An Indefinite Amount of Forever

У ее губ был вкус вишневого пирога, который они вечером ели на десерт, и сегодня она была особенно резвой. Альбус задумался, что же все-таки произошло. — Мммо-нннн, — промямлил он между поцелуями. — Мон, мы можем остановиться на секунду? Она широко раскрыла свои и без того огромные глаза. — Что случилось? — спросила она почти шепотом. — Ничего страшного, — Альбус покачал головой. — Я просто подумал… ты понимаешь, что это все, что мы делаем? — Ты бы хотел заняться чем-то еще? — Она удивленно подняла бровь. — Ну да, может быть, — ответил он, почесывая затылок. Он не привык изливать свои чувства так открыто. Но Скорпиус был прав. Если ему не нравится видеть, как она флиртует с другими парнями, то он должен, черт возьми, поговорить с ней об этом. — Я надеялась, что когда-нибудь ты это скажешь. — Моника ухмыльнулась и, снова прижимаясь к его губам, ловко пробралась рукой к пряжке ремня. Где-то в глубине большого, красивого мозга Альбуса замкнуло. Она пыталась дотронуться до него там! И если он позволит ей, Мон поймет, как сильно их поцелуи повлияли на него. Он схватил ее за запястье, останавливая, и отстранился от ее губ. — Что ты делаешь? Хотя она уставилась на него с непроницаемым лицом, он мог поклясться, что она была смущена. — Ты сказал, что хочешь заняться чем-то еще. Альбус прерывисто выдохнул. — Хотя я, конечно, не против того, чтобы позволить тебе продолжить то, что ты собиралась сделать, это не совсем то, о чем я говорил. — Ты хотел чем-то со мной заняться? Хуууухх …о чем мы там говорили? Возбужденная часть его обычно логического мозга брала верх, как близнец, поглощающий своего двойника в утробе матери. Он был дураком, думая, что только парни могут быть такими упрямыми ослами, когда дело доходит до секса. Ее невероятно зеленые глаза смягчились. — Все в порядке, — прошептала она. — Я тоже никогда этим не занималась, — заверила робким, добрым голосом. Уголки его губ приподнялись, услышав это. Не то чтобы он был какой-то сексистской скотиной, но ему нравилось слышать, что он — единственный. — Мы не обязаны это делать. — Я хочу, — не колеблясь, выпалила она и тут же поняла, как жадно это прозвучало, и слегка отстранилась, чтобы не показаться потаскушкой. — То есть… если ты хочешь. — Конечно, хочу. — Он улыбнулся и легонько поцеловал ее в губы. Моника покраснела, разрушая свой имидж холодной девушки и выдавая в себе неопытного подростка, которым и являлась. Стыдливо закусив губу, она продолжала расстегивать его брюки. Скорпиус нахмурился, разочарованно глядя на то, что написал на пергаменте. — Мерлин, звучит так, как будто в этом эссе я рекламирую Бодроперцовое зелье. Послушай это дерьмо: «Бодроперцовое зелье — одно из самых полезных зелий, которое каждый волшебник должен иметь в своем личном запасе. Оно применяется для лечения похмелья, головных болей, тошноты и усталости, а также для смягчения последствий проклятия Cruciatus и восстановления после контакта с дементорами. Но показания к применению на этом далеко не ограничивается». Я должен получать за это чертово жалование, — сказал он с ухмылкой. Альбус не ответил, продолжая смотреть на тот же самый абзац в учебнике по зельеварению, на который он, делая вид, что читает, пялился уже полчаса. — Ал? Ноль реакции. — Ал! — Что? — Он встрепенулся, уставившись тупым взором перед собой. Скорпиус покачал головой, глядя на друга. — Что с тобой сегодня? — Ничего, — пожал плечами Альбус. Скорпиус, который прекрасно знал, когда его друг врет, не успокоился. — Ты слышал, что я только что говорил? — Что-то про перец, — пробормотал Альбус. — Блять, тебе что, плохо? — изумился Скорпиус. — Я в полном порядке, — Альбус вздохнул. — Продолжай читать свое эссе. Клянусь, я слушаю. Выражение его лица за последние пару дней было трудно понять. Казалось, он смотрит на мир новыми глазами, тратя дополнительное время на пережевывание пищи и наблюдение за окружающей средой. В его глазах плясало почти младенческое удивление, но остальная часть его лица была как всегда стойкой. Скорпиус закатил глаза. — Тебе действительно стоит заняться написанием эссе для Слиззи. Ты знаешь, он в этом году немного протрезвел и начал реально уделять вним… — Моника подрочила мне, — резко перебил Альбус. Рука Скорпиуса, которая в данный момент строчила на пергаменте, замерла. — Мон сделала что? — Подрочила. Мне. Она. У Скорпиуса отвисла челюсть. Он даже не убрал руку с пером от пергамента, и на нем уже начала формироваться заметная чернильная клякса. — Это… ух ты. Это, безусловно, объясняет твою рассеянность. Альбус кивнул. — Я все еще пытаюсь привыкнуть к мысли, что это произошло на самом деле. — Я тебя не виню. — Чернильная клякса стала уже размером примерно с галлеон. — Ну… как все было? — Ты знаешь, что такое оргазм? — спросил Альбус, подняв бровь. — Мне это знакомо, — фыркнул Скорпиус. — Ну