Сад отравленных грёз

— Где я? Всего мгновение назад она была на кухне — успокаивала заблудившуюся в лесу старушку, сумевшую, к счастью, набрести на скромную хижину семи братьев, — а теперь оказалась здесь. Всё, что она могла видеть — это десятки почерневших безжизненных яблонь, которые, точно по волшебству, продолжали плодоносить, и их плоды, тёмными всполохами багровеющие на сухих ветвях и застилающем землю снегу. Лишь багровый, белый и чёрный. На многие вёрсты вокруг. — Здесь есть кто-нибудь?! Пожалуйста, отзовитесь! — руки начали холодеть, но она почти точно знала, что виной тому отнюдь не стылый воздух. — Здесь есть я. Он появился перед ней так неожиданно, словно его принёс ветер, пробежавший меж безлистных ветвей мгновением ранее. Она вздрогнула, но секундный страх тут же сменился радостью, и глаза с надеждой впились в мужчину, который обязательно должен был помочь. Однако, чем дольше она смотрела на незнакомца, тем больше убеждалась, что помощь требуется не ей. Слишком бледный, облачённый в чёрный камзол и светлую рубашку с красным поясом, мужчина удивительно органично вливался в трёхцветный контраст мрачного зимнего сада. И даже выбивающиеся из палитры синие лацканы, делавшие залёгшие под его глазами тени как будто насыщеннее, лишь способствовали этому. Незнакомец выглядел изможденным, даже больным. Он был словно одной из зачахших яблонь, принявшей человеческий облик. — Кто вы? — Я? — по его губам скользнула мягкая улыбка, и он склонил голову в легком поклоне. — Я всего лишь скромный хозяин яблоневого сада, в который иногда забредают путники, ступившие не на те тропы. — Путники? — его слова были точно дымкой тумана, стелющегося у корней. — Всё верно. И сегодня путницей, посетившей мой дивный сад, — он повернулся к тоненькому деревцу и с нежностью провел рукой по тёмному плоду, — стала ты. Однако мне верится, что наша встреча не была лишь волею случая: она предрешена свыше! В конце концов, рано или поздно кто-нибудь обязательно направил бы тебя по тропе, ведущей сюда. Ведь ты, — он перевёл взгляд на её лицо, и тень жадности промелькнула в его глазах, — так прекрасна! — Я не понимаю, — в любом другом случае тон и слова мужчины ужасно смутили бы её, но сейчас она совсем не обратила на них внимания, отчаянно пытаясь совладать с нарастающей тревогой. — Я ведь никуда не выходила, была в доме вместе со старушкой и… — О, так ты не помнишь? — удивление отразилось на его лице. Впрочем, ненадолго. — Ну ничего. Ведь главное, что ты здесь. Со мной. А как ты сюда попала — уже не так значимо. — И всё же! — она совсем растерялась и оттого начала тараторить. — То есть, это же необычно: находиться в одном месте, а в следующее мгновение оказаться в совершенно другом! А ещё… я хочу сказать, что сейчас конец весны, а здесь повсюду лежит снег! Как будто в один миг миновали лето и осень! — произнесла и резко замолчала, испугавшись своих же слов. Возможно ли, что она действительно что-то забыла, и это забвение продлилось почти полгода? — Ох, Всемилостивый, мне нужно скорее поспешить обратно! Весельчак, Ворчун и остальные должно быть из-за меня потеряли всякий покой! — Ты так спешишь покинуть мой сад, — вкрадчивый голос остановил её едва начавшиеся метания в поисках дороги, — хотя только пришла сюда. Признаюсь, это весьма огорчает, тем более, что гости в моих краях — настоящая редкость. Она тут же устыдилась своего порыва. В самом деле, совершенно неподобающее поведение. «Он ведь в этом саду совсем один. Ему должно быть ужасно одиноко, да и здоровье его явно не в порядке!» — грустные мысли наполнили её сердце жалостью. Разве в такой ситуации могла она оставить его? — Простите, сама не знаю, что на меня нашло. Думаю, вы правы, я вполне могу ненадолго остаться и