мораторий падающих звезд

— Босс! Это был Наматанэ. Новенький, он еще бизнеса-то не познал, а уже лез со своим энтузиазмом и советами в каждую щель. Впрочем, что-то было в нем такое, что не давало особо долго злиться на это. На их работе быстро выгорали, теряя те далекие яркие мечты и надежды, которыми тешился каждый в начале жизненного пути в «Тэйай», и сейчас Наматанэ был одним из таких же — наивным дурачком. И что-то горько-сладкое было в этом, за что его, конечно же, никто не ругал. Было бы за что. Жара на дворе стояла адская. Спасались они лишь кондиционерами, но те работали совсем слабо. Нужно было прочистить фильтры, а для этого стоило вызвать бригаду, что стоило денег... Деньги, деньги, в последнее время они стали слишком большой проблемой, если подумать. Оторвав взгляд от очередной занудной бумажки не с самым ясным содержанием, Мураками уставился на Наматанэ, что продолжал с воодушевленным видом рассматривать пачинко-автомат. Новенький, из последней линейки, что они закупили у завода-изготовителя – такие автоматы легче поддавались настройке штырей, хотя все еще обладали известным заядлым игрокам изъяном — все так же открывались стеклянной дверцей, на которую те лепили небольшие бумажки. Хитрый способ определить настраивали автомат ночью или нет. — Я сделал его! «Его» — это, конечно же, мыльный раствор, о котором мальчишка твердил всю неделю: дескать, на поверхность с ним ни одна клейкая лента не ляжет. Хорошее изобретение. Не факт, что полезное и работающее, но кто же загубит чей-то энтузиазм при его рождении? Очевидно, что плохой начальник. Мураками таких видывал, мог даже (но по секрету) назвать таковым председателя, а потому к подобным предложениям относился скорее мягко, чем категорично. Ну, не сработает и не сработает. А если все же что-то да случится? — Ну, давай, показывай. — Смотрите-смотрите! Намазываем стекло по краям... Это же ничего, да? Что я сразу на автомат? Вообще, это было весьма значимое «чего», за что точно по шее надо было бы дать, но Наматанэ так жалобно заглянул ему в глаза, что рука не поднялась сказать что-то иное. Выдавив из себя неловкую улыбку, Мураками махнул рукой — в крайнем случае он сам отмоет следы мыльного раствора, и не такое оттирали. Это же не кровь. После кивка Наматанэ будто засветился от счастья и начал водить губкой со смесью еще активнее. Издали этого издевательства над стеклом было не шибко и видно, только вблизи, и хотя Мураками головой должен был отвечать за соблюдение солидного внешнего вида всех пачинко-автоматов и прочего, что могло испортить имидж казино, он все равно позволил подобное. Ну, мыльные разводы всяко лучше следов клейкой ленты. А еще чертов мусор прекратит жульничать... — Вот, а теперь клеим бумажку!.. Он всего-то пару лет назад стал менеджером этого места. Слово-то какое умное, ме-нед-жер. Так-то, конечно, уже привычное, долго было на слуху, но не когда так обращались к нему лично. Да и с какой стати ему бы им становиться, он так, типичный вышибала, пошел в «Тэйай» не из особо больших амбиций, а потому что банально искал подработки у якудза, пока был сопливым школьником. Вот и вышел. А теперь он, понимаете ли, менеджер Мураками, звучит-то как! Услышь он пару лет назад от незадачливого провидца, что будет с бумажками копаться, выбил бы ему пару зубов за плохие шутки. А что вышло? — Босс? Мураками встрепенулся и резко скосил взгляд вниз, на Наматанэ, смотрящего на него с легким недоумением. — А? Да? — Смотрите, говорю, не клеится. Несколько попыток прилепить клейкую ленту парочки фирм, на что были пожертвованы даже экземпляры чрезмерно дорогих лент специально для важных конвертов, доказали, что на мыльный раствор, даже высохший, клеились они мягко говоря никак. Неизвестно, какой дряни намешал Наматанэ в эту чудесную водицу, и что-то подсказывало Мураками, что