вот, я получил его, но вместо того, чтобы сделать все самому, красивая девушка сделала это для меня. Как ты думаешь, как было? Скорпиус издал странный смешок, который иногда вырывается у людей, когда они не знают, как еще ответить. — Поздравляю? — Чернильная клякса теперь покрывала текст позабытого Скорпиусом сочинения. — Спасибо. — Альбус задумчиво уставился на абзац в своем учебнике, который стал для него своего рода нейтральной точкой, когда он не мог смотреть ни на что другое. — Я, наверное, идиот, что тебе все рассказал? Скорпиус странно посмотрел на своего друга. — Нет. Почему идиот? — Ты никогда не рассказываешь мне о том, чем занимаешься с Розой, — Альбус пожал плечами. А. Вот оно что. По правде говоря, Роза и Скорпиус не ушли далеко. Несколько особо страстных и глубоких поцелуев и ласки поверх одежды были текущей степенью их физических отношений. Скорпиус был более чем готов к большему, но не хотел давить на нее. — Честно говоря, мне нечего рассказывать, приятель. Альбус вскинул брови, позволив себе насладиться роскошным моментом самодовольства. — Итак… значит я первый из нас, кто сделал что-то сексуальное. Как так? Скорпиус усмехнулся и закатил глаза. — Не спрашивай. Но это не значит, что я хочу оставаться девственным, как свежевыпавший снег. Альбус ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. — Так, так, так. Я, Альбус Северус Поттер, первый из моих друзей, чьего члена коснулась девчонка. Чернильная клякса захватила так много пергамента, что это было сущее безобразие. — Тебе обязательно говорить так? — Нет-нет, просто интересно, — произнес Альбус, потирая подбородок. — По правде говоря, я всегда предполагал, что ты будешь первым, кто что-то сделает. — Да ну? — Скорпиус приподнял бровь. — Ну да. Ты богат и с хорошим социальным статусом, и у тебя вроде как есть… — Альбус обвел рукой лицо Скорпиуса, –… трагические сказочные принцы со светлыми волосами, серебряными глазами и красивым телосложением… — Вряд ли его можно назвать красивым. — Я имею в виду, что девушки ведутся на это, ведь так? Скорпиус пожал плечами. — Одна да. Для меня этого достаточно. Альбус усмехнулся про себя и снова уставился на непостижимый абзац в своем учебнике зельеварения. — Она сказала, что я был первым, с кем она сделала это, — произнес он срывающимся голосом. Скорпиус улыбнулся. Он знал, что это, вероятно, значило для его друга намного больше, чем любые сексуальные игры, которыми они с Моникой занимались вместе. — Ты ей нравишься, Ал. Любой идиот это видит. При этих словах Альбус Поттер впервые в жизни покраснел. Он на мгновение опешил от тепла, затопившего его лицо, не совсем понимая, что означало это ощущение. — И она тебе тоже нравится, — заключил Скорпиус, наблюдая за тем, как друг борется с первым румянцем. Альбус знал, что Скорпиус прав. Она ему нравилась. Ему придется что-то предпринять, если он хочет, чтобы такие воздыхатели, как Падриг, убрали свои поганые руки от нее. Но он еще не был готов поговорить с этой малышкой. Ярлыки — девушка, парень, моногамные отношения — они просто не были естественными или логичными. Может, они имели бы место, когда вокруг целое море девушек, которые только и ждут, чтобы их свел с ума Альбус Северус Поттер. Но все же сейчас он ощущал в себе чувство собственничества, как у пещерного человека, желая разорвать лицо Падрига Макферсона, потому что он волочился за девушкой, которую он, Альбус, видел как свою собственную. Это было нелогично… но так оно и было. И Альбус вынужден был признать тот факт, что, каким бы необычным и не по годам развитым он ни был, он все равно был человеком, а не вулканцем. А люди были безнадежно испорчены. — Как скажешь, приятель, — пожал плечами Альбус. — Кстати, твой пергамент весь в чернилах. Глаза Скорпиуса чуть не выкатились из орбит, когда он заметил лужу чернил, которая растеклась по большей части его (теперь испорченного) эссе. — Что за херня! Альбус, наблюдая, как Скорпиус тянется за своей палочкой в тщетной попытке спасти как можно больше своего эссе, ухмыльнулся. Я иду к тебе, Моника Флинт. По настоянию Джинни Гермиона и Драко позволили ей устроить неофициальную встречу (Гермиона была категорически против использования слова «вечеринка», так как это означало, что будет приглашено много людей) в их с Гарри доме, чтобы отпраздновать помолвку. Чтобы Драко не ворчал по поводу того, что ему приходится общаться с тем, что он называл «большим количеством гриффиндорцев, чем должно быть разрешено в одной комнате по состоянию здоровья», она даже пригласила Блейза. — Ты ведь понимаешь, что должна мне за это, да? — спросил Драко. Гермиона подняла бровь. — Даже не пытайся притворяться, что они тебе не друзья сейчас. Драко поморщился. — Я признаю, что мы дружелюбны друг к другу, но я бы не стал заходить так далеко, чтобы называть их друзьями. Кроме того, вчера вечером