Абра-чёрт побери-кадабра

Октябрь медленно подходил к концу. Теперь даже в самые ясные дни солнце больше не грело, а значит ученикам надо было готовиться к периоду лютой зубрёжки, для предмета Константина, хотя шестому и седьмому курсу он прямо заявил, что их тренировки будут продолжаться и в помещении. Но некоторые ученики побаивались теперь посещать его уроки, после проишествия с Кэтти Бэлл прошло около двух дней, но по школе уже успели разойтись разнообразные слухи. В понедельник шестой курс робко прокрался в кабинет, Константин сидел на учительском столе, держа в руках ту самую бутылку из-под сливочного пива. Правда изменилась она до неузнаваемости, гладкая поверхность была вдоль и поперёк была исписана символами защиты. Некоторые были ученикам знакомы, а иные состояли из столь сложных переплетений различных знаков, что сложно было представить как именно Константин ухитрился их изобразить. Джон выглядел мрачно и очень устало, словно не спал последние несколько ночей, что отчасти было правдой. Он сидел сгорбленно, с пустым взглядом, как только дверь за последним учеником закрылась он поставил бутылку на стол, встал, и с какой-то печалью во взгляде оглядел класс. На минуту повисла тишина, дети смотрели на него, молча выжидая. — Значит, вот что, — мрачно начал Константин, — происшествие с Кэтти Бэлл, вынуждает меня немного изменить нашу программу, — затем он посмотрел прямо в глаза Гермионе и зло выплюнул, — добились своего? Сегодня мы будем говорить об одержимости. Бутылка на столе зашаталась сама собой, а по классу побежал встревоженный шепоток. — И первое что вы должны запомнить вы не справитесь с этим в одиночку. — Но как же экзорцизм? — раздалось с парт Когтеврана, — разве мы не можем изгнать демона самостоятельно. — Ну что ж, — протянул Константин, — сможете, если не захлебнётесь желчью при первых же строчках. Вы должны обезопасить окружающих от себя, лучше всего приковать себя наручниками к батарее или типо того. — Но вы же говорили, что демоны обладают сверх человеческой силой, — всё те же парты, не хотели униматься. — Верно, и вот мы подходим к самому паршивому пункту, — неожиданно Константин замолчал, он задумчиво взглянул в окно, из которого в прошлом году наблюдал как дети играют в снегу, что кольнуло его сердце, он понимал, что тем, что сейчас скажет, может в одно мгновение, оборвать их беззаботную юность. Издав скорбный вздох он продолжил, — Вы должны быть готовы убить себя. После этого урока дети стали куда более хмурыми, конечно Константину хватило ума говорить об этом только с относительно взрослыми курсами, но как известно в Хогвартсе все слухи разлетаются быстро. МакГонагл тоже узнала сравнительно скоро. — Константин! — ругалась она, — как вы могли сказать такое детям? — А что я должен был сделать? — Джон смотрел на неё устало и злобно, — сказать что демоны изгоняются магией дружбы? И ещё какую-нибудь сопливую бредятину? Если уж мы вляпались в это дерьмо, они имеют право знать! МакГонагл лишь вздохнула, она в бессилии осознавала, что Константин прав. Джон развернулся и ушёл, он вовсе не жалел. — Подумать только, — Слизнорт сотрясал воздух в учительской, — сказать не окрепшим умам, что они должны будут себя убить! — Однако, — неожиданно вступился Флитвик, — согласитесь, другого выхода у него не было. Возможно он просто боялся Джона, особенно после той тяжкой для всех модернизации защиты замка. — Мне кажется, — подал голос Снейп, сидевший в углу комнаты и с равнодушием наблюдавший за происходящим, — что нам просто пора признать, что директор нанял безответственного пьяницу. — Приберегите свои суждения до возвращения Дамблдора, — отрезала МакГонагл. Большинство преподавателей, пусть даже нехотя или мысленно, были согласны со Снейпом. Некоторые из них не питали особых симпатий к явно неуравновешенному, вечно таскающему сигареты и ни разу не протрезвевшему Константину, который то и дело всем своим видом говорил об их никчёмности перед ним. Ученики вели себя сдержаннее, во всяком случае так казалось со стороны, они также ходили на его уроки, также зубрили, тренировались, но их неуверенность была заметна в