Hit the road, Jack

Это лето выдалось в их пригороде невероятно жарким. Днём на улицах почти невозможно было увидеть людей – все прятались в тени перед вентиляторами и телевизорами, единодушно устраивая местную сиесту. Собачники и хозяйки, спешащие в магазин за продуктами, выходили на улицу либо рано утром, либо уже поздно вечером, когда городок пробуждался от своей дремоты в чернично-прозрачных сумерках. Улицы в этом тихом местечке были ровные, чистые и абсолютно одинаковые: милые деревянные дома, лужайки с неизменно-ровным и зелёным газоном, пара клумб, пристроенный рядом гараж для машины и белые невысокие заборчики. Казалось, именно этот пригород используют во всех этих американских фильмах, повествующих о какой-нибудь семье, живущей в подобном месте. На газончиках лениво шелестели брызгалки, которые крутились и разбрызгивали на зелёную сочную траву капельки воды, изредка вспыхивающие на солнце. Стояла тишина. Пожилой мужчина, покачивающийся в кресле-качалке на своей веранде, клевал носом за чтением газеты. Даже ветер, похоже, чувствовал эту дурноту жаркого дня, и оттого затаился где-то на земле. Устало прожужжала мимо муха. Но тут дохнул ветер, и старичок зашевелился. Он сонно приподнял веки, побеспокоенный какими-то звуками, которые донеслись до него аж с другого конца улицы. Он прислушался к этому звуку, нарушавшему всеобщую тишину и покой. Там, в точно таком же доме, выкрашенном в бежевые и тёмно-коричневые цвета, кто-то бодрствовал. И этот кто-то упорно не хотел подчиняться сонливому духу природы, придвинув колонки к окну и включив музыку на максимальную громкость. Ставни комнаты на втором этаже были широко распахнуты, оглушая воздух звуками старой песни начала шестидесятых. Hit the road, Jack, and don’t you come back No more, no more, no more, no more. Hit the road, Jack, and don’t you come back no more. (What you say?) Hit the road, Jack, and don’t you come back No more, no more, no more, no more. Hit the road, Jack, and don’t you come back no more… …А перед этим окном, задрав голову с покрашенными в дикий серый цвет волосами, стоял парень в белой футболке и джинсах. Джек всеми фибрами души ненавидел сейчас эту песню. Эту чёртову песню с её весёленьким зажигательным мотивчиком, в которой уже раз сорок упоминалось его имя. Он ненавидел Рэя Чарльза, эту жару, этот дом, и эту чертовку, которая забаррикадировалась там, словно в осаде, и издевается над ним. Чёрт возьми, это так в её духе – выставить его полным идиотом перед всеми соседями, которые, безусловно, сейчас высунули свои любопытные носы из-за занавесок и пялятся на него! – Мерида! – он остервенело вдавил кнопку звонка в стену, заставив его заливаться неистовым трезвоном, а потом бросил это занятие и забарабанил по закрытой двери. – Открой, Данброх! Открой! – Проваливай, Джек, – он слышал, как она подпевала женскому голосу, – и не возвращайся сюда, сюда, сюда, сюда! – Данброх!! – парень зло стукнул кулаком об деревянную дверь, догадываясь, что ни звонка, ни стука она даже не слышит. – И не возвращайся сюда… – Выключи эту грёбанную музыку! – крикнул он, поражаясь, как она сама выносит эту громкость. Рэй Чарльз запел второй куплет. Now baby, listen baby, don't ya treat me this-a way (А теперь, детка, слушай, не поступай так со мной) Cause I'll be back on my feet some day (Потому что однажды я встану на ноги и вернусь домой). «Она что, думает, что я буду вместе с ней петь этот дурацкий дуэт? Дудки!», – раздражённо подумал Джек. Песню вновь перехватил женский голос, которому вторил девичий голосок: Don't care if you do 'cause it's understood, (И так понятно, что это случится, но мне наплевать) You ain't got no money you just ain't no good (У тебя нет денег, и, к тому же, ты не так уж и хорош) Мужской голос басовито пропел: Well, I guess if you say so (Ну, если ты так говоришь), I'd have to pack my things and go (То я соберу свои вещи и уйду). – That's right! – звонко выкрикнула Мерида вместе с Марджи Хендрикс, и вновь закрутился припев. Hit