***
Все-таки я решила пойти к Громовой вместе со всеми. Вечером зашли в магазин, кое-что купили и отправились. Юго-Западный район. Дом вроде нашего. Дверь нам открыла бабушка Виктории — пожилая женщина в опрятной домашней одежде. Чуть пониже Вики и такая же тонкая. А серые глаза, такие же как у Громовой, смотрят по-молодому, остро. — Проходите сюда, — сказала она и проводила нас к комнате Виктории. Из-за двери доносился чей-то голос — голос, безусловно, мужской. Он звучал тихо — так тихо, что мы едва его расслышали, но он, вне всякого сомнения, имел мужской тембр. Мне он показался знакомым. — Кто это у нее? — тихо сказала Таня. — Может, не стоит заходить, помешаем? — шепнула Аллочка. — Наверно, кто-нибудь из наших зашел проведать, — предположил Иван. — Это она кино на ноутбуке смотрит, — пояснила хозяйка и громко позвала: — Вика, детка, к тебе пришли… Она постучала. Звук мужского голоса исчез. Громова показалась в дверях: с замотанным шарфом горлом, в домашних джинсах и футболке, с ноутбуком в руках… Увидев нас, она слегка смутилась. — Здравствуй… — Мы ненадолго. Мы прошли на кухню. Таня положила на стол гостинцы. — Это тебе, Вика. Хозяйка засуетилась. — Спасибо. Сейчас я вас чаем… — Сиди, — сказал Иван. — Сам похозяйничаю. Казалось Громова была очень рада нашему приходу. Однако она избегала встречаться со мной взглядом. На миг в ее глазах мелькнуло подозрение, даже испуг. Я заметила как она намеренно села подальше от лампы, скрывая лицо в тени. В кресло, обтянутое потертой кофейной кожей, глубокое и уютное. Плотный абажур рассеивал и без того неяркий свет, придавая всему вокруг теплый желтоватый оттенок. — Нам пора идти, — сказала Таня, попив чаю. — Надеюсь, ты скоро поправишься. — О, вообще-то я чувствую себя хорошо, — ответила Вика. — Спасибо что пришли. — Ты не против если я задержусь, — спросил Тихонов. — Надо кое-что обсудить… — Ну разумеется, — кивнула Громова. Бабушка Вики проводила нас до двери, и мы, сказав друг другу обычные приятные слова, распрощались. Посещение Громовой оставило у меня подозрение, что происходит что-то странное. Уже выйдя из подъезда, я поняла, что забыла перчатки. Чертыхнувшись себе под нос, проворно вернулась. Бабушка Виктории удивилась, вновь увидев свою недавнюю гостью. — Перчатки, — объяснила я. — Наверное, я их забыла у вас… — А сегодня перчатки нужны, — согласилась хозяйка, пропуская меня в квартиру. — Такой холод. Иди, поищи. Надеюсь, они здесь,. И действительно, на маленьком столике, рядом с которым я сидела, лежали мои перчатки. Взяв их, я хотела уйти и вдруг из-за двери комнаты Виктории услышала вздох, дрожащий, горестный… Потом мужской голос. И снова вздох, прерывистый, сдавленный… Что такое? Замерла, слушаю. Сквозь приоткрытую дверь доносились звуки голосов. Я бесшумно и быстро сделала шаг… еще один… Голоса Тихонова и Громовой… Снова прерывистый горький-горький вздох. И опять и опять… Это Вика! Что случилось? Отчего она плачет? Виктория лежала в постели, голова у нее под подушкой. Иван сидел рядом, притронувшись к ее плечу, которое дрожало, трепетало под рукой. — Вика, что ты? Болит что-нибудь? Она глухо в подушку: — Нет. Тихонов хотел открыть ей голову. Громова зарывалась, тянула подушку на себя. — Вика, милая, что с тобой? Она давится плачем. — Отстань! Я поняла: Иван не знал, как быть. Он видел, что утешения не помогают: Вика заплакала ещё горше. — Сейчас позову твою бабушку, — сказал он. — Не смей! — откинув подушку, сердито зашептала Громова. — Не смей ее звать! Не твое дело, иди домой! — Вика, что ты! — произнес Иван. — Я же должен знать, что случилось! Когда мне было тяжело, ты мне помогала, а сегодня я оставлю тебя в таком горе и не знаю — что. Это меня измучит! Громова подняла от подушки красное, опухшее от слез лицо и, вместо ответа, запустила видео на ноутбуке. Вдруг с экрана зазвучали смех и болтовня. Я взглянула и — новое потрясение. На экране мы с Игорем позируем перед камерой. Вот мы стоим в ЗАГСе держась за руки и смеясь. Вика включила другой ролик и я узнала кадры нашего медового месяца. Эта девушка, бредущая по песку рядом с Шустовым — я. Громова опять включила другое видео. И снова мы: я в облегающем голубом платье танцую с Игорем. Эти ролики мы с мужем выкладывали в соцсетях. — Он ее любит! — яростно вскричала вдруг Вика, сердито захлопнув ноутбук и откинув подушку. Не так слова, как выражение боли, ревности и злобы, с каким они были сказаны, и то, что в полумраке я не узнала ее лицо — так оно было искажено мукой, — это вдруг осветило то, что прежде от меня пряталось. Она любит Игоря! Да, да! И ее постоянные колкости в адрес меня и Игоря. И какой она была грустной, а потом слишком веселой на нашей свадьбе, и эти слезы… Да, да, она любит, ревнует, мучится. Все это вдруг раскрылось и обожгло меня. Я застыла, не зная как быть. Вдруг Иван повернул голову и заметил меня. — Лена! — воскликнул он. — Ты здесь?! Как это понять? — Я перчатки забыла… — Забирай их и иди отсюда! — крикнула Вика. — Теперь тебе известна моя тайна. — Я же не виновата, что он любит меня. За что же ты меня ненавидишь? Она молчала. Потом с усилием, стараясь говорить спокойно, тихо сказала: — Не ненавижу. Желаю полного счастья… Только помни — никому не слова. И ему тоже… — И ему… — повторила я. — Иди, — сказала Вика. — Спасибо… И мы снова простились, только на этот раз меня проводил Иван. Я ушла, у меня было над чем подумать…Часть 4. (POV Елена Шустова)
4 августа 2019 г. в 07:33
На другой день Громова не пришла на работу.
— Горло у нее заболело, — пояснил Тихонов. — Наелась вчера мороженого. Осталась дома — полощет горло. Завтра зайдет к Петру Сергеевичу, он чего-нибудь даст. А сегодня решила сама лечиться. Вечером зайду навестить, если хотите можете со мной…
— А ты пойдешь? — спросил Игорь когда Иван вышел.
— Даже не знаю, — засомневалась я. — Недавно Виктория меня просто испугала.
— Это как? — удивился Шустов.
— Налаживала я прибор. Сложная поломка — пришлось разобрать. Устала, как черт. Отдохну, думаю, немного. Поднимаю голову, да прямо глазами натолкнулась на Викин взгляд. Не поверишь, даже страшно стало, так она на меня уставилась! И лицо, какое-то искаженное, как будто ей руки выламывают, а она молча терпит. Спросила ее что случилось. А она так грубо: «Иди! Занимайся своим делом, налаживай», — и спиной повернулась. Представляешь? А главное, почему?
— Ну и что? — поинтересовался Игорь. — Она так, а ты?
— Я-то, говорю, свое знаю, налаживаю, а ты что злишься? Человек к тебе с сочувствием… А она: «Не нуждаюсь в твоем сочувствии!» Я молча повернулась и ушла. Ну тебя, думаю, злючка! Даже заболела от злости!