от настоящего жидкого мыла в этом мыльном растворе скорее всего ничего и не осталось, но, впрочем, это сработало. Что и было их целью. Хмыкнув, Мураками довольно закивал — хоть одной проблемой меньше. Стоило потом при случае рассказать об этом Куросаки, может, похвалят мальца на собрании, вот радости ему будет. Он-то сам когда-то давно сумел только ветряной барьер выдумать, и... Но не важно. — Я надеюсь, твоя чудесная жидкость не разъест нам стекла на автоматах, — с ухмылкой бросил Мураками, в ответ на что Наматанэ громко и неловко рассмеялся, будто бы и сам не знал точных границ возможностей своего магического средства. Потрепав юного изобретателя по волосам, Мураками двинулся в сторону офиса, но мысли его были заняты уже совсем другим. Нужно было столько всего сделать, столько всего... Работа менеджером казино утомляла. Пышущие энтузиазмом новички были проблемой в своих идеалистичных взглядах на будущее, но, пожалуй, было в них нечто весьма привлекающее... ... правда, не во всех случаях. Особенно если это касалась моральной стороны вопроса. То есть, должников. Выбивать из них дурь было приятной отдушиной после работы. Жалкий мусор, моливший о пощаде и «хотя бы еще одном разе», ведь, ах, какая досада, они только что просадили за игрой несколько миллионов, а таких денег у них нет! И жить на что-то надо, всю зарплату-то спустили тут, на игры, и теперь даже не знают, как им жить и быть. Сколько же презрения они вызывали, и разбить нос до крови любому из них было действенней любой из терапий у психолога. Какая жалость, что их бизнес строился на этом мусоре. Впрочем, нет, не жалость. Занеся руку над воющим от страха и боли ничтожеством, Мураками с улыбкой представил, как скоро данные этих парней дойдут до главного офиса, где этих крыс возьмут под локоток и отведут в подземелье, в шахты. Туда, где они будут тихо и смирно отрабатывать миллионы, что должны были «Тэйай». Так было правильно. Так было необходимо. «Тэйай» очищает общество от ненужного мусора, что лишь способен на слезы и жалобы. И все, все кто оказался в шахтах, заслужили этого, все они, точно, абсолютно, никаких исклю... Или... — Босс? Наматанэ. Дерьмо. Отпустив чужие волосы, отчего ноющий тюфяк рухнул на пол, Мураками поднял тяжелый взгляд на внезапного гостя, возникшего в офисе поздно ночью. Сейчас он должен был дома быть и десятый сон видеть, а не шататься по казино не в свою смену. Взгляд Наматанэ буквально кричал о том, что ситуацию если в лучшем случае не понимает, то еще и находит ужасающе неправильной. Ах да, проблема новичков. Все они такие были, и сам Мураками — совсем еще юные и уверенные, что в обществе куда больше хороших и честных людей, и что должники просто оказались в такой ситуации из-за судьбы, но никак не по собственной глупости. Тяжело было переступить эту черту, принять, что мусор заслуживает надлежащего отношения. Не важно, что в обычной жизни он учитель или добрый семьянин: когда крыса пытается обмануть — ее нужно пристрелить. Иначе попробует еще раз. На одном, правда, не сработало. Чертов ублюдок, заявившийся к ним в июле девяносто седьмого... Если бы не он, не копался бы сейчас Мураками с бумажками, да и... Но это уже не важно. Все, что касалось того времени. Прошлое должно остаться в прошлом — так говорил Он тогда. Один шаг в сторону Наматанэ — и того как ветром сдуло. Но он, как и думалось, остался стоять под дверью, словно надеясь, что сейчас-то добрый менеджер Мураками, встречавший почти любую его идею согласием и поощрением, объяснит происходящее, и лишний раз докажет, что так надо, что эти люди плохие, что они заслужили!.. Они-то, конечно, заслужили, но Мураками слишком хорошо знал одну простую вещь. Тоже проблема новичка. Наверняка же постарается оправдать несчастных. Или сделает что-то неразумное, но разве нужно давать парню