воспользоваться вашим гостеприимством. — Я счастлив слышать это, моя дорогая! — он предложил ей свой локоть и, дождавшись, когда она вложит руку, повёл по видимой только ему тропинке. — Тебе не стоит беспокоиться: ход времени остался верен себе, и сейчас всё ещё весна. Но видишь ли, мои яблони начинают плодоносить лишь тогда, когда вокруг ничего уже не растёт. И потому стыль и наледь, промораживающие почву до самых глубин, для них — дорогие сестрицы. Независимо от времени года, они всегда пребывают здесь и любовно оберегают каждую яблоню. Всё ради того, чтобы узреть красоту их плодов. — Какие удивительные растения! — эта история дала ответы далеко не на все вопросы, роившиеся в её голове, и по сути являлась лишь костью, брошенной с праздничного стола псу вместо сочного окорочка. Но она была рада даже этой кости и, получив её, почувствовала, как тёплые волны спокойствия начали медленно растекаться по телу. — Призвали себе на помощь даже стужу! — Так и есть. Заполучив чьё-либо внимание, они желают владеть им безраздельно и оттого совершенно не терпят соперников, — пара свернула влево и направилась вглубь сада. — Должен признать, в этом мы с ними похожи. Он подвел её к яблоне — крупнейшей из тех, что ей довелось здесь видеть, — и она отчего-то точно знала, что сейчас находится в самом центре владений этого таинственного незнакомца. — Но к чему все эти слова?! Пришло время оценить сокровище моего сада лично, — он поднял руку и сорвал с крючковатой ветки бордовый плод. — Ну же, возьми, моя дорогая. Съешь яблочко. «Вот, возьми, Белоснежка, съешь яблочко…» Она удивилась тому, как знакомо прозвучало это предложение. Словно уже слышала его… в далеком, давно забытом сне. «Совершенно невежливо заставлять себя ждать», — промелькнуло в её голове, и она тут же поспешила взять протянутое ей яблоко. — Уверяю тебя, ты не пожалеешь. Спелое, гладкое, без единого изъяна — оно было точно с картинки. Такое красивое и удивительно аппетитное. Она кивнула мужчине и, впившись в яблоко, уже не могла видеть ни того, как стекающий сок окрашивает её губы и подбородок в кровавый цвет, ни появившуюся на его лице удовлетворенную улыбку…

***

Её губы еще никогда не были такими бледными. Фарфоровая кожа теперь имела землистый оттенок, и даже чёрные волосы как будто потускнели. Но ведь так и должно быть. Смерть всегда забирает у жизни самые яркие её краски. Забирает жадно, отчаянно желая придать своему мраку иной цвет. И не понимает, что гниль её поступков ничто не сможет сделать светлее. Однако даже так Белоснежка оставалась самым прекрасным, самым чистым существом, которое когда-либо встречали гномы. И оттого они, задыхаясь от невиданной ранее печали, решили похоронить её так, как в этом мире не хоронили даже самых великих королей. Решили… но не смогли. Простак ничего не хотел слышать про похороны. Когда речь об этом зашла в первый раз, он бросился в слезах на пол и стал умолять не закапывать Белоснежку. — Как вы можете! Она же совсем не умерла — она просто спит! Пусть всего мгновение, но он видел — видел! — как глаза Белоснежки трепетали под закрытыми веками, словно ей снился тревожный сон. И гномы согласились с ним. Потому что согласиться с наивными выдумками глупышки Простака было легче, чем принять кончину девушки, так быстро ставшей частью их маленького уединенного мирка. Всё верно. Это не смерть. Это лишь сон, длиной в несколько жизней. И тогда они создали для неё ложе из лучшего горного хрусталя, поместили его под сенью ветвистых дубов и обложили душистыми полевыми цветами. Теперь Белоснежка спала там. А гномы приходили к ней каждый день и, слушая, как плачущий Простак просит её наконец проснуться, думали о том, что, вероятно, сами находятся во сне. Ведь разве может она лежать здесь? Не хлопотать по дому? Не напевать под нос детские песни? Вся эта картина была нереальной. Чужеродной. Словно вырванным изображением из книги со страшными сказками. И, пожалуй, Умник — голос разума которого часто оказывался громче голоса сердца — стал первым, кто по-настоящему осознал всё происходящее. Белоснежка не проснется. Она останется на этой поляне — навеки безмолвная и неподвижная. И больше никогда не закружится по их дому в незатейливом танце…

