Два милорда, одна Империя

— Люк, ты в курсе, что пытаешься возродить Империю? Скайуокер подавился воздухом и закашлялся, смотря на сестру так, будто она заявила, что беременна от хатта. Принцесса Лея, готовая к подобной реакции, скрестила руки на груди и кивнула. Её изображение немного подрагивало, хотя связь должна была быть безупречной. Видимо, блокада Кореллии всё-таки влияла на передатчики его корабля, хотя Кри’жгун уверял его, что всё будет нормально. Ну да ладно — с тви’леком он поговорит позже. — Как я и думала. Сенатор Органа, одна из лидеров Альянса и Новой Республики, окинула взглядом дорогой костюм брата, обязательным атрибутом которого уже пару лет был чёрный плащ, посмотрела на гору датападов на его столе, на голокарту с территориями и звездолётами, ненадолго задержалась на дорогом кресле и ещё раз вздохнула. Сестра догадалась, что они находились в личных апартаментах Дарта Вейдера — здесь почти не было слышно тихого гудения двигателей «Исполнителя», а за раздвинутыми панелями простирался бескрайний космос. В отцовском кабинете было спокойно, да и вся необходимая информация хранилась именно здесь — жаль, что нахмурившейся Лее не понравилось. — Люк, ты пытаешься возродить Империю. — Нет, не пытаюсь. Лея многозначительно промолчала, и Люк протяжно выдохнул, прекрасно понимая, о чём говорит его сестра. Правда в том, что Люк действительно не пытался ничего возрождать. То есть пытался, конечно, но речь шла об Ордене Джедаев, и он действительно занимался поиском Одарённых, их воспитанием и даже успел обзавестись титулом грандмастера и репутацией в Новой Республике. Но Сила — Орденом дело и ограничивалось. Всё остальное было чистым совпадением и случайностью. — Лея, послушай. Я понимаю, как это выглядит, но я действительно не делал ничего подобного. Всё началось после того, как умер отец. Люк до сих пор чувствовал странное опустошение, когда думал об этом и вспоминал Эндор — время скорби, боли и крушения всех надежд, которые появились ещё в далёком детстве. Он не мог поверить, что отец умер до того, как они поговорили по-настоящему. Без игр в «хорошее-плохое», без философской лабуды и столкновения мировоззрений. Он так много хотел сказать и так много услышать, так хотел этого с того момента, как уловил в нём добро… А потом Сила услышала, и его отец пришёл. Тенью, призраком, миражом, видимым только ему — но Люку и этого было достаточно. Потому что они могли говорить, могли сидеть в маленьком помещении и наконец-то побыть просто отцом и сыном, без политических разногласий и угрозы для галактики. Люк сначала думал, что ему это нужно больше, но потом понял — отец тоже этого хотел. И все поиски, листовки и награда за его повстанческую голову были обусловлены именно желанием отца — желанием быть семьёй. Будто в противовес прошлому, они не говорили о Силе, сторонах, ситхах и джедаях — речь шла о семьях, воспоминаниях, полётах и о технике. И, совершенно ожидаемо, один из разговоров свернул на модификации звездолётов, а отец завёл речь о своём «Исполнителе» — и после того, как Люк узнал, что из себя представлял отцовский корабль, он уже не мог его упустить. Кажется, в тот день он совсем не по-джедайски прокричал что-то вроде: «Отец, скажи, что ты завещал его мне!», а тот, кто при жизни был Дартом Вейдером, усмехнулся и ответил: «Кажется, я выбрал не тот способ склонить тебя на свою сторону. Ты бы согласился, если бы я пустил тебя покопаться в моём корабле?». Это было их первым шуточным разговором о Силе, и Люк вздрогнул, но решительно отказался — тогда отец добавил к звездолёту всю Эскадру Смерти, и Скайуокер-младший был вынужден капитулировать. Уникальные разработки, невозможные модификации, разработки самого Вейдера — надо быть клочком меха банты, чтобы остаться равнодушным к шедевру межгалактического кораблестроения. В любом случае, это было любовью с первого рассказа, и Люк присвоил себе «Исполнитель» при