замарать собственную репутацию подобными глупостями, вроде жалости к мусору? Это стало бы большим упущением. — Кыш, кыш отсюда. Подняв руку, отчего мальчишка взвизгнул — может, из-за крови на костяшках, чужой конечно же, Мураками жестом отогнал Наматанэ подальше к лифту и взглянул на него в последний раз, вспоминая что-то возникшее на уме, после чего с задумчивым видом скрылся за дверью вновь, громко захлопнув ее. Показател, что беспокоить его больше не надо. Что ж, пора было вернуться к своей работе. Близилось двадцать второе июля. — Уже так скоро? Фудзимаки, один из парней еще из числа старого персонала, того, что застал предыдущего менеджера, громко зевнул и оттянул воротник рубашки. Кондиционеры и вентиляторы перестали спасать где-то пару дней назад, и сейчас все текло вяло — работа, поток клиентов, даже бумажная волокита приходила в меньшем объеме, словно там, наверху, эти чертовы демоны тоже умели чувствовать хоть что-то подобное им, простым людям на дне этой мутной иерархии «Тэйай». Они должны были вдвоем работать сейчас в зале — потому что единственные, кто хоть что-то понимал в настройке их главного козыря, ставшего легендой, «Трясины» — но сейчас просто сидели в офисе напротив полусдохшего вентилятора. Открыв упаковку шоколадного печенья, притащенного Наматанэ с обеда, Мураками закинул его в рот и лишь пожал плечами. Его это не касалось. И пусть эта дата была выделена ярким красным на календаре, уже все это ничего не значило. Главное — то, что будет. А дела прошлые уже никому не нужны. — Не будешь ничего делать? — Фудзимаки недоуменно покосился на него, стоило Мураками потянуться за пачкой сигарет. — Я думал, ты что-то хотел узнать. В прошлом году не вышло из-за внезапной проверки, но сейчас-то ничего не мешает. Не хочешь попытаться? — Да какая разница. Как там Он говорил? Да, про прошлое. Оно должно... — В смысле «какая»? — Фудзимаки выглядел бы растерянным, если бы не хмурый взгляд. — Ты сильнее всех был этим недоволен, а теперь что, уже не заботит? — Да. Словно назло, зажигалка никак не хотела работать. Продолжая щелкать ею, Мураками мучительно вперился в нее, стараясь абстрагироваться от назойливых мыслей, что так и лезли в голову. Какая разница? Он уже другой человек. Мало ли, что он хотел пару лет назад, сейчас все это не значило ровным счетом ничего. Пустой звук, который скоро канет в историю. Он вздрогнул, когда зажигалка все же сдалась. — Не заботит. Закусив сигарету в зубах, Мураками громко чиркнул зажигалкой и хмуро прикрыл глаза. — Уже давно не заботит. В подсобке воняло дешевым табаком, а над тускло освещавшей это грязное темное место лампой наворачивала круги небольшая мошка. На дворе царила поздняя ночь, но некоторые люди — в частности, босс их подразделения, Ябуки, находили именно эти часы самыми удобными для разбора всей завалявшейся бухгалтерии. Кто-то говорил, что он находит в подобном некое извращенное удовольствие, которое самому Мураками понять было ну никак не возможно. Он бы многое сейчас отдал за выходной, в который можно выспаться и не тратить время на всякую бумажную дрянь. — Ну и напортачил ты, конечно, с документацией... Отрывистыми движениями листая страницы, Ябуки хмурил лоб и без особого удовольствия просматривал кучу таблиц. — Но доходы растут, а это главное. Закрою глаза на это, все равно никому больше дела до этого нет, а? Верно говорю? — они оба рассмеялись, хотя и не было в этом ничего смешного по мнению Мураками. — Ну ничего. Заруби на носу, что всю эту муть с активами и пассивами кто-то помимо меня сидеть и разбирать не будет, они сразу попросят тебя переделать это... О, у вас новые сотрудники? Слышал, что текучка тут небольшая, вы решили расширить штаб? — Да вот, людей не хватало... — неловко рассмеялся Мураками. Какая разница? Любят же некоторые люди докапываться до