Книга огня (Азер и Караджа)

Ему снилась Адана. Солнце нагрело щеку и напомнило о зное родного края. Он видел, как ночная прохлада испаряется с холодных камней мостовой, как просыпается огромный город, как наступает очередное утро. Он слышал, как люди говорили: "Что принесёт этот день?" Ему – ничего, в этой жизни он всё добывает в борьбе. Он – Азер Куртулуш, а кругом – Византия. Солнце заставило Азера разомкнуть веки. За окном был покорённый им Стамбул. С момента убийства Саваша он впервые позволил себе выспаться. Всё позади, тело Салиха Кочовалы должно уже лежать на холодном столе тюремного морга. Азер направился к бассейну, но дверь во внутренний двор поддалась не сразу. Что-то преградило ему путь. Он увидел суетливое копошение на пороге и громко выругался: "Тимсах, опять ты!" С тех пор, как Тимсах вернулся с перестрелки, потеряв второй указательный палец, цепляясь за мусоровоз, он категорически отказывается покидать двор Азера. - Я прощаю тебе побег с чатапата: в конце концов, ты всего лишь рептилия, зайди уже в дом. - Что ты, дружище, я не достоин такой чести, ты только защити меня от Акына. - Джаным, тебе просто нужна доза, но этот дом чист. Ребята отвезут тебя в притон, там тебя не найдут. Над Тимсахом нависла громадная фигура охранника: - Азер-бей, он так боится Акына, что перестал торчать. Парень – его личный сорт героина. - Убери это создание с глаз долой. Вечером он распугает всех девок. Охранник расплылся в улыбке в предвкушении кутежа: - Вызвать? Скольких? - По полной программе. Азер сам с радостью думал о вечере. В последние дни он снимал напряжение в компании боксёрской груши. Но и в спортзале от Кочовалы не было покоя. Надо успеть перевернуть этот дом вверх дном и восстановить его до приезда Фадик Куртулуш. Азер понял, что в эту минуту он больше всего хочет услышать голос матери. Едва он потянулся к телефону, как перед ним появился второй охранник. - Надеюсь, ты с хорошими новостями, иначе у тебя появится третий фингал за неделю. - Азер-аби, из тюрьмы пока не ответили. Я пришёл сказать, что у тебя гостья. - Гостья? В такой час? - спросил Азер, глядя в растерянное лицо охранника, и понял, что речь идёт не о шлюхах. - Она из семьи Кочовалы... Эта фамилия, как остатки кошмарного сна, которые никак не стряхнуть наяву. Подойдя к шкафу, Азер задумался: - Белая рубашка или чёрная? Как там было у Шекспира: "Красотою стала чернота?" Нет, это не в тему, там речь о невесте с чёрными бровями... Азер выбрал белую рубашку, кажется, только для того, чтобы согнать с души поэтический настрой. Слишком серьёзный день был впереди. Это подтвердил и пристальный взгляд холодных глаз, который он почувствовал на себе, войдя в гостиную. - Добро пожаловать, госпожа. Не знаю вашего имени. - С добром пришла. Меня зовут Султан Кочовалы. - Ваш внук знает, что вы нарушаете нейтралитет? - Мой внук ничего не знает, как и ты, дитя. - Когда я вижу, что мои враги не в ладах, предпочитаю держаться в стороне. - Салих не убивал твоего брата. - Вы истинная мать Чукура: надо же так привязаться к приёмному сыну. - Я сама пострадала от него: он отнял у меня сына и пытался убить моего мужа. - Вы опоздали, Султан-ханым, можете варить халву. - Ты видел его труп, сынок? - Султан прочла замешательство на лице Азера и продолжила: - Вартолу Саадеттин всегда находит выход. - Вы мне ещё про Эвлию Челеби расскажите или Синдбада морехода. - Я сказала достаточно. Азеру было не по себе от взгляда этой женщины, ему казалось, что она видит его насквозь. Так порой смотрела мама Фадик, и тогда Азер понимал, что не прав, ещё до того, как она проронит хоть слово. Он с облегчением проводил гостью до двери. Во дворе уже стоял вернувшийся из изолятора охранник, и по его лицу Азер понял, что время для халвы ещё не пришло. Дойдя до порога, Султан развернулась и произнесла: - Кстати, я не мать Чукура. Больше не я. … Караджа пожалела, что надела туфли. Здесь, в этом сыром полумраке изолятора, стук каблуков был не к месту. Дома перед зеркалом она была так собой довольна: чёрный жакет и платье-футляр под ним – настоящая преемница бабушки Султан. Она так хотела порадовать отца своей уверенностью, но