Poor poor Persephone

1.19       Последний день каникул выдался темным, ленивым и сонным. Гарри и Рон даже не пошли к Хагриду, как собирались, потому что вьюга за окном выглядела слишком многообещающей. Я поежилась, подумав, что вечером всем придется добираться до школы по такой погоде, и порадовалась, что среди тех несчастных не будет нас.       Убедившись, что после обеда ни у кого не осталось настроения устраивать неприятности — Фред с Джорджем заперлись у себя в комнате, даже ничего не объяснив — я решила, что сегодня нужно добить центральный коридор выручай-комнаты хотя бы до середины.       Ориентиром мне служила та симпатичная черепушка, которая свалилась на меня в самый первый день здесь: она была небольшой, вытянутой и приятно гладкой, только с острыми, выпирающими и, к счастью, неядовитыми клыками, с одним из которых я уже познакомилась, а самое главное, легко помещалась в карман и выделялась даже на фоне хлама. Я подумала, что было бы здорово найти где-нибудь скелет и попытаться выяснить, что это была за зверушка, но вряд ли у меня, конечно, хватит времени на раскопки. Зато будет отличный сувенир на память.       Я копалась без особой надежды, потому что ничего в моей жизни, даже после попадания в магический мир, не могло произойти так просто, поэтому, когда увидела черный штепсель, скромно выглядывавший из кучи хлама, сначала прошла мимо и вернулась к нему только через несколько минут.       Потому что черному штепселю, пусть даже от явно старого прибора, было не место среди кудрявого парика, обломков обтянутой бархатом софы, пары явно неудачных средневековых романов и бог знает чего еще где-то трехсотлетней давности. Горка выглядела очень внушительно и очень неустойчиво, и я поняла, что разбирать ее нужно будет с самого верха. Время шло к ужину: школу вот-вот наводнит толпа замерзших, уставших и голодных студентов, среди которых были те, по кому я успела соскучиться, поэтому долго возиться не хотелось, а узнать все-таки стоило.       И, выставив над собой щит, я осторожно потянула штепсель на себя. Сначала ничего не происходило — только показался черный провод, а потом пришлось приложить силу, чтобы вытащить его до конца, и вся башня ожидаемо обрушилась сверху с таким грохотом, что у меня возникло неприятное чувство дежавю. Я выждала еще секунд двадцать на всякий случай — следующая черепушка могла быть и посерьезнее — и, убрав щит, посмотрела на свою находку.       Похоже, мне повезло едва ли не впервые с момента попадания в это тело. Конец провода был надежно обмотан вокруг той самой шкатулки, которую я видела в зеркале.       А над потертой деревянной поверхностью мерцала светло-зеленая магия.       Магия Перси Уизли.       Моя магия.       Провод не развязывался, и пришлось использовать режущее заклинание. У меня слегка тряслись руки, потому что я осознала, что стала немного ближе к ответу на один из самых главных вопросов.       На шкатулке не было защитных рун. Были только те, что поддерживали магию — они шли по крышке такой аккуратной цепочкой, какая у меня еще нескоро получится. Самой главной задачей шкатулки было хранить содержимое долгие годы.       Звон колокола, обозначивший ужин, показался далеким и незначительным, когда я откинула крышку.       Содержимое в очередной раз доказало, что даже в волшебном мире для меня не будет ничего простого.       Я довольно долго тупо смотрела внутрь шкатулки, где в несколько рядов стояли совсем маленькие флаконы, наполненные чем-то эфемерным, призрачным, напоминавшим клубы молочного тумана. На каждом флаконе стояла дата, и мне не нужно было сверяться с дневниками Перси, чтобы понять.       Я хотела найти ее субботы — я их нашла.       В буквальном смысле.       Я заметила, что был еще один отдельный ящичек, но еле заставила себя отложить это дело на потом. Сейчас нужно было идти на ужин, потому что иначе потом придется объясняться. Объясняться и рассказывать о чем-то совсем не хотелось.       Если Перси ввязалась во что-то опасное, было бы здорово, если получится не втягивать в это тех, кто вообще ни о чем не знает.       