первой же возможности. Ну, и теперь жил на нём, разумеется. Лея, конечно же, знала эту историю — обычно она просто усмехалась и приподнимала бровь, тщательно маскируя своё беспокойство. Сейчас она была удивительно серьёзной. — Люк, они называют тебя «милордом». Сын предыдущего милорда махнул рукой. Он уже смирился с тем, что его подчинённые с ослиным упрямством используют именно это обращение. Люк потратил полгода на то, чтобы вытравить из окружающих эту привычку, потерпел неудачу, махнул на это рукой и перестал обращать внимание. Хотя к утренним рыданиям Коди, с этим его «мило-о-о-о-орд» и киданием в ноги, привыкнуть было невозможно. — Это команда моего отца, им так удобнее. С этим невозможно бороться, так что не обращай внимания. На самом деле, он не собирался нанимать несколько тысяч людей. Даже сотню не собирался, и уж тем более речь не шла об имперцах, когда-то служивших отцу. Да и, если совсем честно, он никого не нанимал — все эти люди пришли к нему сами. И остатки военной мощи Империи — тоже. Когда Альянс победил, а Империя пала, Люк оказался предоставлен самому себе, но он не был потерян. У него была цель, верно? Очевидная, напрашивающаяся на язык, из тех, что позволяют с головой погрузиться в работу и немного отвлечься от того факта, что его отец погиб у него на руках, а потом его тело сгорело на костре. Возрождение Ордена Джедаев — громко, фундаментально и немного наивно, очень в духе Скайуокера. Люк взялся за дело со всей горячностью и кипящей энергией, прямо с Эндора рванув на ближайшую густонаселённую планету. Плана не было, Альянс был слишком занят восстановлением Республики и финансировать авантюру отказался, но у Люка были Сила, вера в себя, световой меч и призрак отца, так что он не видел никакой проблемы. Как показало время — зря. Жить в стране, уничтоженной войной, очень сложно. Жить праведно, имея на руках пятерых детей, которых надо чем-то кормить, во что-то одевать, да ещё и воспитывать, ещё сложнее. Хотя местные помогали, как могли. Люк был освободителем, Героем, и жители города, в котором он обосновался, делали всё, чтобы его школа жила — но он прекрасно видел, что доброжелатели отдают последнее, и долго так продолжаться не могло. Он почти обратился за помощью к Лее — но сестра, как и остальные лидеры Альянса, сама жила впроголодь и кочевала по подвалам, так что едва ли могла помочь его Ордену. Он сам спросил. Дождался, пока отец появится, и спросил. Очень по-Скайуокеровски, в лоб — не было ли у Энакина Скайуокера, экс-Вейдера, каких-нибудь накоплений, которыми его сын мог бы воспользоваться? Это дядя Оуэн в нём проснулся, наверное — не зря же Ларс учил его выживать в суровом месте под названием Татуин. Накопления были. И накопления, и замки, и корабли — и, чтобы их получить, надо было официально назваться сыном Дарта Вейдера. Невелика цена — попросить сына публично признать отца. По зашифрованному каналу, конечно, и нужным людям, но всё равно — Люк даже не колебался, когда отец озвучивал частоты и коды. Собственно, именно в тот момент он и обзавёлся «Исполнителем» — адмирал Пиетт, неведомо как умудрившийся выжить, успешно бегая от Республики и Альянса, сразу же вышел на связь, явился в назначенную точку и впервые назвал Люка «милордом». Они все звали его именно так, от генералов до сантехников. Сначала Люк боролся, потом плюнул и привык — проще смириться, чем спорить и объяснять. Опять же, это корабль отца и его подчинённые, прилетевшие после того, как он ввёл личный код их милорда и представился его сыном, так что их можно было понять. Он не стал менять состав экипажа «Исполнителя», позволив им жить так, как они хотят — и он точно не ожидал, что к ним начнёт подтягиваться остальной флот Дарта Вейдера. Они просто… прилетали. Вызывали «Исполнителя» по имперским каналам, прыгали в заданный космический квадрат и просились к нему. А он просто не мог отказать — потому что