***

Они вальсировали по прогалине, затаившейся меж яблонь — так быстро, так легко, — что она была уверена: это не танец — это самый настоящий полёт! И ни на одном королевском балу в мире не найдется пары, которая танцевала бы лучше, чем она и этот мужчина! Сколько они уже так танцуют? Кажется, целую жизнь. Тогда… как долго она находится в этом саду? Немного замедлившись, она попыталась найти ответ, но нужные мысли ускользали от неё подобно струящемуся песку. Ну и пусть. Разве она куда-то спешит? Определённо, нет. Да и можно ли в здравом уме желать покинуть столь прекрасный сад? Она вновь расслабилась и подняла взгляд на хозяина этих земель. Лёгкая улыбка исказила его бескровные губы, и он крепче сжал её маленькую кисть своими пальцами. Ей не доводилось танцевать с мужчинами раньше, и потому ощущения, которые вызывал в ней этот вальс — с ним, — были особенно остры. Она чувствовала радость, лёгкий щекочущий страх и прохладу его ладоней. И чувство это было восхитительным! «Вести себя столь фривольно с незнакомым мужчиной — недостойное поведение для леди», — впрочем, мысль, являющаяся плодом десятка прочитанных в детстве книг о светских манерах, быстро покинула её голову. Какой же он «незнакомый мужчина»? Он владелец этого яблоневого сада. Он чудесный танцор. Он… Да, она не знает его имени. Ну и что с того? — Имена, титулы, происхождение — всё это не имеет значения, моя дорогая, — так он ответил ей, когда она решила, что им пора друг другу представиться. — Словно клейма, они называют нас, но не называют того, кем мы являемся. Тогда какой же в них смысл? Будь выше этого — откажись от них. Оставь в прошлом. Важно лишь то, что есть сейчас. «Верно! Я выше этого!» — пара сделала очередной поворот. — «Его мысли такие глубокие! Уверена, это и есть настоящая мудрость!» — про себя продолжала восхищаться она, совершенно забыв, как в тот день, не имея возможности назвать своё имя, ощутила неприятное удивление и… обиду. Как будто часть того, кем она была всю свою жизнь, отобрали и полностью обезличили. — Танцевать с тобой — поистине величайшее из наслаждений, — он плавно остановился, осторожно придержав её, — но, боюсь, если мы продолжим, то я уже не смогу от него отказаться и тебе придется вальсировать со мной целую вечность. — Ох, это было бы совсем некстати, — её щеки вспыхнули, и она никак не могла понять отчего. То ли из-за вальса, то ли из-за смущения, вызванного откровенным открытым взглядом, то ли из-за восторга от того, что происходящее нравится ему так же, как и ей. — Ведь помимо вальса существует так много замечательных танцев! — О, я понял тебя, моя дорогая, — по блеску его глаз было видно, что он остался доволен вульгарным игривым подтекстом её слов. — Но, думаю, нам всё же пора ненадолго прерваться. Танцы должны приносить удовольствие, а продолжение сейчас сулит лишь усталость твоим чудесным ножкам. Она опустила глаза, думая о том, что её ноги совсем не устали, и с удивлением обнаружила, что жёлтые туфли, имевшие ранее опрятный вид, промокли и порвались. В области мизинцев и косточек больших пальцев ткань окрасилась в алый, а с поврежденных пяток медленно стекали капли крови. — Посмотри, — он подошёл к ней со спины и наклонился к самому её уху, — каким красивым ты сделала этот