Несмотря на то, что все студенты должны были собраться в большом зале, школьные коридоры ощущались совсем по-другому. Хогвартс как будто тоже соскучился и радовался тому, что те, к кому он успел привязаться, снова были с ним.       Это здорово подняло настроение, потому что таким большим замкам и правда не идет быть пустыми.       Я опоздала на ужин, потому что не хотела нести шкатулку в большой зал, но мое место рядом с Вудом все еще было не занято, и проскользнуть на него не составило труда.       Мне приходилось дышать пылью, несмотря на чистящие заклинания, поэтому нос не сразу уловил знакомый запах, вызвавший целую череду диссонансов в голове. В моем понимании так пахнуть мог только один человек.       — Что ты?.. — вместо приветствия начал Вуд, когда я потянула на себя рукав его мантии, чтобы принюхаться. — Дай угадаю: общение с животными ничем хорошим не заканчивается?       — Дай угадаю, — передразнила его я, — ты провел каникулы не у себя дома?       Я была рада видеть его, каким бы он ни был, веселым, грустным или слегка обескураженным, как сейчас.       — Я уже четыре года не езжу к себе домой на зимние каникулы, — с подозрением сказал Вуд. — Но ты первая, кто об этом спрашивает.       — Вы пахнете одинаково, — доверительно сказала я, накладывая в возникшую передо мной тарелку немного вареного картофеля. Есть после пережитых в выручай-комнате волнений не хотелось, а бежать в библиотеку, чтобы узнать, можно ли вернуть извлеченные воспоминания без думосбора, сегодня было поздновато.       — Пахнем? — рассеянно переспросил Вуд и осторожно обнюхал свой рукав, как будто боялся сделать для себя крайне неприятное открытие. — А. Вересковый эльф.       Спросить удалось не сразу: как оказалось, когда ты часть факультета, все сидящие рядом считают своим долгом обменяться приветствиями и коротким разговором по поводу каникул. В этом было что-то непривычное, но по-своему теплое, а еще приятнее было наблюдать, как Фреда и Джорджа тискают все, кто мог до них дотянуться. Они были кем-то вроде факультетского талисмана, и особенно сильную симпатию к ним испытывали те, над кем они не шутили.       — Что за вересковый эльф? — спросила я уже на лестнице, поймав себя на том, что немного отвыкла ходить быстро за две плавные и спокойные недели. Вуд, как источник неиссякаемой энергии, торопился всегда и везде и, кажется, жил на совсем иной скорости. Подстраиваться под его шаг было слегка непривычно, и к тому моменту, как мы застыли, ожидая следующую лестницу, у меня немного сбилось дыхание.       — Домовушка Флинтов, — отозвался Вуд, бросив подозрительный взгляд сначала на меня, а потом на арку, ведущую в коридор на третьем этаже, но решил, видимо, что я достаточно разумна, чтобы не соваться к церберу в одиночестве. — Она чудная, но славная. Лет пятьдесят назад служила слегка выжившей из ума ведьме и набралась от нее суеверий. Считает, что вереск отгоняет зло, но Флинт уверен, что ей просто скучно. Хотя он делает вид, что не знает, что нездешние эльфы утаскивают его одежду на стирку.       — Это довольно мило, — хмыкнула я, задумавшись о том, из скольких неожиданных мелочей может состоять один отстраненный человек. — Ты не любишь ездить домой?       — Не люблю, — просто и честно ответил Вуд. — И говорить об этом тоже не люблю.       — Хорошо, — легко отозвалась я. — Мы не будем говорить об этом, если ты не хочешь.       У каждого человека было право на неприятные темы, но за месяцы жизни здесь я как-то подзабыла тот факт, что у ярких и жизнерадостных людей этих тем может быть гораздо больше. Подростки казались мне открытыми и искренними, а от их несдержанных эмоций иногда кружилась голова.       Мне не хотелось думать о том, что улыбка Вуда тоже была фасадом. Но было бы правильнее принять во внимание, что он гораздо сложнее, чем кажется.       — Лучше скажи, — начал Вуд после недолгого молчания, когда мы оказались на площадке пятого этажа. Из-за его скорости практически весь Гриффиндор остался далеко позади. — Ты же опоздала на ужин не потому, что снова нашла какую-то зверушку?       Я пожала плечами и вместо ответа вложила в его руку черепушку, которую так и носила в кармане до этого момента.