мы ужинали с твоими родителями. Эти мои выходные просто неразрывно связаны с посещением ужинов и вечеринок твоих людей. — Он надменно застыл возле камина, держа в руках Летучий Порох. — Выходные, которые мы могли бы провести, занимаясь гораздо более приятными вещами. — Отлично. Что ты хочешь? — закатила глаза Гермиона. Драко сделал вид, что обдумывает ее предложение, хотя было ясно, что он уже знает, чего хочет. — Хммм. Я подумываю о хорошем удушении. Да. Да, чем больше я об этом думаю, тем больше мне хочется, чтобы ты сидела у меня на лице, когда мы вернемся. Глаза Гермионы вспыхнули вожделением. Вот за это… Вот почему она любила этого человека. Она притворилась, что смущена его предложением. — Опять? Мерлин, почему ты постоянно испытываешь потребность доставить мне удовольствие? Это утомительно. — Я знаю. Я чудовище, — он ухмыльнулся. Когда они вышли из камина в гостиную, они были немедленно встречены Джинни, поднесшей им бокалы с вином. — Слава Мерлину, что вы двое здесь! Я чувствую, что вот-вот из кожи вон вылезу с… а, неважно. — Она налила себе немного вина в стакан с надписью «мамино лекарство». — А где Гарри? — спросила Гермиона. — Он в своей «студии», — закатила глаза Джинни. Гермиона увидела, как она выделила слово воздушными кавычками, едва удержав при этом бокал и не пролив свой напиток. — Позволь поинтересоваться? — Нет необходимости, — фыркнула Джинни. — Как только он спустится, он все равно не заткнется, распевая о своей новой «карьере», — сказала она, снова чуть не пролив вино, показывая кавычки. — Карьере? — улыбаясь, переспросила Гермиона. — Это было быстро. И чем он занимается? — Творчеством. Вдыхаю жизнь в мирское. Чего я не делаю? — воздух прорезал пафосный голос. Это был Гарри, неуверенно балансировавший посреди лестницы, слегка сутулясь и заложив одну ногу за другую, как бы позируя. — А? — отозвалась Гермиона. Она обратила внимание на внешность Гарри. Его обычно неуправляемые волосы были еще более непослушными, чем когда-либо, и было очевидно, что он оставил все попытки расчесать их. В то время как он обычно одевался в опрятную, спокойную, профессиональную одежду (Джинни называла его стиль «Папин шик»), теперь же он был одет в свободные, легкие белые льняные брюки, которые были подвязаны на бедре шнурком. Его рубашка, казалось, была из той же оперы. Она была на несколько размеров больше, чем нужно, и такого ярко-фиолетового цвета, что Гермиона сразу же вспомнила Златопуста Локонса. В довершение всего, он был босиком. — Новая одежда? — спросила она, заметив, как лицо Джинни исказилось в гримасе при виде нового гардероба Гарри. — Тебе нравится? Намного удобнее творить, когда не обременен тяжелыми тканями. Драко нахмурился при виде этого зрелища. — Где, черт возьми, ты купил этот наряд, Поттер? Ты выглядишь как бездомная гадалка. Гарри закатил глаза. — Ты просто завидуешь, потому что у тебя не хватило уверенности, чтобы измениться так самому. — Во-первых, — фыркнул Драко, — не обманывай себя, думая, что ты на самом деле изменился. Во-вторых, у меня есть много разных качеств, но зависть, безусловно, не одна из них. — Драко выпрямился сильнее, оправляя лацканы своего дорогого блейзера. Гермиона перевела взгляд со своего жениха на Гарри. Эти двое, наверное, не могли бы выглядеть еще более разными. Каким-то образом, стоя рядом с растрепанным месивом, которым был Гарри, Драко выглядел еще безупречнее. Гермиона внутренне вздохнула. Она не была уверена, что когда-нибудь привыкнет к модельной внешности Драко. Она снова обратила свое внимание на Гарри, который был глух к язвительной критике его нового облика, которую выразил Драко. — Так…ты теперь вроде как художник? Этим ты занимаешься? — В основном фотографией. Хотя, я начинаю заниматься живописью. Я нахожу этот вид деятельности гораздо более свободным, чем другие медиа. Возможности творить просто безграничны. После этого нового откровения Гермиона заметила несколько участков на брюках Гарри, которые были окрашены различными цветами краски. — Это замечательно, — Гермиона не знала, что еще сказать. Было очевидно, что Гарри увлечен своим новым занятием, и у нее не было желания препятствовать ему. С другой стороны… эта одежда… и его новообретенная способность вводить слово «творить» в любое предложение… это все было довольно странно. — Значит, ты теперь богема, — серьезно произнес Драко ровным голосом, таким тоном, как можно было бы сказать: «Итак, ты решил перестать мыть подмышки». — Он повернулся к Джинни, которая наполняла вином «Мамино Лекарство» до самого верха. — Как ты к этому относишься? Она сделала здоровый глоток, испустив блаженное «аххх», ощущая тепло, разливающееся по телу от выпитого алкоголя. — О, я просто в восторге от того, что Гарри делает то, что он любит. Я хочу сказать, ведь это я заставила его уйти с работы. Так что, по правде говоря, это все