снег! Разве не восхитительно? Снег, ставший свидетелем их танца, и правда был сплошь покрыт грязно-бурыми разводами. И это открытие поразило её. — Надо же, — она вновь вернулась к осмотру своих истерзанных ног, — а я даже не заметила. — О, моя дорогая, не уверен, что заслужил столь лестный комплимент… Но она уже не слышала его. В танце с этим мужчиной все её мысли — вся она сама — были столь высоко, столь далеко, что она стерла ноги в кровь… и даже не почувствовала этого. Непонимание и страх охватили её сердце. «Разве это нормально? Разве может человек настолько потерять себя?» И стоило этой мысли окончательно оформиться, как от поврежденных ступней волной раскатилась боль, а чьи-то руки, всё это время как будто удерживающие её на илистом дне, отпустили. И она, наконец, выбралась на поверхность. «Что… Почему я всё ещё здесь?!» Мороз липкой змеёй пополз вдоль её позвоночника, а в голове с каждой секундой рождалось всё больше вопросов. Например, зачем она танцует с этим мужчиной? И с какой стати позволяет ему столь многое? Ещё в начале их знакомства она поняла, что он отнюдь не галантный кавалер, каким показался на первый взгляд. Его фамильярность. Излишне пристальные взгляды. Странные суждения. Вызывающие прикосновения. Всё это отталкивало и пугало её. Он пугал её. Так почему же она до сих пор находится в его обществе? «Неужели всему и правда виной красота этого сада?» Она медленно обвела взглядом деревья. Изуродованные болезнью и собственным тщеславием яблони бок о бок со стужей, оставшейся ради того, чтобы убивать всё живое по их прихоти — вот вся суть этой красоты. Так ли выглядит райский сад, с коим мужчина любил сравнивать свои владения? Она была уверена, что совершенно не так. «Здесь нет жизни и более никогда не будет. Господь давно оставил это место». И почему она не замечала этого раньше? Так или иначе, раздумья следует отложить на потом. Она не может задерживаться здесь ещё дольше. Ведь там — в маленьком домике в чаще леса — её ждут. — Что-то случилось, моя дорогая? Тебе нехорошо? — Я… — и снова этот пронзительный взгляд чёрных глаз. — Всё в порядке, не беспокойтесь. Однако, вынуждена сообщить, что мне пора возвращаться. Я слишком задержалась у вас. — Вот как, — выражение его лица осталось таким же благодушным, и это успокоило её. — В таком случае мне остаётся лишь проводить тебя к выходу. Но перед этим, — он подошёл к ближайшему дереву и резким движением сорвал яблоко, — следует набраться сил, ведь впереди у тебя долгий путь. Она была с ним согласна: перед дорогой стоило поесть. Здешние места ей совершенно не знакомы, и потому она не знала, как скоро сможет найти какую-либо еду. — Благодарю вас. Забрав яблоко, она, желая отправиться в путь как можно скорее, быстро откусила его, и… каким же чудесным оно оказалось! Просто невероятно! Багровый, точно кровь убитого животного, сок наполнил рот, неся с собой восхитительную сладость. И ей невозможно было напиться — хотелось ещё и ещё. Но ведь алчность не порок, верно? Она с жадностью начала кусать плод, и каждый последующий кусок сочной мякоти вёл лишь к одной мысли: это не яблоко — это амброзия, уносящая прочь от земных тревог прямо к богам, для которых и была создана. Неведомый ранее покой наполнил её сознание, и она поняла: если и существует Рай на Земле, то вот он — ключ от его врат. — Так о чем ты говорила, моя дорогая? — Я? — в душе царила опьяняющая лёгкость, и оттого было сложно собраться. Но он не торопил с ответом, вероятно чувствуя её одухотворённое состояние. «Ах, какой же он чуткий!» — думалось ей. — «И разве может быть столько достоинств в одном человеке?» — Кажется, я говорила о том, какие чудные яблоки растут в этом саду и какой замечательный у них владелец! — В таком случае, миледи, не согласитесь ли вы на прогулку с этим владельцем, чтобы он смог продемонстрировать всю свою «замечательность» в полной мере? — сказав это, мужчина взмахнул рукой и склонился в шутливом поклоне. Увиденное было настолько забавным, что она тут же рассмеялась и сама присела в дурашливом реверансе. И в этот миг ей казалось, что сердце её вот-вот разорвётся от счастья…