* * *

      Все более-менее серьезные книги по ментальной магии хранились в личной библиотеке директора. Это было очень логично, потому что легилимент-недоучка без присмотра мог нанести непоправимый вред как себе, так и окружающим. Я узнавала на всякий случай, хотя понимала, что, скорее всего, нужной мне информации там не было, однако все равно чувствовала легкую досаду. Но все же после обеда в пятницу притащила себе целую башню книг, в которых, возможно, было какое-то упоминание думосборов, хотя через час вернула обратно уже больше половины.       Удалось выяснить только, что свой собственный сделать нельзя — секрет изготовления был давно потерян, а последняя попытка воссоздать что-то подобное закончилась полным провалом около сорока лет назад. Несчастный маг застрял в одном воспоминании до тех пор, пока не умер от истощения. Вот что бывает, когда совершаешь великие открытия в одиночестве.       Думосборы передавались из поколения в поколение в старых семьях или покупались за огромные деньги. Что-то мне подсказывало, что будь у нашей семьи такой, родители бы его давно уже продали, невзирая на такую чушь, как память поколений.       В выдвижном ящике шкатулки лежал еще один флакон с воспоминаниями, маленькая баночка с прядью черных волос, подписанная «Ю.Т.», и еще одна тетрадь. Тонкая маггловская тетрадь в клетку с серой неподписанной обложкой.       Вот только легче было сжечь ее, чем открыть, и в какой-то момент я поняла, что эти тайны начали уже порядком меня нервировать. Не было ни рун, ни видимых глазу заклинаний. Похоже, что нужно было быть Перси, чтобы открыть ее.       — Поздравляю, Уизли.       Я вздрогнула от неожиданности, потому что так задумалась, что проигнорировала звук шагов. На пергамент, на котором я делала пометки, легла уже знакомая черепушка.       — С чем? — спросила я, когда Флинт опустился на стул рядом со мной. Череп привел Вуда в полный восторг, и он забрал его, чтобы показать профессору Кеттлберну. Но тот факт, что обратно его принес Флинт, меня ни капли не удивил. Эти двое явно были кем-то вроде Фреда и Джорджа в прошлой жизни.       — Ты нашла дракона там, где их в принципе быть не может.       — Он слегка мертвый, — возразила я, но информация меня расстроила. Череп был слишком маленьким для взрослого дракона. Если, конечно, это не какой-нибудь карликовый вид.       — Уже лет сто как, — согласился со мной Флинт. — Профессор Кеттлберн почти уверен, что это ирландский лесной дракон. Они вымерли уже довольно давно.       — Сами вымерли или их истребили? — поинтересовалась я, понимая, куда заведет разговор. Хотя с Флинтом такие вещи не работали: за все время мне так и не удалось найти что-то, что могло бы отвлечь его внимание от темы вопроса, даже если он начинал издалека, как сейчас.       — Ты не хочешь это знать, — честно ответил Флинт, бросив взгляд сначала на мой пергамент, а потом на корешки взятых мной книг. — Что ты ищешь, Уизли?       — Возможность вернуть извлеченные воспоминания без думосбора, — честно сказала я, понимая, что мы втроем, судя по всему, были просто созданы друг для друга по степени скрытности. Вуд прятал то, о чем не хотел рассказывать, за улыбкой и активностью, я — за недоговорками и мелкой ложью, а Флинт действовал по принципу «у меня есть тайны, но это не ваше дело». Я выдавала им такой же минимум информации, какой они выдавали мне, но тем не менее это не помешало нам привязаться друг к другу.       Или только мне привязаться — до той степени, что зеркало Еиналеж решило внести коррективы в мои самые сокровенные желания. И думать об этом было грустно и утомительно.       Так или иначе, мы были вынуждены постоянно использовать обходные пути, чтобы выяснять что-то друг о друге. Самым большим моим достижением было начать отличать Флинта в плохом настроении от Флинта в хорошем почти на интуитивном уровне, в то время как внешних признаков почти не было.       — Даже для сильных легилиментов это довольно сложно и болезненно. Ты можешь спросить у Джеммы, она допрашивала Снейпа пару лет назад на эту тему. Это непросто и не вариант для неподготовленных.       