Пустота и звезды

— Знаете что, — говорит Сара, уперевшись руками в панель видеофона, дожидается, пока стихнет общий гвалт и объявляет: — У меня выходной! Совершенно спокойно, профессионально четко, как на миссии. Разворачивается по команде кругом и чеканным шагом идет вниз. За спиной висит молчание, как токсичное облако. Остановить ее никто не пытается. И слава звездам. «Надоели», — думает Сара одновременно со звуком закрывающейся за спиной двери. Все дружно. Переживаешь за них, слушаешь, носишься по всему скоплению, а как ни собрание, так словно нет никакого Первопроходца, сами с усами. Собираемся когда хотим, расходимся без команды. Отец бы такого не допустил. Кулак врезается в стену вместе с волной биотики. Сара отскакивает в сторону, шипит. Гладит ладонью переборку, морщится виновато. «Буря» не заслужила, она-то старается за всех. И все же Сара не чувствует корабль своим. Точнее, не чувствует себя на нем Первопроходцем. Все скопление может называть ее так, но собственная команда все еще в нее не верит. Что ж, пусть. Нет сил что-то доказывать еще и им. Сейчас Сара просто залезет в постель, заблокирует дверь и проведет так ближайшие корабельные сутки. А потом возьмет пистолеты и пойдет посмотрит, что на Кадаре с монолитами. Дальше ковчеги, Меридиан, кроганы, черт знает что еще. Разберется. Не будет думать о том, как не хватает гремящей музыки Скотта за стеной, возможности ночью босиком пройти по ковру, войти без стука, уткнуться лбом в стриженную макушку. Или просто увидеть на терминале его письмо. Не думать о том, что бы делал отец, не вспоминать его твердый голос, его надежные руки, помогающие держать еще слишком тяжелый пистолет. Того, как спокойно было рядом, как спокойно было следовать за кем-то. За дверью слышаться голоса — никак команда вышла из кратковременного криостаза, какая оперативность. Сара поспешно вытирает глаза, ныряет в свою каюту, как в укрытие. — Сара, меня тревожит твое состояние, —СЭМ как-то умудряется звучать обеспокоенно — или уже просто кажется? — Тебе грустно? Я могу помочь? Сара прижимается затылком к двери, улыбается, глядя на шар голограммы. — Скажи шутку, — просит. СЭМ медлит, потом произносит без интонаций: — Автобусная станция — это там где останавливается автобус. Космическая станция — это там, где останавливается корабль. На этом терминале у меня рабочая станция. Сара смеется — мама в воспоминании была права, чувство юмора как у отца. Казалось, он сам недоумевал над тем, что произносит. Закрывает лицо руками, сползает по стене, не прекращая смеяться. Или уже плакать? «Как непрофессионально», — мелькает мысль, колет эоскими песчинками, забившимися под манжет. «Сейчас можно, — думает Сара. — Пока никто не видит. Пока никто не знает». «Просто устала», — думает, уткнувшись лбом в колени. Это пройдет. Нужно выспаться, поесть и, может, немного почитать. Но продолжает сидеть. Уже даже не плачет. — Сара, посмотри вперед, — просит СЭМ. Подчиняется неохотно, лишь чуть подняв голову, и взгляд выходит, наверное, сердитый, исподлобья. Но видеть некому. Перед Сарой только Элей. Каюта погрузилась в темноту, только терминал Сэма мерцает на краю зрения. А вокруг — только звезды, бесконечная сияющая бездна. Великое неизведанное. Сара глядит в него. Вытягивает ноги, вытирает глаза. Выдыхает. Сутки — это она, наверное, погорячилась. Но пару часов отдыха она может себе позволить. — «Я ощущаю себя незначительной, крохотной точкой среди миллиона звезд. Миллиона светил»*, — словно бы шепчет СЭМ. Сара улыбается. — «В веках отсюда пылает Солнце… А мы — здесь, посредине, в окружении океана звезд. Миллиона солнц»*. Сара улыбается, переводит взгляд на терминал. — Спасибо, СЭМ. Мы дотянемся.