***

Такой печали принц не испытывал даже на похоронах своей матери. Всё на этой лесной поляне было сплошь пропитано скорбью, и, казалось, она гранитной плитой давит на плечи гномов, делая их ещё ниже. Он тоже скорбел. Но даже разделив с гномами эту ношу, не сделал её легче. Она прижала его к земле точно так же, как и их. Почему всё сложилось именно так? На протяжении двух месяцев принц искал её в соседних городах. Заезжал в сёла, спрашивал в монастырях. А когда сделал практически невозможное: нашёл в самой чаще непроходимого леса, — оказалось слишком поздно. Да, он не знал её лично. Но отчаянно желал этого. Желал повлиять на её тяжёлую судьбу. Принц видел её лишь раз — в замке союзного королевства — такую маленькую и красивую. Девушка мыла каменные ступени, а когда он окликнул её, сбежала, вероятно, испугавшись его. Это не было любовью с первого взгляда. Но вызванного интереса оказалось достаточно, чтобы принц пожелал разузнать о служанке больше. Только девушка оказалась не служанкой. Белоснежка. Дочь почившего короля и жертва козней собственной мачехи, узурпировавшей трон. Захват власти не был для женщины проблемой, ведь законный наследник уже как четыре года покоился в царской усыпальнице. Получив желаемое, новая королева не стала считаться ни с падчерицей, ни с её благородным происхождением, и просто низвела девушку до ранга черни. Подобные сведения всегда держатся в тайне. Но принц знал, к кому обратиться. Никто не располагает большей информацией, чем слуги. Принц посчитал своим долгом забрать Белоснежку из этого ужасного места и предоставить условия, которые она заслуживает по праву рождения. Но когда он за ней приехал, выяснилось, что принцесса пропала без вести. Тогда, оставив при дворе своих людей, принц отправился на поиски. Он чувствовал свою ответственность за Белоснежку, переживал о её благополучии и мыслями всегда возвращался в момент их встречи — приукрашивая, дорисовывая детали и воображая, что могла бы сказать ему принцесса, если бы осмелилась завести беседу. И образ Белоснежки в его мечтах был столь волнителен, что невозможно было в него не влюбиться. А теперь принц стоял напротив её гроба, чувствуя себя разбитым и… обманутым. Белоснежка так долго жила в его мыслях. Он искренне желал прервать череду несчастий, из которых состояла её жизнь, с упоением представлял, как станет для неё героем. Но не успел. Череду несчастий вместо принца прервала смерть. Удивительно, как на долю одной хрупкой девушки могло выпасть столько страданий. Принц подошёл ближе, желая в последний раз взглянуть на её красивое лицо. Сложно поверить, что душа принцессы предстала перед Богом — ей едва исполнилось шестнадцать лет. Вокруг гроба лежало множество цветов, но самым прекрасным из них всё равно была Белоснежка, одетая в чудесное жёлто-синее платье…