сама уже готова была бежать без оглядки из этого места. Поймав взгляд отцовских глаз из-под высокого задумчивого лба, она почувствовала что её сил хватит на двоих. – Папа, ты похудел. – Главное, что ты цветёшь, наша чёрная роза. ... Азер подъезжал к изолятору в отвратительном настроении. Может, день задался бы, если бы он выбрал чёрную рубашку? Улыбнувшись самому себе, он отогнал эту мысль. Азер Куртулуш не верит ни в удачу, ни в приметы. Он верит только в силу. Он взбежал по ступеням и резко дёрнул ручку входной двери. ... Караджа покидала изолятор, окрылённая новым для себя чувством. Это не только хорошо знакомый ей игровой азарт, но и ответственность за любимых. Ей хотелось поскорее расцеловать бабушку и передать матери записку от отца. Она развернулась к коридору, который пугал её ещё полчаса назад и окинула его совсем другим взглядом. Не желая терпеть до дома, Караджа раскрыла листочек бумаги. На глазах навернулись слёзы, и она поспешила на улицу. Караджа занесла руку, чтобы толкнуть дверь наружу. Но дверь дёрнулась от неё и рука ухватилась за ворот белой мужской рубашки. Караджа стояла, как вкопанная, не сводя глаз с незнакомца. В уголках его губ играла улыбка. Он проговорил: – Может, уберёшь руку с моей груди? Караджа была готова провалиться на месте, укоряя себя за то, что замлела от этого внезапного контакта. Она опустила голову и увидела под ногами отцовскую записку. Мужчина среагировал раньше. Он поднял листок, вложил его в руку девушки и скрылся за дверью изолятора. Караджа поспешила к машине и всем телом вжалась в заднее сиденье. В её мыслях белозубый рот незнакомца отчеканивал слова: "Может быть, уберёшь руку с моей груди?" Ладонь, крепко сжимавшая записку, ещё хранила прикосновение его пальцев. ... Чёрный, обрамлённый краснотой, глаз буравил Азера насквозь. - Если вы хотите сделать мне предложение, Азер-бей, учтите, что я счастливо женат. - Здесь не место для подобных шуток. - И не тот адресат, прошу прощения. А ещё за то, что отнял жизнь у твоего мясника. - У меня нет проблем с персоналом, Вартолу Саадеттин. - Саадеттин умер. - Когда я начинал, о нём ходили легенды. У меня к нему пара вопросов, ты можешь вызвать его дух, Салих Кочовалы? ... Караджа успокоила дыхание и бодро скомандовала: - Когда свернём на просёлочную дорогу, я сяду за руль. - Хорошо, кызым, как скажешь. - Давай объедем пробку по тротуару. - Мы поцарапаем низ машины нашего аби. - Твой аби в тюрьме, что он нам сделает? - Хорошо, кызым, хорошо. Я ничего не знаю, ты всё знаешь. Раньше аби знал, теперь ты. … В стенах изолятора раздавался заливистый смех. - И это тоже правда? - Говорю же, они даже приврать не могут нормально, было ещё интересней. - А правда, что ты утопил катер с проститутками у греческих островов? - Правда, только не катер, а яхту, не у островов, а в нейтральных водах, и не я, а мой Медет; а Фулья с Татьяной спаслись, продли Господь их дни. - Итак, тебя выпускают и ты становишься во главе моей лаборатории... - У меня небольшое пожелание. Рядом с особняком Кочовалы есть дом на холме. Как хорошо бы мне там отдыхалось после праведных трудов! ... Караджа уселась за руль и принялась подгонять под себя водительское сиденье. - Пристегнись, Санчо Панса. - Опять едем стрелять по бутылкам? - Ты же обещал не жаловаться. - Хорошо, кызым, хорошо. Я ничего не знаю, ты знаешь. ... Азер прибыл домой, довольный исходом сделки. Утренние переживания уступили место новому волнению. Он сжал пальцами пуговицу на рубашке. Девушка не шла у него из головы. Её прикосновение, её испуг, её смущение волновали Азера. Почему в её глазах стояли слёзы, кого она навещала? Кому адресованы эти слова в записке? "Моя Айше, спасибо за дочь". Она - дочь, за которую благодарит гордый отец, или её имя - Айше, и она приходила к отцу своего ребёнка? Эта мысль кольнула сердце Азера ревностью. "Не успел встретить красивую девушку, как уже присвоил её, Азер-бей," - сказал он себе. Из машины сопровождения вышел охранник и подбежал к нему. - Аби, ты знаешь, кто та девушка, с которой ты столкнулся в дверях изолятора? Азер напустил на себя маску равнодушия и ответил: – Я ничего не знаю.