мелочах. Однажды на уроке Константин заметил, что Гермиона при ударе постоянно поднимает плечо. Он подошёл чтобы исправить это, но как только он дотронулся до её руки, для того чтобы показать как правильно наносить удар, она вздрогнула всем телом и тут же стыдливо взглянула на него. Дети не могли объяснить своей странной боязни, но с недавних пор Константин стал казаться им опасным. В какой-то мере это отразилось на походах в Хогсмид, теперь в двое меньше учеников изъявляли желание посещать эту деревню, Константин же наоборот, сопровождал их при каждом визите, то ли из страха за их жизни, то ли из-за весьма настойчивой просьбы МакГонагл. Джон не записывался в школьные охранники, и не собирался, но одно событие заставило его понять, что теперь кроме непосредственно преподавания и охраны в его обязанности входит и бесплатная психологически поддержка. Что его абсолютно не радовало. Это случилось примерно через три недели после злополучного занятия. В школе вновь установились учительские дежурства и в тот вечер как раз была очередь Константина патрулировать коридоры. Конечно, он бастовал против этого, но педагогический состав заставил его передумать. Джон мерно чеканил шаги по мраморному полу, пару раз был порыв закурить, но он знал, что картины тут же донесут обо всём МакГонагл, а ему не хотелось рисковать лишиться своих сигарет. Джон уже подходил к концу коридора и собирался развернуться и отправиться обратно, как вдруг, из дверей пустующего на этаже класса донеслись тихие девичьи всхлипы. Сначала Константин думал не обращать внимания и просто уйти, ведь какое ему дело до подростковых драм? Но он всё же остановился у двери, затем он устало вздохнул, подумав: «Ну что ж, я всё равно знал на что подписывался, когда соглашался на эту чёртову работу». Константин толкнул дверь в класс, она подалась и перед ним открылась весьма печальная картина. На учительском столе, всхлипывая сидела Гермиона Грейнджер, одна из немногих учеников которым симпатизировал Константин из-за остроты их ума и невероятной догадливости. Над её головой кружили золотистые птички, завидев Джона она моментально встрепенулась, резким движением руки вытерев слёзы. — Мистер Константин, — её голос всё ещё немного дрожал, но вскоре эта дрожь исчезла и о пролитых слезах напоминали лишь слегка опухшие глаза, — а я тут тренируюсь. — Да, я вижу, — Константин подошёл и сел на парту на против Гермионы, — не дурно выходит, — птички взлетели под потолок и продолжили кружить возле люстры, — что-то случилось? — Да нет, ничего такого. — Знаешь, все люди вокруг отпетые мрази, даже ты, даже я, — помедлив он добавил, — особенно я, но чем быстрее это осознаёшь тем легче становится жить. — Вы не правы, — робко ответила Гермиона, — всё не может быть так. — Возможно, но разве тогда школьницы рыдали бы в пустых классах? — он укоризненно посмотрел ей в глаза и Гермиона отвела взгляд. — Но что тогда делать? — спросила она. — Просто попытаться наслаждаться мышиной вознёй, которую принято называть жизнь, и доказывать таким уродам и циникам как я, что это нечто невероятное, и что я дурак и ничего не понимаю в людях. Гермиона немного улыбнулась. — Скоро отбой, так что давай, — Джон встал и распахнул двери класса, показав на выход. Когда Грейнджер поравнялась с ним и уже хотела попрощаться он добавил: — Кстати, запомни, что если подойти и просто дать мужику пощёчину, ничего не сказав, то в глубине души он всё равно будет знать за что. Девочка улыбнулась шире и распрощавшись с Константином направилась к своей гостиной. А Джон теперь чувствовал себя будто, что-то оборвалось, он неожиданно осознал, что добрый мирок начал его менять, и теперь ему вдвойне хотелось отсюда убраться, ведь для него не было вещи страшнее, чем привязаться к этому месту и остаться здесь, бросив всех и вся в другом измерении расплачиваться за грехи, совершённые им. Он понимал, что Хогвартсу вовсе не нужен брюзга и пьянчуга Джон Константин, он нужен порочному и погрязшему в злобе мирку, он нужен ребятам в трико, когда те ввязываются в то чего не осознают, он нужен там, где его считают эгоистом и моральным уродом, нужен больше всего.