моя вина, — я имею в виду мои действия, верно? Драко ухмыльнулся, когда Джинни почти признала свое поражение. — Ты реально хорош, Поттер, или ты один из тех «каляк-маляк», которые просто закрывают глаза и ляпают краску на холст? Гарри поднял бровь. — Мне нравится думать о себе как о постэмоциональном художнике-экспрессионисте, который включает элементы досовременности в свою работу. Драко равнодушно закатил глаза. — Ну, это чушь собачья, ничего бредовее в жизни не слышал. Гермиона ущипнула Драко за задницу в отместку за его грубость, игнорируя недовольное «аауууч» в ответ на ее действие. — Нам бы очень хотелось увидеть твои работы, Гарри, — она заговорила с ним тем голосом, который приберегала для медлительных и плохо соображающих первокурсников. Гарри, просияв, сделал им знак следовать за ним вверх по лестнице. Они прошли мимо двери с надписью «Не входить. Жизнь и смерть внутри». — Моя фотолаборатория, — небрежно бросил он. Драко прикусил губу, чтобы не рассмеяться над вычурностью всего этого. Гермиона снова предостерегающе ущипнула его за задницу. Если она не могла смеяться, значит никто не мог. — А это моя студия, — провозгласил Гарри с гордостью отца, представляющего миру своего ребенка. Гермиона едва могла разглядеть свои руки перед лицом сквозь дым благовоний. Она подавила кашель. Воздух был чист, как пачули. Как только ее глаза, которые нещадно жгло, привыкли к темноте, она обнаружила, что ее окружают ужасающие, почти жестокие буйства цвета, заключенные в аккуратных холстах. При ближайшем рассмотрении Гермиона смогла разглядеть тела — уровень сложности которых можно было описать только как «немного более продвинутые, чем фигурки» — появляющиеся группами по три на большинстве холстов. При еще более близком рассмотрении стало очевидно, что на них. На каждом холсте средняя фигура имела избыток черных волос и шрам от молнии, в то время как фигура справа была изображена с оранжево-рыжими волосами, а та, что слева… — Черт возьми, Поттер. Это должна быть Гермиона? — возмущенно спросил Драко. У фигуры слева была большая шапка из кудрявых темно-каштановых волос и довольно большой бюст. Как ни странно, хотя сами фигуры были примитивны и характеризовались отсутствием деталей, ее груди были нарисованы довольно хорошо. — Я даже не знаю, как я отношусь к тому, что ты рисуешь грудь моей невесты на каждой из своих «картин», — заметил Драко, используя прием Джинни с воздушными кавычками. Гарри не стал оправдываться. — Это искусство, Малфой. Не надо так переживать по этому поводу. Гермиона ведь все понимает, не так ли? Драко обернулся, чтобы посмотреть на реакцию Гермионы. Он никогда раньше не видел, чтобы у нее было такое выражение лица, как сейчас. Один ее глаз был значительно больше другого, а рот застыл в какой-то перевернутой вверх ногами ухмылке. — Так ты… ты нарисовал нас? — Когда мы учились в школе. Вот, видите это. — Он показал на «картину», состоящую из беспорядочных черных и зеленых пятен краски с одинокой темно-зеленой закорючкой, проходящей через середину, с фигурами Гарри, Рона и Гермионы, стоящими на вершине закорючки. Груди Гермионы на этой картине были намного меньше. — Это мы в тайной палате, второй курс. Я знаю, что ты тогда лежала в Больничном крыле, окаменелая, Гермиона, но ты была там духом. Все это было бы невозможно без тебя. А вот это. — Он показал на другую картину с коричневыми и желтыми пятнами краски, с прямыми вертикальными коричневыми линиями, проходящими через холст, и тремя фигурами, стоящими посередине под большим красным треугольником. Грудь Гермионы на этой картине была значительно больше. — Это мы в лесу Дина. Драко закатил глаза. — К твоему сведению, Поттер, ты неправильно изобразил грудь. Ее соски центральнее, чем здесь, и они больше, чем ты мог предпо… аааайй, за что? Гермиона снова ущипнула его за задницу. Честно говоря, меньше всего Гарри беспокоила точность ее груди. Драко, оправившись от болезненного щипка, нахмурился, оглядывая комнату. — Ты знаешь, самое невероятное во всем этом — это то, что эти картины будут продаваться, черт подери. И они будут продаваться за немыслимую сумму денег, потому что знаменитый Гарри Поттер их автор. Гарри безмятежно улыбнулся. — Я делаю это не из-за денег, Малфой. Достаточно того, что моя работа будет взывать к чувствам людей. Глаза Драко расширились, когда он осмотрел картину, изображающую светло-голубые версии Гарри и Гермионы, извергающиеся из того, что казалось ожерельем, в то время как фигура Рона была брошена на землю. Груди Гермионы были расписаны удивительно детально здесь. — Правильно. Это и есть их «чувства», — протянул Драко, отталкивая все мысли о каком-нибудь богатом придурке, который купит эту мерзкую вещь только для того, чтобы дрочить на изображение его, Драко, невесты. Гарри проигнорировал резкий тон Драко. — Мне нужно помочь Джинни в столовой. А