the road, Jack, and don’t you come back No more, no more, no more, no more. Hit the road, Jack, and don’t you come back no more. Hit the road, Jack, and don’t you come back No more, no more, no more, no more. Hit the road, Jack, and don’t you come back no more… Джек сложил руки рупором и гаркнул изо всех сил: – Если ты вздумала на меня обидеться, так хотя бы объясни, за что!.. Музыка утихла, и он с надеждой уставился на раскрытое окно. В нём после некоторого шебаршения появилась голова с длинными рыжими волосами, завитыми в мелкие кудряшки, и он выдохнул. Чёрт возьми, как же он всё-таки её любит. Эти презрительные голубые глаза с длинными ресницами, это худое лицо, усыпанное веснушками. Мерида свесилась через подоконник. – А ты так и не догадался? – Мерида, ради всего святого, впусти меня, и мы поговорим, – он оглянулся на соседние дома и по-собачьи умоляюще посмотрел снизу вверх своими голубыми глазами. Рыжая ведьма подпёрла щёку рукой и оттопырила нижнюю губку. – Ну, уж нет, мистер Фрост, вам сюда дорога заказана: я порываю с тобой, понял? – Что?! Данброх, ты вообще в своём уме? За что! – парень от изумления аж руками развёл да так и замер. Девчонка с непередаваемой издёвкой процедила: – За Эльзу Розенграфф, кобель! – Какого …? – нет, он, конечно, собирался держать себя в руках, но это заявление вывело из себя окончательно. Джек добавил ещё одно нецензурное выражение, а Мерида фыркнула, как кошка, и закатила глаза. – Полегче, тебя слушает весь Скотланд-стрит. – Что за дурь ты мне впариваешь? – А кто у неё остался ночевать после той вечеринки, а? Когда я об этом услышала, то вообще удивилась, что ты был на какой-то вечеринке и без меня, а теперь-то я понимаю, что тебе просто захотелось порезвиться! – В смысле «порезвиться»? Данброх, ты… Она сделала ладонью жест, подразумевающий, что он должен заткнуться, а сероволосый просто кипел от ярости. Мерида уселась на подоконник, и он увидел, что на ней надета тёмно-серая огромная толстовка, из-под которой выглядывают короткие чёрные шортики. – В эту субботу. Мне Астрид всё рассказала, не прикидывайся, что ничего не знаешь. – Ах значит Астрид?! И ты, конечно же, сразу поверила во всю лапшу, которую она повесила тебе на уши! – Я всё знаю, ты с ней переспал, так что можешь забыть дорогу к этому дому, подонок! – её глаза с ненавистью смотрели вниз, а Джек раскачивал головой, потеряв способность говорить, и просто бессильно разводил руками с поражённым видом. Она продолжала: – Да ладно, просто скажи, она была хороша, да? С такими модельными формами и не быть горячей в постели… Платиновые волосы, кристальные лазурные глаза, все эти блёстки, лаки, тени на глазах – да я практически тебя понимаю, Джек! Ну как, сколько раз за ночь, ммм? – Да ты свихнулась, – только и вымолвил огорошенный парень. – Ты чокнутая на всю катушку!.. – О да, – с жестокой самокритикой кивнула кельтскими кудряшками девушка, – точно. Сбрендила. Это про меня. А знаешь, почему? Потому что я не люблю, когда мне изменяют с какой-то накрашенной лицемерной… – Так, – он выставил вперёд ладони. – Давай кое-что проясним. Я. С ней. Не. Спал. – Он возвысил голос, заметив, какое у неё появилось высокомерное выражение лица типа «Ты мне ещё что-то заливать будешь?»: – Мерида, всё вообще не так было, как ты думаешь… – Ох, вы все так говорите, – он ненавидел, когда она так жеманно и рвано двигалась, передразнивая кого-нибудь. Потому в эти моменты она обычно кого-нибудь очень жёстко стебала. А ещё теряла своё природное, пусть и немного по-подростковому угловатое изящество. Которое, к слову, в упор в себе не видела, утверждая, что у неё вообще нет грации. Джек отогнал эти мысли. Сейчас ему нужно сосредоточиться не на воспоминаниях, а на реальности… в которой ОЧЕНЬ злая Мерида пытается его отшить. – Умоляю, дай мне одну минуту, и я всё расскажу! – крикнул он, дёргая себя за волосы и зажмуриваясь. – Я там был вообще не из-за Эльзы! Да, это была её вечеринка, но я приехал, потому что она мне написала, что