руки тряслись, и голос дрожал, но она улыбалась, а окружающие всегда замечали скопившуюся в уголках глаз влагу. Она срывалась дома на родных,(не всегда же все держать в себе). Многие твердили на прямую: «Ты меня бесишь и всегда бесила!» Она улыбаясь говорила тихое «прости» и уходила в закат. Она — это апельсиновый сок, длинные волосы, чёрные джинсы с дырками на коленях. Это затертые книжки «Гарри Поттера», и тёплый чай с шоколадным печеньем. Марафон грустных сериалов от Netflix, и стенка в кумирах. Это грустные песни, холодная осень, и застывшие на щеках дорожки слез. Минхо — это чёрные джинсы с цепями, большие толстовки, смольные, неаккуратно уложенные волосы, скейт и граффити на стенах новых домов. Минхо — это чёрный юмор и пыльное пианино актового зала, старые чёрные конверсы, какие-то записи и рисунки в старом блокноте. Минхо — это молчание и посиделки на крыше. Избитые костяшки, всегда холодные руки, искусанные губы и разбитые коленки. Они — это безумие всей вселенной. Два тихих мышонка против всего мира. Минхо берёт за руку не сразу. Так аккуратно, чтоб не спугнуть, и улыбается, переплетая пальцы. Они тянут время как жвачку, долго-долго, наслаждаясь моментом, и, двигаясь неспеша. Через пару дней они опаздывают домой, оправдываясь мелочами, потому что это безумие не объяснить. Они проводят вечера на заброшенной пятиэтажке с бутылками дешёвых энергетиков и пачкой вредных чипсов. Они провожают закат и встречают рассвет на той же крыше, где увиделись впервые. Холодным ноябрём Минхо целует её в красную от мороза щеку, неловко мешкается на месте и, быстро попрощавшись, уходит. — Чан-хён, сколько времени нужно, чтобы полюбить? — Ли спрашивает это неожиданно в один из вечеров на спортивной площадке. Бан садится на скамейку, поставив ноги на старый скейт, и, спрятав замёрзшие руки в карман старой кожанки. — Она? — Я не уверен, но меня тянет. Будто я прикован к ней, и отпускать она меня не хочет, — младший садится рядом и смотрит на уходящее солнце. — Ты когда-нибудь любил? — Любил, — а в голове образ той маленькой девочки, что за тысячи километров от него, которая сейчас так крепко сжимает в объятьях мягкую игрушку. — И люблю. Старший улыбается своим мыслям, вспоминая ту яркую улыбку, что она ему дарила, те короткие волосы, пахнущие всегда клубничным шампунем, и открытые ключицы, которые он всегда любил кусать. Он всё ещё любит. Минхо поздно вечером зовёт её на прежнее место: встретить очередной рассвет и насладиться ранними утренними заморозками. Он сразу окутывает её хрупкое тело в тёплый плед, получая в ответ тихое «спасибо». Садится рядом с ней, переплетая пальцы, неловко улыбается, переводя взгляд на восходящее солнце. На часах пять сорок утра, сегодня важная контрольная по химии, и Минхо решается. — Посмотри на меня, — он говорит тихо. Кажется, он сам себя даже не услышал. Ли большими пальцами проводит по замерзшим щекам и приближается. — Можно? — спрашивает он у самых губ и ответа не ждёт, подаётся вперёд, еле касаясь чужих губ. Привкус выпитого недавно апельсинового сока с дешёвым энергетиком. Он касается ее губ медленно, еле-еле, боясь причинить боль. — Я не знаю что это, но, кажется, я по уши влюблён в тебя.