Я попыталась представить, что в исполнении Фарли выглядело бы как допрос, но особых успехов не достигла. Видимо, у слизеринцев были свои представления на этот счет.       — Похоже, что вариант для меня — вломиться в кабинет директора, — хмыкнула я.       — Ты нашла свою память?       В какие-то моменты, даже несмотря на то, что игра в узнавание друг друга казалась увлекательной, требовалась правда. И я уже начинала переживать, что подсяду на то чувство легкости, которое она приносит, и потом не смогу остановиться.       — Да. Я оставила себе подсказки и ждала каникул, чтобы поискать. Этот дружок, — я кивнула на череп, — нашелся по пути.       Флинт скрестил руки на груди и откинулся на стуле. Он делал так всегда, когда требовалось серьезно подумать (и я, и Вуд видели это довольно редко, потому что думать серьезно тоже было «скучно и сложно»). В магическом мире нормально было решать такие серьезные вещи, когда тебе шестнадцать, и спустя почти полгода в новом теле что-то подобное уже перестало казаться мне заговором младенцев, но все же я чувствовала себя слегка неуютно от мысли, что перекладываю свои проблемы на других.       — У нашей семьи есть думосбор, — задумчиво сказал Флинт, наконец посмотрев на меня. — Но твои родители явно не будут в восторге от приглашения.       — Твои, наверное, тоже, — пробормотала я. Я не планировала скрывать от родителей, с кем общаюсь в школе, но малодушно думала о том, чтобы начать рассказ с Фарли. В конце концов, эти Уизли показались мне намного более гибкими, чем книжные, кто знает, может быть, они даже порадуются за меня.       Пусть это было бы слишком идеально.       — Мой отец любит Оливера больше, чем его собственный, — невесело хмыкнул Флинт. — И у него нет поводов для предрассудков на твой счет. Но у твоих родителей нет причин хорошо ко мне относиться.       Я хотела спросить, почему, но, судя по тому, как легко Флинт говорил об этом, это был какой-то общеизвестный факт.       И он ничего не сказал о матери.       Была ли она поводом для его плохого настроения перед каникулами? Я не рискнула бы спрашивать о таких вещах, по крайней мере, пока. В конце концов, помимо Вуда, я могла осторожно поспрашивать Фарли на эту тему. Во всяком случае она могла знать больше меня.       Но это был бы крайний вариант.       — Моим родителям рано или поздно придется смириться, — пожала плечами я. — Я не планирую отказываться от друзей только потому, что они могут быть не в восторге. Но вломиться в кабинет к директору пока будет и правда легче.       — Еще легче будет пойти к Снейпу, — сказал мне Флинт. — И рассказать ему все. Так как это связано с тем, что происходило у него под носом, он поможет.       Я посмотрела на него со всей доступной моей мимике иронией. В этом предложении было здравое зерно, по крайней мере, пока личность профессора Дамблдора оставалась загадкой. Хотя вряд ли даже в дамбигаде его кабинет был камерой пыток, конечно.       — Он нормальный, Уизли, — криво усмехнулся Флинт. — Во всяком случае…       — Не хуже тролля, — закончила за него я. — Где-то я это уже слышала.       Я не рассказывала никому про Таркса. Во всяком случае этот вопрос был уже закрыт, и с момента извинений в библиотеке общаться нам не приходилось. Хотя, справедливости ради, он и правда не был хуже тролля. Чего не скажешь о профессоре Снейпе с его непредсказуемым характером. Дела с зельями шли у меня намного лучше, чем в начале года, и у меня были все шансы получить свое «превосходно» на СОВ, но это, конечно, сложно было считать поводом заглянуть к нему вечером на огонек. Неосторожный подход может стоить всех (возможно) сэкономленных на авантюре с драконом баллов и пары десятков лет отработок.       С воспоминаниями можно было не торопиться. В магических законах не было такого понятия, как срок давности преступления, вероятно, из-за продолжительности жизни магов или более эффективных способов выбить доказательства, так что правосудие, если кто-то издевался над Перси, можно будет попробовать совершить как сейчас, так и через десять лет.       Проблема была в том, что, пусть и нескоро, Азкабан станет уютным проходным двором для всех желающих. При худшем раскладе. Но при еще более худшем раскладе, если никто из обидчиков Перси не окажется в тюрьме, мне нужно быть подготовленной.       