вы оставайтесь. Посмотрите. Изучите. Насладитесь. — Он неторопливо вышел из комнаты. Драко, не теряя времени, повернулся к Гермионе с выражением отвращения на лице. — Не может быть, что он это всерьез. Она вздохнула, казалось, разучилась улыбаться. — Не смотри на меня так. Я и понятия не имела, что у него есть какие-то… художественные наклонности. — У него нет никаких художественных наклонностей. Ему просто скучно, и он делает кучу мусора, чтобы компенсировать этот факт. Ты просто посмотри на это. — Указал он на светло-голубое изображение Гермионы и Гарри в лесу Дина. Драко прищурился. — Когда вы вдвоем были в своем маленьком походе на седьмом курсе… между вами ничего не было, ведь так? Гермиона тут же поморщилась. — Как ты вообще можешь такое предполагать? Я даже не совсем уверена, что у Гарри есть член. Он мне почти как брат. — Тогда что это за сиськи повсюду? — Он парень, Драко. Поверь мне, я конфискую достаточно каракулей, чтобы знать, что мальчики любят рисовать сиськи. — Я никогда не проходил через эту фазу. Я был слишком занят настоящим сексом, чтобы рисовать воображаемые сиськи на всем, что попадется под руку. — Драко вздрогнул, рефлекторно прикрывая свою задницу при виде сузившихся глаз Гермионы. — Шутка. Я был девственником до того, как встретил тебя. Ты единственная женщина, которая когда-либо существовала. Все остальные — просто парни, притворяющиеся женщинами. Гермиона ухмыльнулась. — Я знала, что ты так скажешь. — Она слегка обняла Драко за талию и целомудренно поцеловала его в губы. Он немедленно углубил поцелуй, превращая его во что-то озорное и полное грязных обещаний. Он поднял руки, чтобы обхватить ее груди и почувствовать соски сквозь ткань платья. — Драко, — прервала она, отстраняясь. — Что ты делаешь? — Он сказал изучать и наслаждаться, — ответил мужчина, осыпая ее шею поцелуями. — Сомневаюсь, что он это имел в виду. — Хотя она и пыталась увещевать его, но чувствовала, что сходит с ума от его прикосновений. — Ты не можешь ожидать, что я проведу какое-то значительное время в комнате, полной изображений твоей груди, — ответил Драко, поцеловав ее в ухо. — Ужасных изображений. — Ужасных и неточных изображений, но тем не менее изображений, а ты думаешь, что я буду держать его в штанах. — Драко, — хихикнув, выдохнула она. — Мммм, — его руки скользнули вверх по ее бедрам, а губы оставили обжигающий след на ее подбородке. — Повтори мое имя еще раз, но на этот раз с чувством. — Веди себя прилично. — Или ты будешь вести себя неприлично со мной? — ВЫ ДВОЕ ПРОБЫЛИ ТАМ ДОСТАТОЧНО ДОЛГО! ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ТАЙКОМ ТРАХАТЬСЯ В МОЕМ ДОМЕ, МАЛФОЙ! — голос Гарри, усиленный Сонорусом, разнесся по всему дому. Драко вздохнул. — Ладно. Но сегодня ночью я доберусь до тебя, Грейнджер. Она подавила смешок, не позволяя ему увидеть, в какое веселое и легкомысленное состояние он ее привел. — Наслаждайся, называя меня Грейнджер, пока можешь, Малфой, потому что скоро я тоже стану Малфой. Драко зарычал, притягивая ее ближе к себе и зарываясь лицом в ее волосы. — Значит, ты решила взять мою фамилию, — выдохнул он, прикусив ей ухо. — Возможно. Я еще не решила наверняка, но если я это сделаю, это будет только мое решение, принятое после долгих размышлений. Не думай, что это значит, что ты владеешь мной, — поддразнила она. — Конечно, нет, — прошептал он ей на ухо, отчего у нее по спине побежали мурашки. — Но это не значит, что мысль о том, что ты носишь мою фамилию, не заставляет меня хотеть взять тебя… — Я, БЛЯДЬ, СЕРЬЕЗНО, ВЫ ДВОЕ! ВЫМЕТАЙТЕСЬ ИЗ МОЕЙ СТУДИИ, ПОКА Я НЕ НАТРАВИЛ НА ВАС СВОЮ ЖЕНУ. Вскоре после того, как Гермиона убедила Драко спуститься вниз к Гарри и Джинни (конечно, не без обещания, что они обменяются поцелуями и другими ласками позже), к ним присоединились Рон и Сьюзен. — Поздравляю вас обоих, — сказала Сьюзен, обнимая их. — Я знала, что это скоро произойдет. Рон прищурился и подошел к Драко. — Малфой, я знаю, что тебе нет необходимости слышать это в сотый раз, но… — Да, да, да. Если я причиню ей боль, ты заставишь Поттера выбить из меня всю душу. — Надеюсь, ты хорошо это запомнил, — пробормотал Рон, скрестив руки на груди. Он прикусил губу и оглядел комнату, пытаясь принять вид небрежного безразличия. — Ну, а как поживает твой сын? — Ты просто хочешь знать, сказал ли он мне, насколько далеко зашли их отношения с твоей дочерью, — ухмыльнулся Драко. — Моя Роза — ангел, и твоему сыну повезло быть с ней! Она еще слишком маленькая, чтобы думать о каких-то близких контактах с мальчиками. — Да, конечно, — протянул Драко, небрежно разглядывая свои ногти. — Но, как ты, надеюсь, помнишь, Уизел, четырнадцатилетние мальчики уже не так малы, чтобы не подумывать о занятиях кое-чем с девчонками. — Что ты знаешь? — Рон резко повернулся к нему. Гермиона закатила глаза. — Ничего, Рон. Он просто