Невозможно забыть тебя

Люди приходили к нему снова и снова. День за днем. Кто-то хотел забыть ссору с близкими, кто-то хотел забыть позор на работе и лютую ненависть к начальнику, а кто-то просто хотел забыть себя. Все эти люди находили Чонгука, как бы он тщательно не прятался. Черт, охотники за демонами, наверное, сливали эту информацию зная, что каждый сеанс стирания памяти делает демона слабее. Но Гук не мог иначе, ведь он искупал такой помощью все зло, что творил все эти столетия. Рано или поздно его бессмертие оборвется, и тогда он обретет прощение и покой, так зачем медлить и сомневаться? Плевать, что в любой момент охотники явятся на порог — Чонгук почти искупил свой долг. Демон памяти навсегда исчезнет из воспоминаний всех людей или нелюдей, знавших его. Забавный парадокс. *** «Господи, как же я хочу забыть все, как же я устала» — встрепенулся демон от потока чей-то мысли. Голос в голове у парня был женским, и потому он начал озираться по сторонам источника. Запах одиночества, боли и растерянности привел демона к парку. На лавочке, нахохлившись, как воробушек на ветке, сидела девушка. Покрасневший от мороза носик она прятала в огромном вязаном шарфе, лишь одинокая слезинка прокатилась по красной от мороза щеке, блеснув в тусклом свете фонаря. Чонгук остановился напротив незнакомки и понял — она сама того не зная, призвала его. Что ж, века назад он начал искупление с девичьей души, такой же и закончит. Завязав с девушкой разговор, демон с каждой секундой все больше и четче ощущал одиночество, непередаваемую тоску такого прекрасного, чистого и невинного существа. Неужели она за пару минут знакомства привлекла к себе демона? Забавный парадокс. Котенок, ты все забудешь. Твоя душа создана для более теплых и прекрасных вещей. А того ублюдка, который заставил тебя так страдать больше не найдут. У него и так куча душ растоптанных на счету висит, Гук просто помог справедливости. — Т/и, холодно сейчас, пойдем чаю выпьем. Ты не бойся, со мной на лестничной площадке бдительная бабушка живет. Если что — первой помчится ко мне выяснять, не совершил ли я что-нибудь с милой барышней — Чонгук улыбнулся, а в ответ улыбнулась ему и малышка. И не обязательно ей знать, что знал он эту бабушку в свое время еще маленькой девочкой, игравшей в куклы. Время вообще штука странная. *** Душа, кажется, начала таять под внимательным взглядом этого парня, и тебе хотелось говорить и говорить с ним. Милый, понимающий. И улыбка такая теплая — теплая, и задорная. Но глаза иногда тонули в печали, портившей все детское очарование твоего нового друга. Он пришел к тебе в тот час, когда желание умереть от тоски и боли было нестерпимым: сначала умерла любимая бабушка, вырастившая тебя с пеленок. Потом работа всей твоей жизни ушла псу под хвост, когда начальник взял для руководства над твоим проектом свою любовницу. И любовь… так же разбилась осколками, которые собрать не получится. Любимый человек оказался изменщиком и прожженным подлецом, который поспорил на секс с тобой, а когда вы переспали — бросил тебя, со смешком поблагодарив за заработанный выигрыш. Чонгук пришел и вытащил тебя из пучины тоски и боли. Позвал к себе домой, напоил вкусным чаем, укутал в теплый плед, и вы всю ночь до боли в животах смеялись над юмористическими передачами. Неделю за неделей ты приходила к нему домой, забывая обо всем на свете, греясь в его тепле. Но грусть во взгляде парня никуда не уходила, наоборот, все сильнее и сильнее нарастала. — Гуки, слушай. Так не честно. Ты каждый раз спрашиваешь как у меня дела, даешь совет, как поступить, обнимаешь и утешаешь меня. Но сам молчишь о себе, о своей печали. Неужели думаешь, я не приму и не смогу помочь? — ты сердито нахохлилась, а парень лишь улыбнулся, в который раз мысленно называя тебя воробушком за небольшой рост и боевой характер. Вы сидели у него дома, на кухне и попивали горячий глинтвейн, отогреваясь после прогулки по снежному городу. — Я тебе давно говорил, что я скоро уеду из этого города и… — ты не дала парню договорить, быстро встав со стула и, подойдя к нему, поцеловала в губы. Нежно, нерешительно, но так пьяняще, со вкусом вина и апельсина. Ох, давно хотела это сделать, и плевать было на его скорый отъезд, плевать на все. Ты уедешь за ним куда угодно, лишь бы эта улыбка была рядом. Лишь бы тепло его тела всегда было рядом. Хотела ты его давно, очень. Эти сильные руки в одурительно красивых венках, крепкие плечи и шикарная задница, теплый смех и пронзительный взгляд ярких глаз — все это давно исцелило тебя от страха быть использованной. Гук читал эти желания в тебе, как в открытой книге. Читал, и сам желал тебя не менее сильно. Но бессмертие истекало совсем скоро. Какой смысл был давать надежду малышке, если скоро уходить? Вот только ты все равно поцеловала его, породив в парне дикую смуту. Он ответил на поцелуй, нежно проведя по твоей щеке, но, к сожалению твоему, довольно быстро отстранился. — Прости, малыш. Мне действительно надо уезжать. Твой мир, кажется, снова полетел осколками. *** Свиток, появившийся в воздухе и упавший на колени, стал для парня неожиданностью. Срок выходил, и появление бумаги было закономерным, но не сейчас. Когда все естество рвалось к его девочке, когда пребывание с ней стало бы бесценным подарком. Закрыть глаза, и молиться хоть богу, хоть черту, лишь бы свиток не появлялся, и был плодом его воображения. Вот только, у судьбы есть на все свои планы. Раскрыв свиток, Чонгук пробежал по нему глазами, а затем испарился из комнаты, чтобы оказаться у двери самого родного существа в этой вселенной. «Наказание смягчается. Теперь вы становитесь смертным и доживаете свой срок на Земле как обычный человек». Ты открыла дверь, сонно щурясь. На пороге стоял Гук, улыбаясь, что все огоньки с праздничных елок померкли бы от зависти. Парень подошел к тебе и крепко обнял, утыкаясь в теплую ото сна макушку. — Никуда я не поеду. Мое место на этой земле найдено. Оно с тобой.