***

— Знаешь, это платье совершенно тебе не к лицу. Они сидели у одной из яблонь прямо на холодном снегу, но она не обращала на это никакого внимания и просто наслаждалась тем, что находится в его объятьях. — Оно вам не по душе? — вопрос прозвучал тихо и неуверенно. Факт того, что её вид чем-то не угодил ему, сильно расстраивал. Ведь ей так хотелось нравиться этому мужчине. — Скажи, каким тебе видится мой сад? Она осмотрелась. Искристый снег, тёмные, словно замершие в таинственном танце деревья, рубиновые яблоки. Бесспорно… — Он чудесен! — Именно. И ты ему под стать, — подавшись вперёд, он медленно провёл пальцами по её щеке и, задержавшись на подбородке, аккуратно приподнял лицо. — Белоснежная кожа. Волосы цвета вороного крыла. Алые губы. Ты будто живое воплощение моего сада: каждая его часть отражена в тебе. И сочетание этих частей в своей гармонии дарует миру нечто поистине прекрасное, — его взгляд скользнул с её лица вниз. — Твой наряд же, к моему неудовольствию, нарушает данную гармонию. Он, — мужчина на миг задумался, подбирая слова, — не в меру пёстрый. Она огляделась вновь. И правда, в этом практически бесцветном месте её жёлто-синее платье очень сильно выделялось. В нём она выглядела слишком яркой. В нём она выглядела слишком живой. «В самом деле, какая нелепость!» — подумала она, чувствуя горькую досаду. — «Совершенно безвкусная вещь!» — Боюсь, — слёзы собрались в уголках глаз, — у меня нет другого платья. Мне так жаль! — О, я совсем расстроил тебя, моя дорогая. Должно быть, я был излишне груб. Не принимай мои слова близко к сердцу, — его рука успокаивающе погладила её по спине. — Истинную красоту ничем не скроешь, а потому ты была бы прекрасна даже в рваном тряпье. Он сказал это так уверенно, что она сразу же поверила ему. Но всё равно не смогла не заметить неприязни в быстром взгляде, брошенном на её наряд. — Ну же, полно печалиться. Давай вернёмся к нашей беседе. Ты хотела рассказать о своём брате. — Верно, но и эта история совсем не весёлая. — И всё же. Из всей своей семьи ты упоминала лишь о нём. Вероятно, твой брат очень дорог тебе. Я просто жажду узнать о нём больше. — Раз вы хотите, — она прижалась к нему поплотнее, не осмелившись признаться в том, что образы родных — как и многое другое — отчего-то давно заплыли мороком, и лишь воспоминания о старшем брате остались ясны, как и прежде. — Он был непоседливым, но невероятно сообразительным. А еще очень добрым: всегда помогал мне и заступался, если я провинилась. Нам вдвоём было так весело, всё свободное время мы проводили вместе! Но, — её плечи поникли, — в свою пятнадцатую осень он покинул меня. Его отравили прямо на пиру в честь свадьбы нашего отца. — Вот как? Любопытно. — К сожалению, убийцу так и не смогли отыскать. С той поры я каждый вечер прошу Всевышнего смилостивиться и принять к себе душу моего несчастного брата. — Зачем же? Твоя семья не похоронила его? — Нет-нет, всё было сделано как должно, но… после похорон няня рассказала мне, что душа отравленного навеки остаётся пьяна ядом. Руки её трясутся, и потому она никак не может попасть в замочную скважину ключом, выданным ей апостолом Петром. Душа обречена вечно искать покой, но никогда его не найдёт. Громкий смех раскатистым громом разнёсся над садом. — Просто восхитительно! Признаюсь, давно я так не веселился, — мужчина продолжал смеяться и всё никак не мог остановиться. — Ну-ну, что за строгий взгляд? Мой смех вызван лишь тем, что слова твоей достопочтенной няни — полный вздор, моя дорогая. — Но об этом ей поведал пилигрим, державший путь из Града Давида! — И потому ты посчитала эти суждения правдивыми? Поверь, очень многое из того, что говорят ваши паломники, давно следовало бы придать сомнению. — Неужели вы хотите сказать, что на самом деле влиянию яда душа неподвластна? — Всё не так просто. Видишь ли, чтобы отравить тело, достаточно всего несколько мгновений. Но чтобы добраться до души, — он нежно погладил её по волосам, — времени требуется значительно больше. Медленно и методично добавлять яд в самое сердце, до тех пор, пока очередная капля, оказывающаяся вдруг последней, не обратит стремление к свету в прах — только так можно украсть душу у Создателя и сделать её своей. Это весьма кропотливая работа, моя дорогая. — Откуда вы столько об этом