Селеста знает

Она пропала. Что она может сделать против его вечной улыбки, его смеющихся глаз, его мягкого голоса? Что она может сделать, если он всегда на неё смотрит так, будто она — единственное во Вселенной солнце, и светит это солнце только для него? Неужели смотреть на него так же? Джон странный. Странный во всех отношениях, хоть Селеста не может назвать даже одно. Он что, думает, что ей есть дело до того, с кем он катается на самокате? Или он считает, что ей важно знать, на кого он смотрит, когда поёт? Селесте плевать, что он думает, что он считает. Нет особой разницы, на кого смотрит Джон, пусть только от неё отстанет. Да, точно. Пусть только отстанет. Селеста только фыркает, когда Кьяра, играя бровями, намекает на её влюблённость. — Мне? Нравится Джон? — переспрашивает, положив руку на сердце. — Прекрати нести чушь, Кьяра, я прошу тебя. Прекрати нести чушь, Джон. Хватит делать вид, что ты действительно влюблён. Селеста ведь его насквозь видит, она всё-всё видит и не позволит ему запудрить ей мозги. Его обворожительная улыбка не действует на неё, она знает, чего он добивается. Селеста прекрасно знает, что ей делать. Её планы всегда готовы, всегда безупречны и всегда не имеют никаких изъянов. Изъян появился внезапно, но не в плане, а где-то внутри неё. В её планах не было Джона Кабайеро, никогда не было, а где-то внутри неё был. Засел очень глубоко и не хотел уходить, какими бы длинными щипцами она к нему ни тянулась. В её планах не было никаких глупых влюблённостей, уж тем более глупых влюблённостей в Джона Кабайеро, но что было внутри неё? И как она могла влюбиться в него? Даже самой себе в этом признаваться язык не поворачивается. Нет, она точно сходит с ума. Всё, Селеста Хинтеро свихнулась в шестнадцать лет, только это заявление могло всё объяснить. Ведь они же совсем разные, но почему именно противоположности должны притягиваться? Почему они не могут быть одинаковыми магнитными полюсами, чтобы оттолкнуться друг от друга как можно дальше и больше никогда не соприкасаться? И Селеста была бы рада не обращать внимания на Джона, не смотреть на него и вообще делать вид, что его не существует, она была бы только счастлива, если бы могла. Но Селеста не может. Она проклинает саму себя и прожигает взглядом дыру в спине Джона, когда он разговаривает с Дейзи, а в её сторону даже не смотрит. И Селеста лишь устало закатывает глаза, когда он всё-таки поворачивается к ней и мило улыбается, предлагая записать новое видео. И Селеста соглашается, мысленно дав себе самую больную пощёчину, какую только может дать себе человек. Не веди себя как идиотка, Селеста, только не надо вести себя, как идиотка. Селеста знает, чего он добивается. Селеста знает, к чему это приведёт. Селеста знает, что её стены скоро рухнут. Селеста не знает только, что ей делать. — Может быть, пойдём порепетируем песню? — он снова здесь, он снова на неё смотрит. Селеста выпускает воздух сквозь зубы. — Да, почему бы и нет, — ты такая идиотка, Селеста. Но она встаёт, бросает взгляд на Кьяру, нарисовавшую сердце в воздухе, закатывает глаза и, чувствуя, как сердце сжимается в груди, уходит. Да почему же ты такой странный, Джон? Что у тебя на уме? Покажи, о чём ты думаешь, покажи свои намерения, дай понять хоть что-то. Селеста делает вид, что знает о нём всё, что она видит его, будто открытую книгу, но на самом деле всё наоборот. Она ничего не знает, она не может его понять, а Джон уже давно понял всё. Он знает все её слабости и всё, чего она хочет, он манипулирует ей. Селеста не знает, как ему это удаётся, потому что, как бы она не пыталась, скрыть от него что-то у неё не выходит. — Знаешь, мне нравится, когда ты так делаешь, — Джон улыбается, будто знает что-то, чего не знает она, и Селесту это злит. — Что? Что я делаю? — Делаешь вид, что я не нравлюсь тебе. — Но… Но я не… — мысли предательски путаются, здравые идеи к мозгу не доходят. — Ты мне не нравишься. — Тебе надо учиться контролировать свой организм, потому что я вижу, как ты краснеешь. Ты краснеешь каждый раз, когда я смотрю на тебя. Она хочет сбежать, но не может, её ноги приросли к полу, не иначе. Селеста хмурится. — Это вовсе не так. — Нет, это так. — С чего ты взял это? Джон растягивает губы в улыбке. — Потому что ты и сейчас краснеешь.