деталей. Это и раздражало его в основном в этой пыльной никому не нужной работе. Столько мороки из-за пустого звука, бумажки эти. Может, он просто не понимал сути всей этой возни, был человеком другого толка — он и не рассчитывал на подобную «честь» оказаться на месте предыдущего босса, получить это чертово повышение. Не сдалось оно ему совершенно. О, сколько бы он отдал, чтобы вернуться на старое место, туда, где не было этих проблем!.. Ябуки, дымя как паровоз, продолжал с суровым взглядом листать бумаги. Лишь на мгновение его лицо смягчилось — ровно в тот момент, когда он дошел до отчетов, составленных еще до прихода Мураками на должность. Аккуратные ровные листы, они совершенно не сочетались с той горой бумаги, которую он сам лично называл «отчетом». — Ну ты и кретин, смотри, как работать надо! Скосив на него ироничный взгляд, начальник подразделения весело фыркнул и покачал головой. — Ладно-ладно, шучу. А, кстати, где тот парень, что был до тебя? Ты знаешь, о ком я говорю, — крепче сжав зубы, отчего сигарета согнулась, Ябуки резким движением перелистнул страницу. — Как его там звали, Итидзе? — Ах!.. Мураками замер. Этот вопрос застал его врасплох. Он был хорошо, излишне, осведомлен о том, куда пропал Тот Парень, но что-то мешало ему сказать, словно ком в горле. Хотя не было в этом ничего необычного, для их корпорации подобное было скорее чрезмерно громко, чем страшно или неожиданно. Все знали нрав председателя. От него не спасало даже положение. Он не мог так просто сказать об этом, но не знал почему. Какой-то странный психологический блок. — Он... Не умел он отвечать на такие вопросы честно. Может, не хотел пятнать Его репутацию еще больше. — Его... перевели в другое место. Да, так будет лучше. Не отрываясь от бумаг, Ябуки недоуменно вскинул бровь и громко цыкнул. — Жаль, толковый был. Он резко поднял взгляд прямиком на Мураками, замершего с остекленевшим взглядом, и неверно воспринял это, будто бы и впрямь посчитал, что оглашение правды его так сильно задело. Но кого это волновало? Он и правда был никчемен в подобных делах. В отличие от... — Ну, ты не расстраивайся, и из тебя человека сделаем, — весело хмыкнул Ябуки. — Будешь получше того парня. Раз перевели, значит, наверное, наконец повысили? Черт, повезло, а я уже пятый год на одном и том же месте торчу... И захлопнул папку. В вагоне было сухо, но за окном лил дождь. Темно, мрачно, даже луны не видно. Гадкая погодка. Положение позволяло ему ездить на машине с личным водителем — можно было бы запрячь Фудзимаки и повысить ему заодно премию — но почему-то толкучка в метро помогала собраться с мыслями гораздо лучше. Мутным взглядом наблюдая за проносящимися за окном высотками, темными, ведь на дворе царила ночь, Мураками продолжал вертеть в голове слова Ябуки, обдумывая их вновь и вновь, отчего настроение у него портилось. Но он не был зол. Ябуки был прав. Тот Парень был гораздо лучше него, в тысячу раз. Мураками был лишь его жалкой тенью, но сейчас в тени был именно Он — ушел, растворился в истории, там, откуда не возвращаются. До прихода того ублюдка пару лет назад и подумать было невозможно, что что-то подобное произойдет, но оно все же случилось — самое плохое. Двадцать второе июля девяносто седьмого... Был ли Мураками виноват в том, что произошло? Был ли Он сам виноват в том, что допустил это? Был ли виноват тот ублюдок, что просто играл за свою свободу? Ничего из этого уже не имело значения. Кто прав и кто виноват. Историю пишут победители, а стало быть, павшим злодеем той истории стал Он. Мураками понимал, что злиться на ублюдка, разрушившего чужую судьбу тем днем было бы глупо, это ничего не изменит, но он не мог прекратить думать о нем, и мысли об этом лишь помогали пламени ненависти держаться дольше. Какая глупость, все это... По пути домой он свернул на пустую