Зыбкое ощущение времени

      Мир демонов, такой привычный и хорошо знакомый, после яркого и суетливого мира людей был… скучен. В нем практически ничего не изменилось, сохраняя полнейшую актуальность его знаний, в нем ничего происходило — и даже Шикмуон, неугомонный по первому времени, однажды перестал вносить в его жизнь сумбур и непредсказуемость.       Более всего мир демонов, это творение кочана в докачановскую эпоху, походил на Ишуэллу: так же мрачно и гнетуще — только и различие, что живность есть. И время в нем текло… смазано. В памяти откладывались хоть сколько-нибудь значимые события, а дни, недели, месяцы и целые годы превращались в багрово-коричневое пятно, совсем как здешнее, все время затянутое облаками небо.       Шикмуон, конечно же, с самого начала прекрасно понимал, что мир демонов — это тот еще зверинец. Но даже хорошее воображение и готовность увидеть любой бред (кочан же) не могли подготовить его к ненормально глазастой растительности.       Для Блоу словно бы не было времени, проведенного в другом мире, ведь все было совсем как прежде: блуждания по миру, Диорук с Лиспеном, следующие за ним, внимательные взгляды Аравеска, когда он приходил к [корням]. Только в голове были воспоминания [Руда Криши], вместо [брата] — не желающая общаться с ним Рубимонтер, и периодически случались столкновения с Шикмуоном.       Память давно всколыхнулась до самого дна и перемешалась с годами, прожитыми в качестве человека. И Блоу, признавая, что восемь лет в мире людей оказались более насыщенными, чем все, прожитые им в мире, созданном [братом], также сознавал и то, что общества брата ему не хватает намного сильней.       Шик, как бы ни было такое признание кощунственным для него самого образца этак… неизвестно скольких столетий назад, безумно скучал по дурацким шуточкам над собой за авторством старика. Годы до [ритуала] не померкли в памяти — напротив, они были яркими, четкими и подробными. Смешно, но Шикмуон был благодарен криворукости кочана во время создания собственного мира: чем больше времени проходило со дня [ритуала], тем лучше он помнил жизнь в мире людей. Помнил даже то, что забыл в силу малого возраста… и именно за воспоминания о матери огненный маг и был благодарен кочану. Но никогда не произнес бы этого вслух.       Иногда, когда они все же пересекались на безграничных каменистых равнинах, Блоу и Шикмуон разговаривали об оставленном ими мире людей, строили предположения, сильно ли тот изменился за прошедшие… неизвестно, сколько лет.       Тоску скрывали от собеседника оба.       И расходились раз за разом, не признав самое главное даже не перед собеседником, а хотя бы перед самим собой. И оба подозревали об этой схожести в мыслях, но продолжали молчать.       Словно одно только слово повлекло бы за собой полный крах тщательно взращенных барьеров в их душах…       Рубимонтер — Блоу это признавал — была во много раз ответственнее Мердиса и тем более его самого, озаботившись и появлением в мире, сотворенным [братом], еще одного [Короля], способного одним фактом своего существования поддерживать мир воплощенным, и его самоличным воспитанием, не желая повторения [Фалкором]* своей собственной истории.       Еще один [Король], коих теперь было три и это для такого пустошного мира была многовато, как казалось Шикмуону, явил собой контраст собственной родительнице. Ему хотелось хохотать как безумному, когда до него дошло, что древняя история, возникшая в результате интереса и любви к людям одного [Короля], имеет все шансы повториться в относительно ближайшем будущем.       Блоу предпочитает не придавать значения жгучему интересу юного [Короля], при каждой встрече расспрашивающему его о мире людей. О самих людях. О голубом небе, белых облаках, двух лунах и бесчисленным точкам звезд на ночном небосклоне. Он не знает, с чего зародился интерес [Мердиса], но помнит, к чему тот привел его, и помнит, что послужило тому причиной. В этот раз другой мир отделен границей, которую не пересечь даже [Королю].       Он сам даже не пытался пробовать.       Шикмуон видит в этом невысоком желтоглазом и черноволосом рогатом шкете кочана — и ничего не может с собой поделать. Фалкор действительно похож на того Мердиса, которого знал он. Особенно своей непрошибаемой упрямостью в следовании за им самим выбранной целью. Маг это видел. Как видел и то, что Рубимонтер несказанно бесит, когда ее «сын» расспрашивает его или Лиспена о чем бы то ни было. Шика это забавляет, и только поэтому он отвечает на вопросы. Так же поступает и пернатый.       Он теряется в мареве проходящих дней и лет, но ждет, когда же это болото встряхнут.       Слухи и сплетники есть даже тут, поэтому однажды он узнает о том, что [Король] стал интересоваться границей, разделяющей миры. И даже пробовал создать [дверь] в человеческий мир.       Он усмехается, когда слышит об этом.       Он печально улыбается, потому что знает, что не сможет предотвратить неизбежное. _________       *Имя выбиралось по аналогии с Мердисом и Рубимонтер. М и Р в русском алфавите разделяет три буквы, вот поэтому для отпрыска Руби было выбрано шестибуквенное имя [Фалкор].