с той стороны были обычные солдаты, также пострадавшие от правления Императора. И им, ситх подери, некуда было больше идти, потому что Республика отказывалась принимать тех, кто воевал на стороне Палпатина или Вейдера. Так что да, так уж вышло, что Люк Скайуокер принял под своё крыло всех, носивших форму Империи. До сих пор носивших, между прочим — во многом потому что у них не было денег на то, чтобы закупить что-то другое. Юнлингов одевали, и то хлеб — какое счастье, что «Исполнитель» был достаточно большим, чтобы разместить на нём зачатки нового Ордена. Сестра мрачнела на глазах. Люк понимал, почему она придаёт этому такое значение — в этот раз всё было серьёзно. — Люк, ты действительно не понимаешь. Ты в шаге от того, чтобы возродить Империю. Скайуокер проследил за взглядом своей сестры, мельком взглянул на голокарту и вздохнул. — Лея, я понимаю, как это выглядит со стороны, но я не могу просто бросить их. Не могу. Впервые это произошло, когда какой-то умник решил, что падение Империи приравнивается к возвращению рабства, а к Люку как раз присоединились остатки 501 легиона, и они крайне удачно пролетали над Нар-Шадаа. В тот раз Скайуокер, к своему стыду, пришёл в такую ярость, что вихрем пронёсся по всей поверхности, калёным железом выжигая работорговлю, и сам не заметил, как уничтожил насквозь криминальное правительство. Пришлось разгребать, на скорую руку постигая экономику и науку правления — и с тех пор понеслось. Несмотря на то, что дочкой из правящего дома из них двоих была Лея, а у Альянса была Мон Мотма, и обе строили Новую Республику, планеты не торопились сотрудничать с ними — вместо этого целые системы просились под крыло Люка Скайуокера. Послы плакали, стонали, умоляли позволить им присоединиться и просили помочь — и Люк, со всей своей джедайской горячностью, решал проблемы с водоснабжением, поставками продовольствия и налаживал торговлю. И, кажется, у него даже что-то получалось — по крайней мере в том куске галактики, где он обитал, все жили более-менее счастливо. Именно в этот момент он впервые поссорился с Мон — потому что бывшие воины Альянса обратились за выплатой пенсий к нему, а не к ней. Прошения о наградах, об оказании медпомощи, о переводе в другой сектор — они писали так, будто бы это он управлял галактикой, а не сенат, и что у него хватит сил и ресурсов выдать им всё необходимое. Хотя ресурсов действительно хватило, и повстанцы пополнили его импровизированный флот — потому что у Мон Мотмы, по неведомой причине, денег не было — но осадочек остался. Люк решительно этого не понимал — он, с головой нырнувший в политику доверившихся ему планет, как-то умудрялся обеспечивать им стабильное существование, следить за безопасностью, восстанавливать после войны и платить зарплаты всем своим «служащим», а умудрённая жизнью сенатор не может наскрести несколько кредитов для ветеранов? Серьёзно? Ну, не может так не может — но пусть потом не жалуется, что республиканский флот перешёл под его командование. Хотя он пользовался отцовской помощью, конечно — и именно отец был тем, кто произнёс многозначительное «строить заново сложнее». Что же, это было правдой — Люк ничего не строил. Его заботой были юнлинги, которые позже должны были вырасти в падаванов, а всё это безумие с планетами и флотом было явлением побочным, в котором он ничего не понимал, и у него просто не было времени разбираться. Так что да — он мухлевал и решал проблемы по законам Империи. Отцовским законам, разумеется — у Дарта Вейдера, единственного наследника Императора, была своя вариация, и Люк был согласен со всем, кроме нескольких пунктов. И наработки тоже были отцовскими, и планы, и досье на советчиков, с которыми приходилось работать тут и там… — Люк, послушай… Он знал, что скажет сестра. Грандмастер Скайуокер не собирался слушать. — Ты предлагаешь бросить их? На растерзание трусливым ублюдкам, не способным думать о