Секреты лесной сторожки, или Гнездо Королька

       «Я обязательно должен сделать ей ребёнка!» — Кямрана всё чаще посещала такая мысль. Со свадьбы уже прошло довольно много времени, вполне достаточного для того, чтобы продолжение рода стало реальностью. Фериде тоже была не против, но ей более понятны были дети постарше — такие как её ученики, как когда-то дочурка Мурат бея, а теперь и её приёмная дочка Мунисе. А как вести себя с младенцем даже не представляла, хотя, приобретённый жизненный опыт подсказывал ей, что жизнь всему научит. К тому же, она теперь не одна — в доме много помощниц, та же Нурие-сютлю, вырастившая и выкормившая детей тёти Бесиме и Сейфетдин бея, наверняка с удовольствием и помогла бы, и научила, как и что нужно делать с малюткой. Корольку тоже очень хотелось подарить Кямрану сына. А потом дочку. Но это потом.       Кямран очень полюбил Мунисе — девочку из своего вещего сна. Иначе и быть не могло! Он сразу узнал её, когда впервые увидел рядом с Фериде в захудалой гостиничке в Кушадасах. В тот решающий вечер малышка послужила будто мостиком между ним и Фериде — этаким подвесным шатким мостиком с поперечными дощечками, едва скреплёнными перетёртыми верёвками. Этот мостик словно висел над бездной, шатался и раскачивался на воющем ветру. Дощечки кое-где держались на честном слове, а где-то и вовсе отсутствовали. По нему-то и должен был пройти Кямран на воображаемый другой берег к Фериде — потихоньку, с риском упасть в пропасть, но это было его последней надеждой и возможностью воссоединиться с любимой. И поэтому он без раздумий прошёл по этому «мостику» — осторожно, маленькими шажками — чуть оступишься и полетишь в тартарары, уже безвозвратно. Использовал все душевные силы, говорящий взгляд, уговорил, убедил девочку поверить ему и по-своему по-детски повлиять на приёмную мать принять правильное решение.       Мунисе была очень милой, послушной и умненькой малышкой. В свои пять лет она хлебнула много горя, но Фериде, тоже понимающей перипетии сиротской жизни, за несколько месяцев, пока они жили вместе, удалось вернуть её в непосредственный мир детства. Кстати, любимой игрушкой девчушки был куклёнок-младенец. Она постоянно с ним «нянчилась» — наверняка, помнила эти действия из своей прежней деревенской жизни, видимо отложилось в детской головке, как соседка или родственница возилась с маленьким. То укачивала его, то кормила из маленькой бутылочки, правда, без соски, то раздевала и заново пеленала в тряпочку, что выпросила у Дильбер-калфы. Не трудно было догадаться, как обрадовалась бы малышка новорожденному братику или сестричке.       Кямран однажды даже спросил её об этом, на что Мунисе радостно закивала, и её глазёнки разгорелись («А что, можно так?» — ведь с настоящим было бы во сто крат интереснее играть). Доктор при этом многозначительно глянул на жену, как бы намекая: «Вот видишь?!». Да Фериде и сама всё понимала. — Так бывает, — думал Кямран. — Когда к чему-то очень стремишься, то оно словно нарочно, отодвигается от тебя всё дальше и дальше. — Самым красноречивым примером служила его любовь к Фериде. — А стоит только отпустить ситуацию, не зацикливаться на ней, так сразу всё приходит будто само собой. Пожалуй, и в этом вопросе ему надо действовать так же. Однако, эта теория не всегда верна — ведь в случае с их любовью никак нельзя было утверждать, что всё пришло само собой — столько они пережили, прежде чем заслужили своё семейное счастье.       