Салют

… Гермиона понимала, что салют — это не ода их Победе. Это память о тех, кто этой Победы добивался и достигал, наравне с выжившими. Например, профессор Снейп, тёмная лошадка, агент Дамблдора, который посвятил свою жизнь и смерть матери Гарри. Фред, брат Рона. Тонкс и Люпин. Их портреты обязательно повесят в Главном Зале. Им присвоят героев посмертно. А они… Живы. Живы. Благодаря им. Их огромному, неоценимому вкладу. Вкладу, имя которому — жизнь. — Я прошу меня простить, — над ухом кто-то неуверенно кашлянул и сипло произнёс: — Я бы очень хотел… Поблагодарить вас, мисс Грейнджер, за спасение… Гермиона подняла голову, и лишь тяжёлая усталость, апатия и горестное состояние не позволили ей ахнуть. С ней разговаривал Люциус Абраксас Малфой. Отец Драко, который стоял рядом, почему-то глядя в землю и нервно приглаживая волосы. — Да… Хорошо… Эм-м… Всё позади, верно? Это хорошо. Гермиона не умела разговаривать с Малфоями, не ругаясь. Изначально они сами задали такую форму общения, которая предусматривала исключительно грубость, и взаимные обвинения, которые, оказалось, ничего не стоили. Не имели реального веса. Когда на кону стояли жизни и смерти близких. — Мне очень жаль, если мой сын, да и я, когда-либо смогли вас обидеть, расстроить… Верно, Драко? — голос Люциуса потвердел, и Гермионе показалось, что отец готов за неповиненовение стукнуть сына своей изящной тростью. Драко смотрел в сторону, потирая шею, и кивнул. Может Гермионе стоило весело расхохотаться, сказать: «Давайте забудем!», но она не могла. Она видела, что вся эта ситуация угнетает Драко. — Мистер Малфой, несмотря на то, что я устала от войн, наш с вами диалог не делает нас друзьями, — нашла Гермиона нужные слова, и тон, какого, по её мнению, заслуживали Малфои, — я не ищу с вами никакого союза, но и вражды тоже. Прошу не использовать мою настоящую лояльность к вам как средство будущего укрепления в магическом мире. Вас ждёт суд. И ваших… коллег — Пожирателей тоже. Люциус не выдал своих эмоций ни единым изменением в лице. Однако костяшки его пальцев побелели, сжимая трость. Он изобразил вежливую улыбку: — Мисс Грейнджер, я и не рассчитывал на… Куда ушёл этот дрянной мальчишка?! Гермиона вздрогнула от резкой перемены тона в голосе Люциуса. И тут же он снова стал ласковым, как медовая патока: — Прошу извинить моего нерадивого наследника, госпожа Грейнджер, надеюсь, у него ещё будут шансы лично попросить у вас прощения. — Мм, разумеется, да… — рассеянно ответила Гермиона, желая поскорее избавиться от общества Люциуса. «Госпожа…». Ей стало жаль Драко, который явно тяготился ролью наследника аристократического рода. И не хотел исполнять повеления Люциуса. А может, она была ему неприятна. Ещё бы, просить прощения у грязнокровки! — Гермиона, через минуту салют! — счастливо оповестил девушку Рон, подбегая к ней, накинув на голову лишь капюшон от мантии, полы которой свободно развевались позади. Гермиона улыбнулась. Милый друг Рон, её любимый человек, будущий супруг. Брак, основанный на взаимоуважении и дружбе, духовная опора… Самый крепкий брак, верно? Вот и Гермиона согласна. Они встали рядом и посмотрели на тёмное, словно в непрошедшем дыму, небо. Рядом собрались их друзья, выжившие в Битве. Все предвкушали зрелище. И один за одним начали раздаваться хлопки, сначала тихо, вырывая бледные снопы искр, а затем всё ярче, чётче, пышнее, превращаясь в различные цветы, волшебных существ, драконов и птиц… Они горели сочными картинками в мрачном небосводе, как вдруг зрители сего действа начали считывать проступающие огненные буквы: «П-р-о-с-т-и м-е-н-я, Г-е-р-м-и-о-н-а Г-р-е-й-н-д-ж-е-р». Не успели зрители переварить смысл сего действа, осознать, кто конкретно, и почему просит прощения у присутствующей здесь Героини Войны в таком фантастическом виде, как снопы искр взорвались снова, превращаясь в новую, сияющую надпись: " Г-е-р-м-и-о-н-а Г-р-е-й-н-д-ж-е-р, я -т-е-б-я л-ю-б-л-ю! Л-ю-б-л-ю! Л-ю-б-л-ю!..» Буквы ярко-алые, с