Потому что отговорка «не хуже тролля» перестанет действовать очень и очень скоро.       — Хорошо, — вздохнув, сказала я. — Я пойду к нему с этим, если не найду выход до следующего года. Спасибо.       — Не делай все одна, Уизли.       — Я и не смогу, — буркнула я, убирая череп в карман, решив пока оставить его у себя и не относить обратно в выручай-комнату.       Хотя не делать ничего одной было только чуть тяжелее, чем делать и не забывать при этом, кому о чем солгал.       Эта жизнь обещала быть (возможно) долгой и трудной.       Но вместе с этим — чертовски интересной. 1.20       — Скучала по тебе, — искренне сказала я, потеревшись щекой о плечо Пенни. Остаток января, февраль и март прошли в такой суматохе, что мы не успевали даже толком переписываться, не то что видеться. С Фарли я хотя бы пересекалась по субботам в Хогсмиде, и то в последний раз мы единогласно предпочли просидеть весь день в библиотеке. Свободное время было не лишним.       Приближались экзамены, и мне пришлось зачехлить пренебрежение к тем предметам, которыми я занималась спустя рукава. Вместе с этим началось вполне ожидаемое весеннее обострение, но так как сегодня все праздновали победу над Хаффлпаффом, я могла не переживать, что кого-то придется ловить в коридорах.       Гарри Поттер поймал снитч за четыре с половиной минуты. С одной стороны, это было очень славно, потому что мне не пришлось выдерживать обычные час-полтора эмоциональных волн, а с другой — это крайне расстроило Фрай, которая заметила снитч первой, но была слишком далеко от него. Мне было жаль, что так случилось, как жаль и то, что профессор Снейп не успел толком блеснуть в качестве судьи — а я ведь мечтала увидеть этот момент в фильме с того момента, как прочла первую книгу.       — И я по тебе скучала, Перси.       Я не видела лица Пенни, но знала, что она улыбается. Искренне и немного устало, как улыбалась мне украдкой во время уроков, когда никто с ее факультета этого не видел. Мы все договорились между собой не снимать баллы за пойманных горе-любовников с других факультетов, чтобы хоть немного спать по ночам, но оставались еще мистер Филч, миссис Норрис и дежурные профессора, выбиравшие самые популярные маршруты. В какой-то момент мне пришлось рассказать Пенни про карту, чтобы мы могли хоть немного видеться, и теперь мне оставалось еще доверить какую-нибудь тайну Фарли, чтобы все друзья были укомплектованы моими большими секретами.       Мои проблемы с трансфигурацией на тайну не тянули и выглядели довольно мелковато на фоне всего остального. Тем более, что уже через месяц занятий с Фарли ситуация выправилась с отметки «очень плохо» до «плюс-минус сойдет». Я начинала подозревать, что Фарли так мало говорила просто потому что знала, насколько драгоценными и понятными были ее слова.       — Уже отдала свою заявку? — спросила Пенни, бросая взгляд на разложенную у наших ног карту, чтобы убедиться, что все чисто. Мы следили за ней по очереди, сидя где-нибудь за доспехами или в одной из ниш, которых в замке было полно, чтобы успеть и поболтать, и временами даже немного позаниматься.       — Завтра отдам, — отозвалась я. Заявка была отдельной головной болью, потому что с того момента, как нас поставили о них в известность, Вуд превратился в мрачную тень, то и дело сбегавшую на тренировки по квиддичу, свои и чужие. Мне было не на чем его подловить, потому что за эту неделю его успеваемость никуда не рухнула, как я ожидала, а разговаривать об этом он отказывался.       Как оказалось, все пятикурсники, которые планировали работать в министерстве, должны оставлять заявки, чтобы за два года волшебным образом появилось достаточное количество мест. Помимо этого, испытательный срок начинался уже сейчас — следовало приемлемо учиться, получать хорошие характеристики от деканов и не иметь серьезных проблем с поведением. Это была довольно большая ответственность, и я подозревала, что на беседе по выбору профессии, которая состоится уже после пасхальных каникул, узнаю о многих подводных камнях. Но пока что других вариантов для Перси не было.       — Что выбрала?       