знаете? — О, я много о чём знаю. А ещё я знаю, что тебе более не следует молиться о брате. Будь уверена, этот упрямец давно обрёл свой покой. — Вы говорите так, словно были знакомы с ним. — Так и есть. И после твоего рассказа я окончательно в этом убедился. Высокий, кудрявый, голубоглазый. Когда-то давно он, как и ты, забрёл в мой сад, — тень недовольства скользнула по его лицу. — Мальчишка и правда был крайне непоседлив… и совершенно не любил яблоки. — Это так на него похоже, — у неё не возникло вопросов о том, как брат мог оказаться здесь или как хозяин сада сумел узнать его по столь скромному описанию. Все мысли из головы были вытеснены лишь одной: она снова провинилась. Ведь это её брат доставил столько хлопот. — Мне ужасно стыдно! Может я смогу как-нибудь загладить его вину? — Ты несомненно могла бы, — его лицо приняло скучающий вид, и она почувствовала, что вот-вот разрыдается от отчаяния, — но, боюсь, моё желание окажется тебе не по силам, а потому… — Нет! — повысить голос на мужчину — немыслимая наглость, но она не могла упустить свой шанс вернуть его расположение. — Пожалуйста! Я сделаю всё! Вот увидите, я со всем справлюсь! — В таком случае, — в его глазах появилось торжествующее предвкушение, и он склонился к ней так близко, что жаркий шёпот опалил её губы, — будь со мной. Будь моей. Прими мои чувства — все до последней капли… Едва не задохнувшись от восторга и щемящего трепета, она уже хотела ответить, но не успела — холодные губы жадно впились в её рот, присваивая себе первый девичий поцелуй…

***

Оставив лёгкий, совершенно целомудренный поцелуй на губах Белоснежки, принц отстранился, и увиденное едва не заставило его отшатнуться. Принцесса лежала с открытыми глазами, пристально вглядываясь в его лицо. И в глазах её читалось абсолютное непонимание. — Что… что произошло? Где я? — она привстала на локти и осмотрелась. Сомнений не было: Белоснежка ожила. Пребывая в невиданном ранее смятении, принц остался стоять, не имея сил сдвинуться с места. Но гномов не охватил ступор, и потому они ураганом налетели на Белоснежку. Смеясь, ругаясь, плача, они благодарили высшие силы и кричали о том, что свершилось чудо. Принцесса обнимала гномов и с улыбкой заверяла, что чувствует себя замечательно. Глаза её сияли любовью к ним, румянец коснулся щёк, и, казалось, что вся она источает саму жизнь. И в тот момент принц был готов поклясться, что нет никого на этом свете прекрасней неё. Неожиданно для себя, он метнулся к принцессе, взял её за руку и рассказал обо всём. О том, как увидел её в первый раз, как думал о ней, как узнал о её несчастьях. О том, как хотел увезти туда, где всё будет хорошо, но опоздал и нашёл лишь спустя несколько месяцев уже мертвой. — Ваши друзья правы, миледи. То, что вы вернулись к нам — настоящее чудо! И я очень счастлив, что оно произошло! — Значит, — Белоснежка выглядела совсем растерянной, — всё это время я была мертва? Но как? Почему? — К сожалению, я не могу ответить на ваши вопросы. Но вам не о чем беспокоиться: мой придворный лекарь — мастер своего дела. Уверен, он сможет определить причину случившегося и помочь, если вашему здоровью до сих пор что-то угрожает. — Это было бы очень кстати. Благодарю вас, Ваше Высочество. — Я рад услужить вам. Но перед этим, если вы не возражаете, я бы хотел объясниться с Её Величеством. Они добрались до замка уже к полудню. Приём ожидал необычный, ибо встречал их почти весь королевский двор, толпы слуг и неожиданные новости. Королева мертва. Пять дней назад её тело, одетое в лохмотья, нашли в овраге в семи вёрстах от западной границы. Но не это оказалось самым страшным. В ходе расследования её смерти в подвалах замка была обнаружена потайная комната, заполненная склянками, травами, запрещёнными