ночью детскую площадку. Качели тоскливо заскрипели под его весом, а сам он, отчаянно дымя сигаретой, достал из сумки купленную только что банку пива. Холодное, дорогой марки, он любил выпить подобное после работы, тем более, что вкус у него был отменный. Даже ночью воздух дрожал от жары, и, казалось бы, холодный напиток должен был принести покой и внести в голову ясность, прогоняя лишние мысли, но чем дольше Мураками смотрел на него, тем меньше хотел открывать. Все дело было... ... в нем. В этом чертовом напитке. Вино, дорогущее, только-только достали из коробки со страшным ценником в триста тысяч иен. Смотря на это сокровище во все глаза, персонал их казино мог лишь удивленно охать, переводя пугливые взгляды с бутылки на ее хозяина и обратно. Со страхом протянув руку к этому чуду, Фудзимаки аккуратным движением открыл бутыль и чуть ли не дрожащими от волнения (а может, от страха разбить) руками разлил напиток по бокалам. Повисла тишина, прерванная громким звонким смехом. Смехом, несомненно принадлежавшим Ему. — Ну же, сделайте лица попроще. Сегодня праздник, можно и отметить! — И не жалко такие вещи покупать?.. — прошептал кто-то позади и Фудзимаки, продолжавший сжимать бутылку в руках, закивал. — Это же огромные деньги! А мы берем, и тратим их на вино... В ответ вновь раздался громкий смех, и, откинувшись на спинку кресла, Он с улыбкой бросил: — Будете тормозить — я выпью ее в одиночестве. — Вот это угроза, босс! — Вот именно, угроза! Пользуйтесь моей щедростью, пока можете. Такой шанс выпадает не раз в жизни, но... Почему бы не отпраздновать, верно? Тем более, что я угощаю. Банка пива приятно охлаждала руку. Всё это Мураками помнил чётко: и сладкий вкус вина, и даже то, что по глупости шутили остальные в ответ на такое предложение. Словно это произошло лишь вчера, совсем недавно, но лишь, какая досада, Его лица никак не мог вспомнить — оно, мутное, будто стерлось за давностью лет. И это было истинным мучением — воспоминания о голосе, повадках, и даже медном цвете волос были четкими, но никак не желали складываться в единую картину. За столько лет он забыл Его лицо. Окончательно. Но помнил все, что Он делал и что говорил. Банка открылась с громким шипением, и Мураками молча наклонил ее набок, наблюдая за тем, как вытекает содержимое. Раньше бы он посчитал подобное кощунством, но сейчас, после всех этих воспоминаний... Разве могло дрянное пиво из магазина сравниться с тем сладким вином? Небо и земля. Хотя все это уже было неважно. Ведь прошлое должно остаться в прошлом. В дверь звонили весьма основательно. Попытки абстрагироваться от назойливого источника звука путем накрытия головы подушкой не увенчались успехом. После бессонной ночи голова не соображала, и, уставившись пустым взглядом в выключенный телевизор перед собой, Мураками сумел собраться лишь с одной мыслью — кто бы это не был, этому посетителю явно требовалось его присутствие. Срочно. Моментально. Было ли в этом сокрыто какое-то послание, кто знал? Может, внизу пожар. Может, соседка слева, миленькая старушка, опять принесла ему почту, которую перепутал почтальон. Издевательства над звонком продолжались. «И кого принесло в такую рань?..» Нежелательному гостю жутчайше хотелось сломать палец, и хотя никакая этика не одобрила бы этого, Мураками было плевать — в свой единственный выходной он не собирался церемониться ни с кем, кто пытался сломать дверной звонок. Взбешенный резким пробуждением и подъемом, он почти стрелой направился к двери и лишь возле нее замер, решив заглянуть в глазок. Почему-то интуиция подсказала ему, что так будет верно. И когда он мутным взглядом наконец рассмотрел фигурку, стоявшую снаружи и продолжавшую названивать ему в дверь, он замер на месте, не в силах сделать шаг вперед, и лишь собственный пульс откликался эхом в голове. «Это же!..»