Ты такой же сумасшедший, как я? Прошёл ли через ту же боль, что и я?
Йен чувствует, как внутри него бушуют абсолютно все эмоции, перемешиваются, сталкиваются. Они хотят вырваться наружу абсолютно все. Галлагеру хочется плакать от того, что слишком внезапно ушел, не сказав, блять, семье, но смеется, не в силах сдержаться. Он думает, что это просто усталость и немного тоски. Йену слишком весело, для их дерьмовой жизни. Он везде видит плюсы, даже когда карма ставит огромный перечеркивающий минус. Парню хочется делать все и сразу — он берется за завтрак, одновременно накрывая на стол и убираясь на кухне. Настороженный взгляд и «Все хорошо? Ты никогда так не делал?» от Фионы немного напрягает, но он забывает об этом, переворачивая подгоревшие блинчики.Можешь ли ты ловить кайф и без марихуаны, как я?
Галлагер разговаривает непривычно быстро и слишком уж возбужденно, и сам это замечает. Маленькая мысль, как росток, зарождается в голове, но что-то заставляет ее подавить и больше даже не начинать думать. Рыжий посмеивается, когда Лип говорит «чувак, ты так красочно даже сочинения в началке не писал». Через два дня Йен просыпается слишком рано, ибо выспаться не получается. Он спускается на кухню и когда видит, что кофе опять нет, то резко ударяет по столу, смахивая все с него и шепчет короткое «блять!», от того, что осколок разбитой банки больно впивается в кожу. Галлагер замечает, что впервые разозлился из-за кофе, и нервно посмеивается. Росток снова начинает прорастать.Рвёшься ли ты на части потехи ради, как я?
Йен словно под кайфом чего-то непонятного, но подозрительно пугающего и устрашающего. Однако Галлагер снова оставляет эти мысли и продолжает бить чертового Милковича-старшего, с таким наслаждением, будто ждал этого всю жизнь. Рыжий чувствует лишь на секунду, как что-то пытается овладеть им. Йену слишком нравится целовать Микки, чувствовать его под своей кожей. Парень думает, что это вполне логично, и не придает никакого значения тому, что слишком влечет трахаться и любить. По-непривычному сильно и немного тупо.Кажется, в моём коде какая-то ошибка.
Галлагер хочет пиздить чемоданы из аэропорта и продавать все в интернете, а еще хочет пять собак и белку, думая, что и енота можно было бы продать. Его словно переполняют, по его мнению, гениальные идеи, до которых люди додуматься никак не могут. Он бегает по квартире, как сучка, сбивая взвинченного Микки по пути, а тот лишь кидает мимолетное и не задерживающиеся «Какого хуя, чувак?», что рыжий запросто игнорирует. Йену нравится держать острый нож перед горлом человека, хоть и бандита — разницы никакой. Он будто слышит, как кровь течет по тонким венкам, а глаза наливаются страхом. Слишком мутные мысли и непонятные слова, возникающие в голове, словно вирус в двоичном коде компьютера. Где-то внутри росток явно заразился ошибкой.Я не умещаюсь в собственном теле, я холоднее, чем этот дом, Я опаснее, чем мои демоны, я больше, чем эти кости.
Галлагер не знает, как заснуть и не помнит, когда вообще уже нормально спал, сомкнув глаза. Он понимает, что не помнит, что ел вчера на завтрак, откуда новая футболка, и почему мысли в голове скребутся, как чертовы кошки. Рыжий замечает, что не может сфокусироваться на простейшей строчке книги. Йену больше не весело, когда Микки загоняет шутки, сам же с них смеясь. (Иронично, позавчера он не мог остановить смех). Галлагер чувствует неприятную тревогу, когда Светлана задерживается с Евгением на прогулке на каких-то пятнадцать минут. Он ненароком разбивает зеркало в коридоре, замечая в отражении смутную схожесть с кем-то знакомым.Дом не спал: стоны теней и монстров Эхом отдавались в пустых коридорах.
Галлагер говорит слишком размеренно и плавно, задумываясь над каждым словом, сначала прокрутив его в голове. Он не думал о своих словах так тщательно даже на экзаменах. Многие замечают, что сейчас парень разговаривает практически шепотом и очень настороженно. Йен замирает в одной позе минут на десять, пока Милкович не кинет в него подушку с тревожным, — «Ты чего, блять, застыл?». Галлагер чувствует, будто что-то разбилось внутри него, разломалось с громким хрустом, как ребра, когда тебя избивают. Исчезло в один, охуительно-быстрый момент. Йен слышит тихий шепот где-то далеко внутри себя, который так и твердит, что он превратила в ничтожество и делать здесь ему больше точно нечего. Но он просто засыпает, надеясь, что утром все пройдет.Эти голоса никак не оставят меня в покое.