розовыми вплетениями, взрывы громкие, но едва ли тише потрясенных восклицаний в толпе, и даже чьего-то одобрительного свиста. Жених Гермионы Грейнджер, Рон Уизли, её официальная, признанная, известная всему магическому миру пара, стоит сейчас рядом с ней, пунцовый, как эти же самые буквы в ночном небе, и цедит: — Гермиона, что это значит?.. Чей это фокус?.. — А разве не твой? — изумленная девушка только сейчас смогла выдавить из себя хоть какой-то вопрос. Глупый вопрос, конечно. Хотя за что Рональду просить у неё прощения, они уже месяц живут без ссор, страстей, вежливые, как соседи или давние супруги, чей союз подогревается нежной дружбой. — Нет, не мой, — голос Рона задрожал от обиды, — дай знать, когда найдешь своего поклонника. После чего с мрачным выражением лица ушёл прочь. Тем временем признания в любви растаяли, как водится, в вышине, лопнуло ещё несколько праздничных салютов — цветков, и гул народа стал стихать, всё расходились по своим столикам и палаткам. Хотя событие, что и говорить, действительно не самое стандартное. Гермиона стояла одна и переводила дыхание. Мимо проходящие люди, конечно, её узнавали, кое-кто завистливо поджимал губы, кто-то понимающе улыбался, а кто-то качал головой, приговаривая: «Победителей же трое…». Все думали, что это Рональд посвятил Гермионе небесное признание, лишь, наверное, Гарри, да и Рон с Гермионой знали, что это кто-то третий. Гермиона села на свободный пластмассовый стул, и взяла предложенный любезным домовиком фужер с шампанским. Что произошло?.. Зачем кому-то так поступать и публично просить у неё прощения… Это, в принципе, делают немногие, а уж тем более, в виде салюта в небе… Она не услышала, как рядом с мягким шорохом кто-то подошёл, да и не оглянулась. Подумала, что это Рон пришёл в себя, успокоился и сейчас всё войдёт в прежнее русло. — Надеюсь, не получилось, что я подставил тебя и рассорил с Уизли, — голос звучал низко и хрипло, и принадлежал совсем не Рону. Гермиона подняла взгляд и замерла: возле нее стоял Драко Малфой собственной персоной, и, почему-то с волнением смотрел на неё. — Каким образом ты мог меня подставить, Малфой, — растерялась девушка, — я думаю, что твой отец недоволен, это точно… — Чем же он недоволен, я же перевыполнил его просьбу, — лицо Драко озарила несвойственная ему добрая улыбка, — я же попросил у тебя прощения, Гермиона. Не так ли? Гермиона, он сказал? Девушку осенило. Да и как можно было быть такой глупой и думать так долго?! — Этот милый салют твоих рук дело? — улыбнулась Грейнджер Малфою, — очень… Неожиданно. — Я надеялся, ты поймёшь, — Драко положил ей руку на плечо, — всё, что ты видела — чистая правда. Я прошу у тебя прощения и люблю тебя. Что делать дальше — полностью твоё решение и право. Следовало бы скинуть гриффиндорке горячую ладонь слизеринца со своего плеча, вспомнить о женихе и удалиться, но то ли пузырьки шампанского слегка ударили девушке в голову, то ли идея с салютом действительно зацепила её, а может, и Драко Малфой очаровал её, ну ладно, хотя бы приблизился к этому… Бывший (?) враг опустился на колени возле стула гриффиндорки, и, проникновенно глядя в тёплые, улыбающиеся глаза, нервничая, произнес: — Прости меня, Гермиона Грейнджер. Я люблю тебя. Губами он дотронулся до её руки, и продолжил, не сводя глаз с девушки: — Не знаю, как всё сложится дальше, но помни, Гермиона: я всегда готов ждать тебя, и приму в свою жизнь любой, маглой ли, волшебницей ли, героиней Войны или простой гриффиндоркой-занозой, юной и веселой Гермионой Грейнджер или утомленной миссис Уизли — я буду любить тебя такой, какая ты была, есть и будешь. Гермиона бессознательно опустила руку на голову Драко, вздрогнула от приятного ощущения его мягких волос, и пробормотала со смущенной улыбкой: — Извинения приняты, Малфой. А остальное жизнь рассудит. Кажется, с этого дня в жизни двоих что-то начнет неумолимо меняться, и, к сожалению или счастью, разум, будет тут играть далеко не первую роль.