пытается вывести тебя из себя. — Она снова ущипнула Драко за задницу, вызвав у него девчачий вопль. — В тысячный раз прошу, веди себя прилично. — Ты ходячее расстройство личности, Малфой, — прошипел Рон, сузив глаза. — А ты, Уизли, самый большой одноклеточный организм в мире. Гермиона прервала обмен любезностями между этими двумя взрослыми мужиками, протянув Драко еще один бокал, чтобы он заткнулся. — Спасибо, милая. — Драко взглянул на камин. — Блейз опаздывает. — Типичный Блейз, — прищурившись, бросил Гарри, который знал его по работе, так как компания Блейза поставляла Аврорам снаряжение. — Он всегда так делает. Однажды я заметил, как это раздражает, и он пробурчал что-то о «силе власти», в общем, какое-то такое дерьмо. Звучит, как способ оправдать то, что ты мудак. — Тебе не нравится Блейз? — спросила Гермиона. — Я вполне хорошо к нему отношусь, — сказал Гарри. — Но ты не можешь отрицать, что он своего рода кретин. Взять хотя бы то, что… он не желает людям здоровья, когда они чихают. Вы когда-нибудь замечали это? — Гарри, даже я не уверена, что делаю это всегда, — покачала головой Гермиона. — Это все понятно, но он никогда этого не делает. И я не говорю, что мне это обязательно нужно. Но даже за дружеское «будь здоров» я буду благодарен. Драко закатил глаза и отхлебнул немного Божоле, которое оказалось слишком кислым. В словах Гарри была толика правды. Иногда Блейз мог быть немного придурком. Но он был его лучшим другом, и, хотя он никогда не признавался в этом, по преданности Блейз мог превзойти даже самого верного пуффендуйца. — Кстати, Поттер, я косвенно виню тебя за лексикон Скорпиуса, который в последнее время обогатился довольно грубыми словечками. Тебе нужно следить за тем, как ты разговариваешь со своим хитрюгой-сынком, — заметил Драко. — Меня? — фыркнул Гарри. — И это говорит парень, который изобрел кучу новых слов от «пиздец». Если уж на то пошло, то ты виноват в том, что Альбус так выражается. — Ну, я не настолько плох. — Малфой, ты сам вообще-то упоминал, что «пиздец» — это «тофу среди слов».* Так извлеки максимум пользы из своей задницы, хорошо? — Я знал, что все это круто, легко и остроумно еще до того, как ты внес свою лепту, — ухмыльнулся Драко. — Ты видишь, как легко заставить нервничать тебя, Поттер? — Заткнись нахер, Малфой, — огрызнулся Гарри, потягивая пиво. Глубокий рев воздуха возвестил о присутствии Блейза Забини и его слишком молодой для него спутницы — тоненькой светло-русой блондинки в облегающем пурпурном платье, которое, возможно, и выглядело бы уместным в ночном клубе, но совершенно не подходило для скромной коктейльной вечеринки. Джинни нацепила на лицо деревянную улыбку и принесла им два бокала вина. — Блейз, как хорошо, что ты смог прийти. И я рада познакомиться с вами, мисс… — Анжела, — отозвалась девушка, принимая вино. — Я работаю на мистера Заб… то есть на Блейза, — она хихикнула. — Извините. Я просто не привыкла его так называть. Джинни бросила на Блейза «ты-что-блять-издеваешься-надо-мной-она-же-ребенок» взгляд. Он вытаращил глаза, посылая безмолвный ответ: «Я-знаю-это-неловко-но-что-я-могу-поделать-если-женщины-моего-возраста-меня-не-любят». Драко только закатил глаза. Он привык к пустоголовым шлюхам Блейза, которые, к тому же, в два раза младше его. Больше всего его беспокоило то, что эта девчонка работает на Блейза, а это означало, что его друг, вероятно, слишком перегружен работой, чтобы знакомиться с новыми людьми. Одно дело быть преданным своей карьере. Но совсем другое, перестать уделять внимание другим частями своей жизни. — О боже мой! Профессор Грейнджер? — взвизгнула Анжела. Гермиона чуть не уронила бокал с вином. — Вот черт, — пробормотала она себе под нос, смутно припоминая лицо девочки, которая была ее ученицей в первый год ее работы в школе. — Сомневаюсь, что вы меня помните, — сказала Анжела. — Я не получила достаточно высокую оценку, чтобы готовиться у вас к ЖАБА, но два моих друга умудрились заработать высший балл. Я помню, вы тогда были новой учительницей, такой горячей, что все мальчишки хотели с вами переспать. Драко сузил глаза и собственнически обнял Гермиону. Ему не нравилось, когда ему напоминали, что его невесту постоянно окружает куча похотливых парней, в основном семнадцатилетних юношей, которые, вероятно, из кожи вон лезут, чтобы трахнуть соблазнительную училку. Лицо Гермионы вспыхнуло. — Ты была на Пуффендуе, верно? — Да! О, боже мой. Не могу поверить, что вы меня помните! Хотя вы же должны быть очень умной, да? Блейз, Драко, Гарри, Джинни, Рон и Сьюзен с трудом удержались, чтобы не фыркнуть. Анжела по-прежнему не замечала их веселья. — Знаете, на кого вы похожи? На мою подругу Лизу. Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Лизу? На этот раз Джинни не смогла удержаться и фыркнула. Гермиона опустила глаза в пол, молясь, чтобы сейчас произошла какая-нибудь природная катастрофа, чтобы закончить этот разговор. — Нет, боюсь, что нет. — Ну вот знайте, — закончила Анжела, протягивая свой бокал с вином Блейзу. — Миссис Поттер, ничего, если я воспользуюсь вашим туалетом? Джинни, которой не понравилось, что эта мелкая девчонка, с которой она вынуждена общаться, назвала ее «миссис Поттер», коротко кивнула головой и указала в конец коридора. Как только Анжела скрылась за углом, Драко отвесил Блейзу подзатыльник. — Эй, осторожнее, Драко. Я держу в руках целых два напитка, и если я их пролью, Поттеретта тебя прибьет. Джинни закатила глаза. — Нет, я прибью тебя. Какого хрена, Забини? — Да. Какого хрена, Блейз, — поддакнул Драко. — Она милая, –вяло ответил Блейз, понимая, что это слабое оправдание. — Она твоя сотрудница, — сказал Драко. — Серьезно, ты не можешь вот так запросто привести ее сюда. Тем более, она была студенткой Гермионы, черт возьми. — Технически, она у нее не училась, — парировал Блейз. — Только потому, что она была слишком тупой, чтобы получить необходимый балл для обучения у меня, — сказала Гермиона. — Ну, — Блейз пожал плечами. — Она не так уж плоха. Она…  — Не-а. Хорошая попытка, но в мире не хватит помады, чтобы эта свинья выглядела хоть сколько-нибудь соблазнительно, — перебила Джинни. — Ладно, я согласен с вами, — Блейз вздохнул. — Она слишком молода. Наверное, я просто не осознавал, насколько она молоденькая. — Послушай, приятель, — сказал Драко, наклонившись к нему, в то время как остальные начали разговор о чем-то другом. — Никого не волнует, что ты встречаешься с молодыми женщинами. Это твое дело. Но как твой друг, я должен спросить… это действительно делает тебя счастливым? — Не все такие, как ты, Драко. — Блейз закатил глаза. — Ты случайно вновь встретился с девушкой, над которой издевался в школе, и она оказалась женщиной твоей мечты. Мне не так повезло. У меня есть работа, и она полностью меня занимает. У меня нет времени на серьезные отношения. — Хорошо, — Драко пожал плечами. — Я больше не стану заводить разговор на эту тему. Но ты же понимаешь, что я могу посчитать насколько эта особа старше моего сына на пальцах одной руки? Блейз застонал. — Пожалуйста, не напоминай мне, как нелепо я сейчас выгляжу. Вдруг снова раздался шум Летучего Пороха. — О Боже, Луна? — вскрикнула Гермиона. — Я не видела тебя сто лет. — Она подошла к своей светловолосой подруге и обняла ее. — Я слышала, что ты выходишь замуж за Драко Малфоя, и подумала, что это логично. Гермиона нежно улыбнулась подруге. Только Луна могла бы решить, что «это логично», услышав, что она и Драко собираются пожениться. — Пойдем, я тебя представлю. — Она потащила ее к Драко. — Привет, Драко, — Луна протянула руку. — Мы с тобой еще толком не знакомы. На самом деле, мы вообще не пересекались, за исключением того времени, когда твой отец держал меня в вашем подземелье. Теперь ты выглядишь гораздо счастливее. Это хорошо. Я очень рада знакомству. Драко понятия не имел, как на это реагировать. Должен ли он неловко посмеяться, или она говорит серьезно? Он пожал ей руку. — Гм… мне тоже приятно познакомиться. Луна повернулась к Блейзу. — А ты Блейз Забини. Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты был слизеринцем в школе. Ты был довольно спокойным и не привлекал к себе особого внимания. — Она перевела взгляд на его светловолосого друга. — В отличие от Драко. У Драко отвисла челюсть. Он просто не мог понять эту девушку. Она ненавидит его? Или они уже лучшие друзья, и он просто пропустил это? К его великому удивлению, Блейз рассмеялся. Блейз Забини не часто смеялся. Когда он находил что-то смешным, он обычно просто ухмылялся и выпускал небольшой клуб воздуха, который должен был быть смехом. Настоящий смех, исходящий от его тела, а не только от лица… это было редкостью. — Да, в школе я держал все в себе, — подтвердил Блейз, в его глазах плясали веселые огоньки. — И я помню тебя. Ты была девушкой с ужасным чувством стиля. Безмятежное выражение лица Луны оставалось невозмутимым. — Да, многие так говорили. Хотя сама я никогда этого не понимала. Мне даже нравилось, как я выгляжу. — Ее глаза слегка расширились от удивления, когда она посмотрела на руки Блейза. — Почему ты держишь два бокала вина? Ты обычно так много пьешь? Блейз понял, что держит в руках напиток своей спутницы. — Жду тебя, Лавгуд. — Он галантно протянул ей один из стаканов. — Спасибо. Но не надо лгать мне, Блейз. Ты не знал, что я приду, так что не мог меня ждать. Но все равно спасибо за вино. — Она любезно приняла бокал. Драко вытаращенными глазами смотрел на Гермиону, умоляя объяснить, как вообще разговаривать с этой женщиной, как ее понимать. Гермиона ухмыльнулась и потащила его за руку к остальным. Рон вытянул голову через плечо Драко, чтобы увидеть, что происходит. — Эй, Блейз что, пристает к Луне? — Конечно, нет, — Драко