последствиях? Сначала он не мог разогнать экипаж «Исполнителя», потому что они были наследием отца, а теперь он не мог просто выбросить людей, когда-то любивших Империю. И у него не было времени и сил собирать собственный сенат. Они и не нуждались в сенате — они пришли ради сына Лорда Вейдера. Люк знал это. Чувствовал в Силе, чувствовал в них — для всех этих людей, стекающихся к нему, он в первую очередь был сыном Вейдера. Он знал, что похож на отца. Походкой, характером, Силой — иногда она прорывалась и сносила всё на своём пути, а его подчинённые сразу же падали на пол, прикрывали голову руками и переполнялись благоговением. У него был отцовский взгляд, и плевать, что Дарт Вейдер носил маску, отцовский подход к решению проблем и отцовская манера говорить с людьми — потому что отец был тем, кто учил его разговаривать с ними. И всем этим имперцам было глубоко плевать, что предыдущий милорд душил своих подчинённых за малейшую провинность, что он убивал, пытал и не отличался терпением — время стёрло эти воспоминания, оставив разворот плеч, чёрный плащ и ненависть к несправедливости. Правда была в том, что в Империи жить было лучше, чем на её обломках, и в том, что в Империи существовал Дарт Вейдер — те, кто приходили к нему, неосознанно связывали эти два факта в своей голове. Он был стабильностью. Символом, что когда-то всё было хорошо, и уже неважно, о Республике речь или об Империи — тогда всё было хорошо, а сейчас плохо. И можно сколько угодно объяснять, что всё нормально, что все трудности временные, что скоро Новая Республика встанет на ноги, и потом всё будет отлично — галактика не хотела никакого «потом». Она хотела «сейчас», и Люк Скайуокер, сын второго человека Империи, стал олицетворением этого желания. Наверное, Люк действительно мог что-то сделать с этим. Правда в том, что он носился по вверенному ему кусочку галактики, ел на ходу и спал раз в трое суток — у него не было времени на пропаганду и объяснения. Лея тяжело вздохнула, становясь невероятно печальной. — Люк, я понимаю. Я знаю тебя, знаю, что движет тобой. В конце концов, именно я защищала тебя и твоих имперцев. Но прямо сейчас ты в шаге от того, чтобы объявить войну Новой Республике. Он тоже знал это. Знал с тех пор, как его флот появился в этом секторе галактики и объявил о блокаде Кореллии. И сейчас, когда половина сената торчит на планете, его Эскадра Смерти висит над ней, а новая армия Республики навела на них пушки и требует капитуляции, всё висело на волоске, и волоском этим был их разговор с Леей. Сестра была той, благодаря кому всё было нормально. Именно Лея уговорила сенат позволить Люку взять ответственность за бывших солдат Дарта Вейдера, именно она раз за разом убеждала Республику, что Скайуокер не враг — так оно и было, пока бывшие повстанцы не расстреляли правительство подконтрольной Люку Кореллии. Теоретически, Республика была почти в своём праве — потому что самодур, бывший на тот момент правителем, вывесил флаги Империи и отказался пускать «шелудивых псин, посмевших лаять на молодого Императора» в кореллианский сектор. Это, разумеется, было неприемлемо, а премьер-министр неудачно пытался выслужиться перед Люком, и Скайуокер непременно всыпал бы ему по первое число — сенаторы Новой Республики ответили уничтожением правительства, несколькими терактами и захватом власти. Кажется, среди сенаторов были только новички, не состоящие в Альянсе во время войны — по крайней мере, Люк отказывался верить, что его товарищи сделали бы нечто настолько отвратительное. В любом случае, Скайуокер нёс ответственность за кореллианский сектор, и он не мог проигнорировать нападение, массовые убийства и установление кровавой диктатуры — поэтому он немедленно явился сюда и объявил высадку 501 легиона, заперев сенаторов на Кореллии. Всё очень просто — захватчики должны сесть на корабли и улететь, принеся официальные извинения и выплатив