На долю Фериде выпало столько невзгод, пока она скиталась одна-одинёшенька по городам и весям Анатолии. Она нашла в себе силы преодолеть гордость, понять ошибку Кямрана, разобраться в своих чувствах и, как ему очень хотелось бы верить, забыть свою обиду. Он был безмерно благодарен Всевышнему, что предоставил возможность своему рабу начать всё с чистого листа. Потом настало счастье воссоединения любящих сердец, измученных разлукой. Было торжество, пусть не такого масштаба, как было запланировано в первый раз, но тоже запоминающееся. Затем свадебное путешествие. Новая работа Фериде в стамбульской школе для девочек. Новь семейной жизни. Бытие Фериде перевернулось с ног на голову. Не удивительно, что и человеческому организму требовалось время, дабы адаптироваться к эмоциональным переменам. Только сейчас, спустя много месяцев после свадьбы, Фериде наконец-то оттаяла и вошла во вкус интимной стороны супружеской жизни — не зря он старался!       А сегодня так и вовсе его удивила! Ему — темпераментному восточному мужчине иногда не хватало смелых женских ласк, в которых он не испытывал недостатка когда-то в своей холостяцкой жизни. Тем же вечером, когда они сидели крылечке сторожки и попивали чай, Кямран не сводил с жены глаз. Она умиротворенно вдыхала ароматы вечернего леса, прислушивалась к голосам птиц и наслаждалась вкусным чаем. Сладковато-свежий аромат жасмина, что цветёт в эту пору, волнами разливался по прохладному вечернему воздуху. — Ах, Кямран! Как же тут хорошо! Я так рада провести пару дней в нашем домике! Он пододвинулся ближе и приобнял жену за плечи. Потёрся щетинистой щекой по её волосам и в полголоса произнёс: «Мне так понравилось…» По хитровато-довольной улыбке Фериде поняла, о чём он, и чуть не поперхнулась чаем. Как обычно с ней случалось, краска смущения залила её щёчки. — Ты о чём-то другом можешь думать, кроме…? — Нееет, если ты рядом, то не могу, — хихикнул в ответ доктор. Не для того он бросил всё на работе и дома, чтоб и здесь, в лесной глуши думать о будничных и рабочих делах! — Давай, посидим подольше! Чувствуешь, как пахнет? Это лесной жасмин! В городе такого нет. — Угу, — Кямран обнял её крепче, придвинул к себе, откинул прядь мягких каштановых волос и нежно поцеловал в ушко. После чего взял её личико за подбородок, погладил тыльной стороной ладони по щеке и поцеловал в разгорячённые чаем медовые губки. Поцелуй было очень долгим и призывным, а после горячего чая — вдвойне жарким и сладким для обоих — никому не хотелось его прерывать. Вдруг дебрях зашуршало и послышался треск сломанных веток. — Ой! — Фериде испуганно прижалась к мужу. — Это может быть медведь! — Здесь нет медведей, не бойся ты так! Олень, наверное. Они очень пугливые животные. — Как это нет медведей? Ты у меня медведь! — возразила Фериде и шаловливо запустила руку под рубашку, благо верхние пуговицы были расстёгнуты, и потеребила густые волосы на груди Кямрана. — Теперь я медведь? Я же, вроде, львом всегда был? — его всегда забавляли звериные прозвища, которые всегда бытовали в их общении с самого детства — начиная с «овцы» и «павлина». — Ты для меня всё! Целый лес зверей в одном! — с утвердительной улыбкой ответила красавица. Для неё Кямран всегда был всем — и кузеном, и возлюбленным, и другом, и домом, и вообще, целым миром! — Ладно, идём — спать пора! А то, и правда, медведь придёт, — в шутку припугнул её супруг. У него были свои планы на красавицу из красавиц. В домике они зажгли керосиновую лампу и стали готовиться ко сну. Разбирая вещи и постельные принадлежности, Фериде не обнаружила своей ночной сорочки. — Кямран! Ты не видел моё ночное платье? — Не-е-ет…, — как можно правдоподобнее разыграл удивление Кямран. — Я точно помню, что складывала его в баул. А теперь не могу найти! — Детка, это не так страшно. Обойдёшься сегодня без него. — Да, но… — На что оно тебе? Я согрею, — Кямран одним шагом приблизился к жене и обхватил тонкий стан руками, так, что большие ладони сомкнулись на её пояснице, и притянул к себе. Лицом к лицу, нос к носу, глаза в глаза — так, что ресницы обоих соприкоснулись, и добавил своим бархатным баритоном: «Я бы всё равно его с тебя снял».