там Эмма! Как ты думаешь, мне стоило проигнорировать сообщение, что моя младшая сестра заливает в себя алкоголь в двенадцать часов ночи, пока родители благополучно работают в ночную смену? Мерида прищурилась, но он понял, что теперь у него появился шанс быть услышанным. – Астрид видела, как ты и наша роковая мисс-у-меня-третий-размер-груди поднимались на второй этаж. – Да хватит повторять про свою Астрид! – рявкнул Фрост. – Да, чёрт возьми, потому что Эмма заперлась в ванне, где её рвало! У меня была ужасная ночь, понимаешь ты или нет, и то, что я остался у Эльзы, ничего не значит! Эмма отказывалась уходить, но ей было очень плохо – чёрт, конечно, ей вообще четырнадцать! У нас ушла вся ночь на то, чтобы привести её в чувство и скрыть следы того, что она пила, потому что как бы я не злился на неё, какой бы дурой она не была, я бы не допустил, чтобы она попала под тяжёлую руку отца, ясно? Она всего лишь глупый подросток, но если бы он узнал, то был бы скандал и её наказали бы на весь год! Мерида молчала. – Ну, теперь ты веришь мне или своей Астрид? – с обидой закончил парень, засунул руки в карманы джинсов и пошёл по дорожке, просто развернувшись спиной и к этой истеричке, и к этой ситуации, и к Рэю Чарльзу с его дурацкой песней. Джек успел пройти два дома, когда она подбежала и порывисто прижалась, обняла со спины, уткнувшись носом в его плечо. Он остановился, отстранённо чувствуя сквозь откуда-то накатившую усталость запах её шампуня с нотками лимона и яблока. – Джек… Он вздохнул. – Мер, я терплю всё. Все твои выходки, все пьяные подколы и твоё порой странное поведение в присутствии наших друзей… Но эти ревнивые истерики… – Джек, пожалуйста, прости меня, – она обошла его, привстала на цыпочки и заглянула в глаза. Джек невольно скользнул взглядом по её скулам, усеянным архипелагом крохотных веснушек, зная местоположение каждой. Мерида обхватила его лицо ладонями, заставляя смотреть прямо. – Джек-Джек-Джек, ну прости, я не знала… Пожалуйста… Он не мог отказать себе в этом мучительном для неё молчании, наслаждаясь её униженностью, как до этого наслаждалась она. – Джек, обещаю, что этого больше не повторится… Прости, мне надо было спросить у тебя, а не верить слухам. Просто… эти несколько дней были ужасны, я столько плакала и… – И игнорировала мои звонки и смс? – холодно спросил Фрост. Она поморщилась. – Сначала я не верила. Потом злилась. Потом скатилась в страдания и жалость к себе. Потом стала ненавидеть тебя… – Ну да, это же легче, чем поговорить, – не сдавал позиций Джек, напоминая себе, что главное в этом удовольствии – не перегнуть палку и вовремя поймать момент, когда она снова начнёт оскорбляться и переводить на него стрелки. В её светлых глазах задрожали первые признаки слёз. Судья может свистеть в свой свисток, объявляя конец игры. – Джек, прости, я была не пра… – парень притянул её к себе, отмечая, что обнимать её в этой толстовке очень приятно, и зарылся пальцами в невероятно притягательные для него кудряшки. Она замерла, обняв его в ответ. Фрост медленно провёл ладонью от затылка по её спине, подступая ещё ближе. – Хватит. Эти несколько дней были отвратительными не только у тебя. Просто скажи, что больше не будешь выставлять меня дураком перед всей улицей… – Обещаю. Прости. – И если у тебя будут какие-то сомнения или претензии – будешь обсуждать их со мной, а не запираться в своей комнате, как в башне. Мерида подняла на него счастливое лицо, и Джек нежно коснулся губами её губ. Она не сразу отодвинулась, застынув в этом моменте. – И ещё, Джек… – прошептала она, затрепетав рыжими ресницами. – Да? – он расслабленно улыбнулся, радуясь родному теплу её тела. – Я завтра уезжаю к Хансу на его день рожденье, так как это в другом городе, то я останусь с ночёвкой, ты же не против? Всё расслабленность как рукой сняло. Улицу огласил вопль: – Что? К своему бывшему?! Этому накаченному самцу со смазливым личиком?! Данброх, ты охренела??! Соседи задёрнули занавески и заткнули уши. Начался второй раунд.