компенсации семьям погибших. В свою очередь, Люк обещал разобраться с имперской символикой и антиреспубликанскими настроениями. Новая Республика ответила на его разумные требования, выслав в кореллианский сектор наскоро собранный флот и потребовав капитуляции, публичных извинений от самого Скайуокера и отказа от Кореллии. Поджать хвост, распластаться перед политиками и отдать сектор садистам, за несколько дней устроивших в нём кровавый террор — всё в лучших традициях Империи. А теперь Эскадра Смерти висела на орбите, держала блокаду и скалилась оружием в сторону бывших друзей. И Разбойная Эскадрилья, вместе с бывшим флотом повстанцев, была готова биться бок о бок с имперцами за Люка Скайуокера. — Лея, я не могу просто взять и улететь. Не после того, что произошло на планете. Просто убери этих ситховых сенаторов с Кореллии — мне даже компенсации уже не надо, сам наскребу. Это последняя уступка, и только потому, что ты моя сестра. Прости, но я не отдам сектор, если сами планеты не захотят покинуть меня и присоединиться к Новой Республике. До тех пор они останутся моей ответственностью, и это не имеет никакого отношения к возрождению Империи, бунту или чему-то подобному. Лея тихо вздохнула. — Я тоже думаю, что они зашли слишком далеко. Места в сенате они уже лишились, это я тебе как дочь Бейла Органы обещаю. Но Люк, этим должна заниматься Новая Республика, а не грандмастер-джедай. Отцовский звездолёт я могу протащить, и твою протекцию для планет тоже — но прямо сейчас ты пытаешься восстать против действующей власти и возродить Империю. Пожалуйста, брат. Я не хочу воевать против тебя. Сестра смотрела прямо в душу, в молящем жесте сложив руки на груди. Прежде чем Люк успел что-то ответить, дверь в кабинет распахнулась, и внутрь влетел Коди. — Милорд, вам сообщение! Самопровозглашённый камердинер завёлся на его корабле также неожиданно и внезапно, как и личная охрана, врач, глашатаи и все остальные. Кодериана Наберрие был сыном одной из правящих семей Набу и приходился Люку родственником по линии матери — именно это он и высказал, когда поднялся на борт «Исполнителя» в составе делегации. Потом Коди увидел, как именно живёт «милорд», ужаснулся и взял на себя все заботы, связанные с внешним видом, питанием и режимом последнего Скайуокера. От парня действительно была польза — например, он мог дотащить Люка до кровати, если он засыпал где-то посреди коридора, измотанный попытками наладить водоснабжение для отдалённой шахтёрской колонии, решить проблему с эпидемией и построить новую орбитальную станцию — но большую часть времени Коди просто рыдал или орал, пытаясь загнать милорда за стол, выдать ему красивую, но неудобную одежду, или уговорить выкроить несколько часов на отдых. Сын Вейдера от этого просто отмахивался, предпочитая тратить время на дела, а не на всю эту ерунду, и нёсся вперёд, борясь за свой Орден и вверенный кусочек галактики. Однако, несмотря на излишнюю эмоциональность, Коди никогда не позволял себе нарушать правила или мешать его работе. Весь экипаж знал, что сейчас Люк разговаривает с Леей, и камердинер был последним органиком, кто стал бы врываться внутрь и что-то кричать. Набуанец ни капли не смутился, встретив тяжёлый взгляд своего милорда — он почтительно кивнул и протянул Люку датапад. — Сообщение, милорд. Эскадры засекли перемещение кораблей Республики. Скоростью, с которой Люк выхватил датапад и подключил его к экрану, позавидовал бы любой гонщик или пилот. Несколько движений, и вот на звёздное небо накладываются точки, которые медленно плывут, наезжая друг на друга и разделяясь назад. — Лея… Напуганная сестра замахала руками, и Люку казалось, что он чует её ужас через весь космос, который висел между ними. — Это плановое перестроение, Люк! Смена закончилась, новые пилоты заступают на посты. Клянусь тебе… Он очень хотел поверить Лее, но правда была в том, что Люк Скайуокер был и оставался