Я ответила не сразу, потому что, невольно посмотрев на карту, увидела, как профессор Квиррелл поднимается на третий этаж. Он совершенно бессовестно приходил туда два раза в неделю, снимал защитные заклинания, после чего, вероятно, пытался наладить контакт с цербером, а потом удалялся обратно в свои покои. Это казалось мне очень подозрительным, потому что никто не летел его останавливать.       Кроме того, с каждым днем профессор выглядел все хуже. А я думала о единорогах, которые, судя по всему, уже начали гибнуть — Хагрид запретил Гарри, Рону и Гермионе приходить к нему по вечерам, потому что не знал, какая жуть может вылезти из леса, когда стемнеет.       Поэтому свои вечера они проводили в библиотеке и строили планы, уже выяснив, кто такой Николас Фламель. Это прошло мимо меня — стереть имя с карточки от шоколадной лягушки мне было не под силу, как и почистить им память, поэтому оставалось только не допустить прыжка в люк. Но что-то мне подсказывало, что если трое юрких первокурсников с мантией-невидимкой захотят спасти мир, остановить их будет невозможно.       — Департамент международного магического сотрудничества, — спохватившись, ответила я. — А ты?       — Я не настолько амбициозна, — рассмеялась Пенни. — Будет здорово поработать в отделе магических происшествий и катастроф, но если не получится, то пойду в транспорт.       Я не стала напоминать ей, откуда вышел нынешний министр. Мой выбор тоже был достаточно необычным и сложным, хотя я раздумывала о том, чтобы подкинуть монетку, но потом все же решила пойти по стопам книжного Перси.       Я ничего не теряла. После седьмого курса меня ждет масса неожиданных поворотов, потому что преимущества знания канона никак не помогут при работе в Министерстве. До определенного момента.       — Было бы здорово работать вместе с тобой, — неожиданно сказала Пенни, взяв меня под локоть. Мне нравилось, что с ней можно было компенсировать недостаток тактильности — и она, похоже, в свою очередь компенсировала его со мной, потому что нигде не было таких отстраненных людей, как на Рейвенкло. Даже Фарли, не привыкшая дотрагиваться до людей вообще, но делавшая большие успехи в этом направлении, и рядом не стояла.       — Можно будет прятаться за мной, чтобы было не так страшно? — усмехнулась я.       — Можно и не прятаться, — неожиданно серьезно сказала Пенни. — Рядом с тобой никогда не страшно.       Она была полна таких внезапных признаний, выражений нежности и привязанности. Будь я парнем, у меня не было бы выбора, возможно, с самой первой встречи, вот насколько Пенни была чудесной, каждый день, в любую минуту.       Но сейчас я даже немного завидовала ей — мне бы тоже очень хотелось, чтобы мне не было страшно.       Пусть даже рядом с кем-то.

* * *

      — Перси.       К началу апреля Вуд почти перестал звать меня «Уизли», и я подумывала о том, чтобы начать отвечать ему тем же, но не знала, насколько это серьезный шаг вперед в отношениях английских подростков. Тем более, кто их знает, этих волшебников.       — Да? — отозвалась я, отрываясь от учебника по истории магии за третий курс, взятого у Фреда с Джорджем. Мои дела с историей были плохи еще в прошлой жизни, потому что я катастрофически не умела запоминать даты, а в этой ничего не изменилось. Но, по крайней мере, все остальное запоминалось довольно легко, особенно последовательность событий и зубодробительно сложные имена гоблинских полководцев.       Вуд присел на подлокотник кресла рядом со мной и с заговорщицким видом протянул мне пергамент.       — Выбери что-нибудь за меня.       Я потерла уставшие глаза, подумав, что под конец дня они стали меня обманывать, но ничего не изменилось. В своих руках я держала заявку на имя Оливера Вуда, написанную сдержанным почерком профессора МакГонагалл. Требовалось только поставить галочку напротив департамента и подпись внизу страницы.       — Так.       Я отложила учебник в сторону и, достав из валявшегося рядом с креслом рюкзака футляр с перьями и чернильницу, убрала их в карман, после чего встала и потянула Вуда за собой, схватив его за рукав. Конечно же, если бы он не хотел никуда идти, то мне бы не хватило никаких сил, но, вероятно, он тоже думал, что этот разговор не для гостиной.       