книгами и множественной колдовской атрибутикой. Там же находились и записи, пролившие свет на все деяния королевы. Отвар в колбах, ютившихся на полках, содержал в себе выжимки растений, грибов, а также кровь различных животных. Сама по себе безвредная, жидкость помещалась в яблоки, где под действием ведьмовского заговора соединялась с соком и становилась смертельным ядом. Именно с помощью яблочного сидра королева отравила принца на свадебном пиру четыре года назад. С помощью яблока она, обмазав лицо соками трав, чтобы сморщить кожу, в образе старухи отравила и Белоснежку, сумевшую спастись после первого покушения. Более того, корзина с ядовитыми яблоками уже была наготове для придворных советников, выступавших против её правления. Когда преступления королевы стали известны, церковь посмертно обвинила её в колдовстве и сожгла тело, дабы священным огнем очистить грешную душу от тьмы. Теперь единственной представительницей королевской семьи являлась чудом выжившая Белоснежка… которая, будучи женщиной, не имела никаких прав на трон. Связей и влияния её мачехи у неё, к сожалению, не было. — Отравление? Колдовство? — спросила она у принца, когда тот без утайки обо всём рассказал. — Как же так? Что же теперь делать? — Я даже не могу представить, что вы сейчас чувствуете, Ваше Высочество. Такое предательство! — видя печальное, совершенно поникшее лицо принцессы, он позволил себе взять её за руку в утешительном жесте. — Но, прошу вас, не беспокойтесь! Более ничто не напомнит вам о деяниях этой ведьмы. Все её зелья, колдовские книги, эти проклятые яблоки — всё находится в церкви, чтобы завтра на рассвете после молитвы отправиться в огонь вслед за хозяйкой. Принц почувствовал, как после сказанного Белоснежка судорожно сжала его пальцы, и это придало ему смелости. Если он не сделает этого сейчас, то, возможно, другого шанса ему не представится. — Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время: вы столько всего пережили. Но на вашей земле в данный момент нет монарха, а вам, несмотря на происхождение, не дадут править, — почему-то он был уверен, что вопрос наследования — самый сильный его аргумент. — Наши королевства давно находятся в союзе, и возможно вы бы согласились объединить их? Я хочу сказать… вы самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал. Я ждал вас. Я мечтал о вас. Я искал вас так долго. Ваше Высочество, — он опустился перед ней на колено, — не окажете ли вы мне честь стать моей женой? Ответом послужило молчание. Принц в нерешительности поднял на Белоснежку глаза — в первый раз за всю его речь, — и увидел её радостную улыбку. — Ваши слова сделали меня такой счастливой, — казалось, она сияет. — Разве посмею я отказаться? Свадьбу было решено сыграть на следующий же день. Белоснежка не желала ждать более. И принц в этом нежелании был с ней согласен. Самые быстрые гонцы отправились огласить весть о грядущем торжестве. Повара начали готовиться к грандиозному пиру. Слуги украшали залы. Всё надо было успеть. Ведь всё в день свадьбы должно быть великолепно! Сама Белоснежка без жалоб и капризов стерпела все примерки портных. И лишь только просила, чтобы платье — обязательно белое — было непременно готово к утру. Затем несколько раз навестила священников храма, где должно было пройти венчание. И все в замке видели, как она счастлива! А на утро евнух, заперший отчего-то раскрытую дверь в подвал, нашёл Белоснежку рядом с алтарём. В руке принцессы лежало надкушенное яблоко, а сама она навеки замерла на каменном полу в своём белоснежном свадебном платье…

***

— С возвращением, моя дорогая, — раздалось из-за спины, и она обернулась. — Оу, — он окинул её взглядом, и губы его растянулись в довольной улыбке, — какое чудесное платье…