Моими глазами взгляни на нее. Моими устами целуй же ее. И нет средь богинь, таких как она. Подобна она стихам и волнам. Если ее глаза не огни, То я не знаю, как светят они. Если она любви не подобна, То я не знаю любви образов. Нет средь людей, таких как она. Мне она видится в полуночных снах. Видится взгляд мне ее в изгибах луны. Моими глазами ее оцени.
***
Вы только взгляните на нее. Только взгляните. Вам хватит доли секунды, чтобы полюбить ее. Полюбить за искренний, несущийся из глубины души, смех; за линии, что прорисовываются у щек, когда она улыбается; за глаза, в которых, словно в зеркале, отражаются звезды. Только ее глаза могут так передавать любовь, которая, казалось бы, хранится глубоко в душе, в самых потаённых ее уголках, где-то в области сердца… Я полюбил ее в январе. Помню точно, как увидел ее впервые, пробирающуюся сквозь толпу людей, подбирая подол платья. Она закрыла лицо воротником синего пальто, обхватила себя руками и устремив взор перед собой, направилась в магазин справа от меня. Колокольчик на двери звякнул и дверь с плакатом захлопнулась за ней. Было не так уж и холодно. Небеса не скупились на белоснежные хлопья, которые еще сильнее крутились в свете уличных фонарей. Я видел пар, в который превращалось моё дыхание. Стаканчик со слабым кофе тоже дымил. Дойдя до того самого места, я обнаружил антикварный магазинчик со сотнями старинных торшеров и люстр, которые светили всеми возможными цветами. Под одним из них стояла рыжеволосая девушка — она крутила в руках какую-то коробочку. Когда ее пальцы подцепили замочек, она посмотрела в окно, в котором ей суждено было увидеть меня и мой внимательный взгляд. Она не отворачивалась от меня на протяжении минуты, возмущённо и немного дерзко пытаясь понять, что вложено в мой взгляд: желание или любопытство. Как видно, вскоре я ей надоел, и бросив все на «очередного мужчину», она подошла к старушке на кассе и принялась доставать купюры из кошелька. Несколько раз моргнув, чтобы рассеять туман перед глазами, я обернулся на улицу: машины с их серым шлейфом, люди полные предрассудков и обязанностей, город полный дураков и гениев, в котором не отличишь одного от другого. Мимо моих глаз проскользнули рыжие кудри и я мгновенно проследил за ней. В руках маленький сверточек, прижатый к груди, руки покраснели от холода, подол розового шелковистого платья промок от снега, но черты лица такие, какие бывают у людей, которые точно знают на какой станции им выходить или какое им необходимо блюдо. Загорелся зелёный свет светофора и она быстрым шагом пересекла улицу. Проходивший мимо человек задел мое плечо и недовольно что-то буркнув скрылся за углом. Я наконец пришел в себя, но голова была полна, словно это чердак захламленный старыми кассетами и семейными фото. Я прозяб. Пальцы, сжимавшие стаканчик, не гнулись; зубы выбивали дробь; да и кофе, приготовленный, кстати, очень скверно, стал уже холодным, что, конечно же, не улучшало его вкусовых качеств. Он полетел в урну. Я стал перетирать руки, дыша на них, и переступая с одной ноги на другую. У обочины стояло такси, в котором я благополучно доехал до дома. Сев в кресло, я вытянул ноги и укутался в плед. Из носа немного текли сопли, голова болела, но при всем этом, я, держащий в руках травяной чай с мёдом, был счастлив. Я прокручивал в голове встречу с незнакомкой и мне казалось, что все это не просто так. Что судьба сама подвела меня к ней и теперь мы обязательно увидимся с ней, но только следующая встреча не будет столь безмолвной.***
Так и случилось. Не прошло и месяца, как я заметил ее у дверей театра. Она стояла там, ведя разговор с брюнеткой, которая зажигала сигарету. Обе были одеты в длинные чёрные платья и пальто. Незнакомка, завидев меня, удивлённо остановила свой взор на мне, немного надув бледные губы. Я поднялся по ступенькам, смотря ей прямо в глаза и она чуть раскрыла рот, видимо желая сказать мне что-то: — Осторожно. Здесь довольно скользко. Она положила правую руку на левое предплечье и, поводив ладонью вверх-вниз, словно это могло согреть ее, улыбнулась. Чёрная подводка делала ее и без того большие глаза еще более выразительными, подчёркивая красивый разрез уголков. Я улыбнулся ей в ответ: — У вас какая-то готическая постановка? — Почти. Я играю молодую вдову. — Не самая лучшая роль для молодой девушки. — Я ухмыльнулся. — Какая есть. Жаловаться не приходится. Я понимающе кивнул, поправив волосы руками. Она внимательно смотрела за каждым моим движением. Девушка, стоявшая рядом, растоптала бычок и выпустила оставшийся дым из полураскрытых губ. Она зажала язык между зубов и оглядела нас: — Прям как брат с сестрой. Рыжие. — Не думаю, что мы с ним похожи. — Незнакомка хмыкнула. Ей явно не пришлась по душе эта реплика. — Согласен. Я не хочу быть её братом. Она подняла на меня свои карие глаза, на которые упала огненная прядь: — Почему же? — Это немного трудно объяснить. Да и вы не поймёте меня. — А вы попробуйте. Я замолчал. Брюнетка, скрестив руки, наблюдала за нами. — Хм. Что ж не буду вас торопить. — Благодарю. Мы улыбнулись друг другу и зашли внутрь, распахнув огромные деревянные двери. Там было пусто. Каждый шаг эхом проносился по зданию. Девушки направились куда-то вдаль по коридору, а я подошёл к кассе, где сидела женщина с кучерявыми белыми волосами, в огромных очках и с пряжей в руках. — Мне пожалуйста один билет на пьесу, где участвуют эти девушки.