Отбой был несколько минут назад, но нам вернули полночные уроки астрономии в среду, поэтому с натяжкой можно было сказать, что мы не нарушили правила. Завтра был последний день весеннего семестра, а после начнутся грустные и короткие пасхальные каникулы, которые закончатся в следующую среду. Перед каникулами все профессора, даже профессор Снейп, обычно допускают дисциплинарные послабления.       Учебные классы недалеко от нашей гостиной редко использовались по назначению, хотя гриффиндорцы были уникальны тем, что могли согласиться даже на свидание в подземельях, и обычно их приходилось отлавливать по всему замку. Даже с картой не всегда получалось прийти раньше миссис Норрис, а с профессором Снейпом лучше было вообще не соревноваться.       Так или иначе, ближайший учебный класс на седьмом этаже был малопривлекательным местом для свиданий, а поэтому оказался пустым. На всякий случай я заперла дверь заклинанием и приоткрыла окно, впуская удивительно вкусный весенний воздух. Скоро станет совсем тепло, и можно будет выбираться с учебниками и конспектами на улицу.       — Мы, конечно, не будем об этом говорить, если ты не хочешь, — осторожно начала я.       — Не хочу, — сразу же беззаботно отозвался Вуд, оперевшись на стену рядом с окном. Его настроение улучшилось сегодня, хотя возможно, он просто устал пребывать в унынии.       — Я отправлю тебя общаться с кентаврами, — вздохнув, предупредила я и развернула пергамент на подоконнике, проигнорировав неудобные для высоких людей парты, чтобы поставить галочку напротив единственного отдела в министерстве, где Вуд будет выглядеть уместно, если не отправится в большой квиддич после школы.       — Отлично. Мне будет с кем поговорить.       Он не глядя поставил подпись и убрал пергамент в карман, и я поежилась от мысли, в каком виде тот ляжет завтра на стол нашего декана.       — Оливер.       Вуд посмотрел на меня, всем своим видом показывая, что не собирается избегать. За фасадом из небрежности и беззаботности в черном омуте бултыхались испуг и совсем маленький зверек-отчаяние.       — Это связано с тем, что ты не ездишь домой на каникулы? — тихо спросила я, надеясь, что проблемы в семье Вуда не приняли такой масштаб, от которого оставался шаг до падения с Астрономической башни.       — Да, Перси, — спокойно, без напускного задора, ответил Вуд. — Это связано с тем, что я не езжу домой на каникулы. Но у меня есть что-то вроде договоренности с отцом. Он не будет лезть в мою жизнь, если я один раз сделаю так, как он хочет. И нам не придется общаться после того, как я закончу школу. Это не такая уж и большая цена за возможность дышать свободно, поверь мне.       — Хорошо, я верю тебе, — сказала я, подойдя ближе.       Вуд подрос за этот год и не собирался останавливаться в будущем. Я начинала переживать за свою шею, потому что была уверена, что за летние каникулы он снова вымахает. Но сейчас, по крайней мере, стоило пользоваться моментом, когда не нужно особенно напрягаться, чтобы обнять его за шею.       — Ты что делаешь? — сдавленно просипел Вуд, совершенно не ожидавший такого поворота событий. Обычно он всех обнимал и, вероятно, считал себя единственным обладателем патента на подобные действия.       — Я только что сделала за тебя выбор всей твоей жизни, — проворчала я. — Мне необходима моральная поддержка.       Вуд только тихо хмыкнул, понимая, кому из нас моральная поддержка необходима больше, но обнял меня в ответ — в своем стиле, так, что я мысленно попрощалась по меньшей мере с шестью ребрами. Это означало, что он пришел в норму.       — Спасибо, — сказал он, когда я отстранилась. — Я не смог бы сам выбрать.       — Надеюсь, тебе не придется жалеть о том, что ты доверил это мне, — пробурчала я, отпирая дверь, чтобы выйти в коридор.       — Я знал, что ты не отправишь меня к кентаврам.       Вуд достал из кармана пергамент, потому что любопытство победило апатию, а потом снова подверг опасности мои ребра и попутно безнадежно испортил прическу. Мне было не жаль.       Я готова была даже отдать половину своих волос за то, чтобы все проблемы так легко решались.