усмехнулся. — Просто он никогда раньше не встречал таких, как она. — Лучше ему не играть с ней, — мрачно заметил Рон. — Знаешь, Уизел, — сказал Драко, покачивая бокал с посредственным вином. — Хочешь верь, хочешь нет, но тебе не обязательно защищать всех женщин в своей жизни от больших плохих слизеринских парней. Они могут сами решать, с кем им флиртовать, встречаться или, в случае с Гермионой, выходить замуж. Рон закатил глаза. — Ты даешь мне советы, как обращаться с людьми? Ты помнишь первые слова, которые мне сказал? — «Не трогай меня, ты бедный»? — Именно. И я почти уверен, что слышал, как ты совсем не иронично, а злобно смеялся. «Мухахаха». Вот так. Ты засранец. Не я. Гермиона закатила глаза. — Вы оба очаровательны. И знаешь, Рон, он прав. — Что? — Пиво Рона замерло на полпути ко рту. — Я о Розе. Тебе не нужно оберегать ее от Скорпиуса. Я вижу их обоих каждый день и могу с абсолютной уверенностью сказать, что лучшего парня для своей дочери, чем он, тебе не найти. Драко переполнила гордость. Он всегда любил получать комплименты по поводу своего сына, но еще больше ему нравилось получать их от Гермионы. Его сердце затрепетало при виде защитных, материнских чувств с ее стороны. — Ты уверена, что говоришь не предвзято, ведь он скоро станет твоим пасынком? — усомнился Рон. — Может быть, немного, — пожала плечами Гермиона. — Но ты действительно должен попытаться сесть и поговорить с ним, Рон. И ты сам увидишь, какой он милый мальчик. Рон сделал большой глоток пива. — Он же мальчик. Я знаю, что такое мальчики. Мне не нужно с ним разговаривать, чтобы понять это. — Эй, ты говоришь о моем ребенке, — предостерегающе промолвил Драко. Рон с негодованием посмотрел на него, как бы провоцируя высказать еще один очевидный, но несущественный факт. — Я знаю. Джинни подошла к ним, явно навеселе. — Вы двое наслаждаетесь «встречей»? Конечно же, нет. Именем картин Гарри, девушки Блейза и рта Рона объявляю этот вечер официально открытым. — Тише, — шикнула Гермиона, пропуская слова Джинни мимо ушей. — Ты всегда устраиваешь веселые вечеринки. И ты заставила Луну прийти. Как тебе это удалось? Джинни пожала плечами. — Честно говоря, однажды я застала ее одну в Косом переулке. Я думаю, она заблудилась. Мы потратили почти шесть часов, чтобы наверстать упущенное и поделиться всеми новостями. — Где она пропадала на этот раз? — Беларусь. По-видимому, там есть эти особые места силы, они проходят через Минск, и только там может выжить какой-то специфический тип сказочной лошади. Она говорила об энергиях, вибрациях и о чем-то еще. — Джинни сделала большой глоток вина. Драко был совершенно уверен, что выпей она вино из коробки, на вкус оно покажется ей таким же, как Шато Лафит 1865 года. — Так как ты на самом деле относишься к новому хобби Поттера? — поинтересовался Драко. Джинни поднесла палец к губам, отчаянно оглядевшись вокруг. — Не позволяй ему услышать, что ты называешь это «хобби». Однажды я допустил эту ошибку, и мне пришлось часами слушать его разглагольствования о том, что это серьезное стремление к истине. И он фотографирует все. Каждый раз, когда я оборачиваюсь, он просто… стоит там… с этой гребаной камерой. Я засыпаю — щелк. Я мою посуду — щелк. Я меняю бюстгальтер — щелк, щелк, щелк. Это утомительно, и он стал абсолютным творцом, как он говорит о себе сейчас. Мерлин, можно подумать, он изобрел новую концепцию искусства. И вы видели его картины, верно? Они… как бы это сказать? — Отстой? Мусор? Полное дерьмо? — услужливо подсказал Драко. Джинни кивнула. — Именно. Все вышеперечисленное. Но он убежден, что у него есть какое-то призвание «творить». А что я могу сделать? Я заставила его бросить работу. А теперь он все время здесь! Я не могу уличить ни минуты покоя между этой проклятой камерой и его постоянным: «Джинни, ты можешь прийти сюда и сказать мне, как тебе кажется, нужно ли сюда больше фиолетового?», «Джинни, ты можешь быть объективной и сказать мне, если ты, конечно, так считаешь, что я второй де Кунинг?», «Джинни, не могла бы ты снять блузку и посидеть со мной, чтобы у меня была модель для этих грудей?». — Так это были твои сиськи на холсте, — рассмеялся Драко. — Я так и знал, они совсем не похожи на Гермионины. Щипок за задницу.  — Ай, милая. Что за вечер щипков сегодня? Вообще-то, у тебя неплохо получается. — Знаете… вы двое созданы друг для друга, — хихикнула Джинни. Забытая Анжела внезапно появилась снова, она выглядела немного потрепанной, волосы начали кудрявиться у лица, тушь набухла в уголках глаз. — Хух. Я заблудилась. Ваш дом огромен, миссис Поттер, — сказала она. –Погодите… это кто? — Она указала на Луну, которая, казалось, была полностью поглощена разговором с Блейзом и с удовольствием попивала ее вино. — Милая, — вздохнула Джинни, положив руку на плечо Анжелы. — Урок жизни во взрослом мире номер один… знать, когда пора идти домой.