лучшим пилотом галактики. — Я не слепой, сестрёнка. И достаточно долго летал под вашим флагом, чтобы распознать боевое построение F-1. Связь прервалась, повинуясь его мысленному приказу. Жизнь шла своим чередом — экипаж «Исполнителя» слаженно работал, пилоты истребителей весело перешучивались между собой, а сенаторы на Кореллии напряжённо смотрели в небо, ожидая, когда же это кончится. Где-то там, на флоте Республики, кипела жизнь, а рязъярённая Лея носилась по командной рубке и требовала узнать, кто отдал приказ. Люк чувствовал всё это, чувствовал каждого из них — он сосредоточился на отце, который появился за его спиной и теперь задумчиво смотрел на мерцающий космос. — Отец… Полупрозрачная фигура. Шлем, перетекающий в маску. Мёртвый, механический голос. — Это точка невозврата, Люк. Какое бы решение ты не принял, пути назад не будет. Он тоже это понимал. Если он отступит, если выполнит требование сената, то эти крайт-драконы поймут, что они имеют власть над ним. Уступка Кореллии значит уступка во всём, и рано или поздно его вынудят отказаться от всего, что он достиг. То, что когда-то было Империей и теперь возродилось его силами, снова рухнет вниз, а люди, которые поверили в него, окажутся на улице или на плахе. С другой стороны, отказ подчиняться обозначает, что он не признаёт власть Новой Республики. А это билет в один конец — дальше только принимать титул и провозглашать Новую Империю. И это значило лишиться дома, лишиться сестры, надежд и желаний, посвятив всю жизнь своему новому детищу. — Если я сделаю это, то больше не смогу быть грандмастером. Отец медленно склонил на бок голову. — Сидиус успешно совмещал должность главы государства и магистра ордена ситхов, да и ты сейчас неплохо справляешься. Но если говорить о формальностях, то да — от титула придётся отказаться. Разумеется. А Император это уже серьёзно и скорее всего навсегда. — Я не хочу. И не хотел. Отец пожал плечами и легко прошёлся по комнате. — Тогда не делай этого. Сними блокаду, передай сектор сенату, распускай флот, бери своих учеников и уединяйся где-нибудь на Дагобе, посвятив жизнь возрождению Ордена. Ты ведь этого хочешь, да? И планируешь так поступить… Когда, кстати? Ты рассказываешь мне об этой мечте уже много лет, но пока что и шагу не ступил в нужном направлении. Конечно, отец был прав. Люк и сам это понимал — что проблемы будут возникать всегда, что он не сможет построить идеальную галактику и что, по-хорошему, надо было искать себе преемника и улетать отсюда к ситхам. — Не могу. Я слышу их, отец — слышу каждого, кто пришёл ко мне. И я не могу просто бросить их на растерзание. Дарт Вейдер подошёл совсем близко, загораживая звёзды и наполняя комнату своим мрачным, душным присутствием. — Ты знаешь, каким будет твоё решение. К чему все эти метания? Отец, конечно же, был прав — Люк знал, как поступит, ещё до того, как Лея вышла на связь. Но даже его, даже грандмастера Скайуокера, страшило это решение. — Я справлюсь? Казалось, что Энакин Скайуокер почти обрёл физическое тело — настолько сильным было его присутствие. — Не уверен, что с этим вообще можно справиться. Управление галактикой это тяжёлая ноша, она не для плеч одного простого человека. Но ты Скайуокер, и ты мой сын. Мы славимся тем, что можем невозможное. Люк Скайуокер мягко улыбнулся, наверняка зеркально отражая такую же улыбку на сожжённых лавой губах. Коди, всё ещё находившийся в кабинете, вздрогнул, когда на его руки опустился датапад. — Милорд? Люк быстро настраивал рабочий стол, сворачивая карты и устанавливая простейшую защиту. Он собирался переместиться на мостик «Исполнителя», чтобы лично разобраться в ситуации и руководить боем, если это потребуется. Он и так уступил настолько, насколько это вообще было возможно — и если Новая Республика не хочет слушать, он заговорит по-другому. — Отметь этот день в календаре, Наберрие. Сегодня будет создана Новая Империя.