* * *

      — Добрый день, профессор, — сказала я, прикрыв за собой дверь кабинета трансфигурации.       — Присаживайтесь, мисс Уизли.       Я пришла на пару минут раньше, и наш декан что-то дописывала, поэтому даже не подняла голову, только указала мне на стул, стоявший напротив нее. Я часто была здесь, как на занятиях, так и выполняя различные поручения, но в последнем случае со мной всегда был кто-то из старост. Я поймала себя на мысли, что впервые за год осталась с профессором МакГонагалл наедине в замкнутом пространстве, и от этого было слегка не по себе.       Профессор Снейп был как-то проще и понятнее, возможно, потому что я не ждала от него ничего хорошего. Относиться так же к профессору МакГонагалл было практически невозможно — для этого ее нужно было слегка презирать и немного жалеть. Ни того, ни другого она не могла вызвать при всем желании. Ее уроки были по-настоящему крутыми, объемными и четкими. Пусть мне и не всегда удавалось понять все с первого раза, но, по крайней мере, не приходилось продираться через вечное заикание или искать все самой в библиотеке.       Пасхальные каникулы закончились, и о том, что мы вышли на финишную прямую пятого курса, свидетельствовало расписание консультаций по выбору профессии. Как я успела понять, в магическом мире нормально задумываться о своем будущем уже к третьему курсу, когда приходит время выбирать дополнительные предметы, и мало кто приходил на эти консультации неподготовленными. А некоторым из тех, кто хотел работать в Министерстве, приходилось делать практически окончательный выбор чуть раньше.       Это было еще тяжелее, чем сразу после школы идти в университет, потому что, по крайней мере, после университета можно было бы стать кем угодно. Здесь выбор будущего после школы прямо влиял на дальнейшую жизнь.       — Меня немного удивил ваш выбор, мисс Уизли, — начала профессор, отложив перо. — Мистер Крауч рассматривает только старост, и чем лучше будет ваша характеристика, тем больше у вас появится шансов. Студенты не попадали в его отдел сразу после выпуска уже больше десяти лет, и если он одобрит вашу кандидатуру, вас ждет весьма утомительное собеседование. Кроме того, ваша репутация должна быть идеальной, и он ждет от своих сотрудников беспрекословного подчинения.       Ага. Эта должность подходила зануде-Перси, но не факт, что на нее смогу попасть я. История с троллем не могла быть пятном на моей репутации, потому что фактически я не нарушила школьные правила. А вот с драконом теперь нужно быть предельно осторожной, хоть на самотек это все пускай. Но, в любом случае, если мою кандидатуру не одобрит мистер Крауч, «пойду в транспорт», как выразилась Пенни. Сотрудники в департамент магического транспорта требовались всегда, и туда попадали все, кто не проходил в выбранный отдел, зато оттуда можно было неплохо продвинуться по службе, не умерев от нервного срыва через пару лет.       — Не думаю, что у меня возникнут проблемы с поведением, профессор, — вежливо заверила я.       Я была готова поклясться, что декан в этот момент едва сдержала улыбку, но продолжила все же привычным сухим тоном:       — К сожалению, это еще не все. Для того чтобы стать сотрудником министерства, вам нужно не менее четырех «выше ожидаемого» на ЖАБА. После вам нужно будет пройти отдельные экзамены по боевой подготовке и окклюменции.       Про боевую подготовку я где-то слышала, но про окклюменцию узнала только сейчас. Сотрудники Министерства были кем-то вроде личной армии волшебного мира, и каждый должен был мгновенно ориентироваться в условиях военного положения. Экзамены по боевой подготовке сдавались не только при поступлении, но и раз в полгода, что подразумевало обязательные занятия для офисных планктонов. Набрать вес на сидячей работе мне явно не грозило.       Но еще не поздно было отказаться, закончить школу и уехать в тайгу. Буду ловить рыбу, дружить с медведями и видеться с людьми раз в несколько лет.       — Уровень владения окклюменцией напрямую влияет на то, какую должность вы будете занимать в будущем, — пояснила профессор МакГонагалл в ответ на мое молчаливое недоумение. — Никто не доверит важную информацию тому, кто не сможет ее сохранить.       Это было логично, но досадно. Я думала о занятиях окклюменцией скорее ради того, чтобы оградить окружающий мир от своей болезненной эмпатии, но не представляла, что придется подойти к этому настолько серьезно.       — Вам не придется начинать без поддержки, — сказала профессор МакГонагалл, правильно расценив мою минутку уныния. — Профессор Дамблдор устраивает факультативы для всех желающих, начиная с шестого курса. Его занятость позволяет преподать только основы, и в дальнейшем вам придется заниматься самостоятельно, но хочу напомнить, что ваш отец также занимает должность в Министерстве и имеет все шансы подняться выше не только благодаря своему неординарному мышлению.       — Спасибо, профессор, — выдавила я, заткнув белку-истеричку, которая готовилась устроить целый концерт. — Мне нужно знать что-нибудь еще?       — Вы уверены, что эта должность вам подходит? — прямо спросила профессор. Я надеялась, что она достаточно отстранена от своих учеников, чтобы не задавать такие вопросы, но не срослось.       — Нет, профессор, — честно ответила я. — Но я уверена, что смогу добиться большего, если начну с чего-то впечатляющего.       А потом я введу закон, разрешающий магам заколдовывать маггловские изобретения, и выйду на преждевременную пенсию.       Лет в пятьдесят.       Остается только дожить до этого момента.