Галлагер не встает с кровати ровно сутки никого к себе не подпуская. Голос в голове уже далеко не шепчет, а скорее кричит. Йен не хочет больше чувствовать то, что ощущает сейчас — ненужность, одиночество, предательство, и все, сука, сразу. Он желает остаться в постели на всю жизнь, никогда не выходя. Ему плевать на Микки, пытающегося поднять рыжего с кровати, и на всю Галлагеровскую семейку. Ему не нравится, с какой осторожностью на него смотрят близкие, словно он что-то недопустимое, о чем нужно опекаться и оберегать круглосуточно. Галлагер чувствует давление и кидает «Все хорошо, ясно блять?» — уже такое заезженное за последнюю неделю, и сказанное каждому дважды. Но ничего не хорошо, где-то на росточке опадает листик, и он это знает.И все дети кричат: «Пожалуйста, хватит, вы меня пугаете!» Я во власти этой ужасной энергии.
«Тебе нужно лечиться, чувак», — сказанное Милковичем его больно ранит прямо в сердце, словно острый осколок здравого мышления. Он до конца не уверен зачем в ту минуту выбежал из дома с Евгением на руках, но убеждал себя, что это просто длинное путешествие. Но ведь так оно и есть, разве нет? Йена охватывает паника, когда за ним гонятся копы. Он не понимает, какого хуя происходит, и что нужно делать. Галлагер забивается в угол, как пойманный в клетку зверек, а по щекам уже катятся горячие слезы. Словно туман покрывает разум, заставляя вдруг нервно засмеяться.Так ли ты безумен, как я? Такой ли ты странный, как я?
Йену почему-то стыдно смотреть в глаза Фионе, когда-та с возгласами налетает на брата с объятиями — как обычно, слишком, блять, волновалась. Но еще сложней (больней?) видеть любящий, но настолько печальный, что на душе погано становится, взгляд Микки, который сжимает любимого в объятиях слишком уж крепко. Галлагер смотрит на семью слегка вопросительно, словно спрашивая, действительно ли нужна ему чертова клиника, он ведь здоров и это всего лишь стресс. Но те убедительно, с грустью в глазах кивают, немного захлебываясь слезами. Его уводят непременно быстро, но он не сопротивляется, только прислушивается к тем голосам, что бушуют в голове.Я часами бродила по пустым коридорам, я подпрыгивала от малейшего звука, И я ненавидела человека, что сидел внутри меня, я перевернула все зеркала обратной стороной.
Йен бродит по темным коридорам твердя, что ему нужно домой, где его ждет семья. Эти стены будто давят на Галлагера, заставляя вспоминать, как однажды навещал здесь мать. Ему не нравится находится здесь, хочется поскорее выбраться и вдохнуть свежесть воздуха. Йен с трудом рассказывает психологу о том, что у матери было биполярное. Та, конечно, начинает спрашивать надоедливое «А что насчет тебя?». Галлагер заебался отрицательно мотать головой, показывая, что вполне нормальный. Он ведь не может быть таким же, как и чертова Моника. Йен не особо хочет быть похожим на мать, он не хочет быть психом. В голову придут любые идеи объяснения, но только не биполярное расстройство — это ведь исключено, Галлагер почти уверен.Я прекрасно знакома со всеми злодеями, которые живут в моей голове.
Йен без сомнений смывает таблетки — они заставляют чувствовать себя паршиво, будто душу протыкают острым лезвием, правда нихуя не чувствуешь, но все равно херово. Галлагер смотрит на небо, лежа в холодной воде бассейна, почти не чувствуя температуры. Он бы отблагодарил брата, кинь тот подключенный тостер. Йен бьет Микки и впервые начинает что-то чувствовать за прошедшие недели. Он не уверен, что именно, но знает, что это сидит глубоко под кожей, как паразит, заставляющий резко меняться до неузнаваемости.Я уже привыкла к злодеям, которые живут в моей голове.
Галлагер начинает верить, что единственный, кто его поймет — это мать, которая вскрыла себе вены в прошлом году, а теперь дает советы, как жить. Но он начинает задумыаться над тем, что его действительно все отвергнут, будут пытаться починить. Но слишком многое с Йеном не так и никто не сможет ничего сделать. Не сможет изменить. Его нельзя починить. Он не сломан, и не нуждается в починке. Он — это он, и рано или поздно, с этим все смирятся. Даже сам Галлагер.