Зло Обязательно Проигрывает

— Что, опять собираешься искать ответы среди бумаг? — спросил Максвелл, сопровождавший меня сквозь узкие коридоры и лестницы. Максвелл вообще-то мой неродной брат; на самом деле он очередной осиротевший после разбоя одной из деревень в Везерии, которого мой отец великодушно взял под свою опеку. Однако он всегда смотрел на меня зачарованно и с энтузиазмом поддерживал мои начинания, но сам при этом звёзд с неба не хватал и стремился к спокойной жизни. Можно сказать, именно благодаря ему отец и заключил со мной тот договор, когда стало понятно, что дальше Архива брат и не думает продвигаться. Впрочем, именно присутствие Максвелла в этом самом Архиве и помогло мне попасть в почётную стражу. Он частенько, получая разрешение от своего коммодора, записывал некоторые документы под свою временную ответственность, чтобы они не покидали территорию здания. Иногда, впрочем, мне приходилось оставаться у него ночами, но это чисто ради безопасности — очень малое число не должно было вообще покидать свои полки, так что приходилось брать их тайком. — Всё трудишься, как пчёлка, да? — спросил он, легонько покачивая фонарём перед собой. — Ты как всегда, стараешься сделать всë возможное, чтобы помочь другим. — Да ладно тебе, — фыркнула я. — Просто захотелось навестить знакомые места, да и к тебе тоже наведаться. Ну и что уж там, парочку моментов в истории хочу вспомнить, знания свои освежить. — Да уж, Анжи, — улыбнулся мне брат. — В почётной страже наверняка гордятся тем, что ты у них есть. В такие моменты он всегда называл меня Анжи. Он знал, что это успокаивает, когда я волнуюсь, и словно чувствовал, когда начинать так говорить. "Да ладно тебе, Анжи, зато ты здорово расквасила тому хулигану нос", — говорил он, когда меня вызывали к главному учителю после той драки с хулиганом, задиравшим детишек помладше. "Но Анжи, ты больше всех достойна попасть туда," — успокаивал он меня, когда решали, кто из нашего отряда попадëт в считавшимся элитным отряд почётной стражи Армии. Как раз тогда, когда я переживала за себя и Сэм. Как жаль, что я так ни разу и не сказала ему спасибо за эту поддержку... Тем временем мы подходили к одному из крыльев, где хранились различные записи, отправленные храниться сюда из каждой провинции. Мне стало интересно, что мой брат думает о том, что происходит с Армией и Монтикулией в целом и решила спросить его об этом. Разумеется, сначала надо было зайти издалека. — Скажи, Макс, — начала я. — Что ты помнишь из уроков, которые нам преподавали в Академии? Он легонько рассмеялся. — Я скорее помню, как мы в это время с парнями дрались чуть ли не каждый день, — ответил он. Судя по улыбке на его лице, те воспоминания были приятными. Впрочем, мой брат тут же нахмурился. — А с чего ты вдруг решила вспомнить об Академии? — спросил он. Хорошо, что я тогда заранее подумала над тем, что отвечу на подобный вопрос. Впрочем, действовать всё равно нужно было осторожно; он мог неверно понять меня. — Ну просто…Тебе никогда не казалось, что нам чего-то недоговаривают? — осторожно высказала я ему свои мысли, тревожившие ещё со вчерашнего дня. Максвелл остановился. Он медленно повернулся ко мне, подошёл ближе. — Недоговаривают, да? — спросил он. — Думаешь, о чём-то специально молчат, чтобы не расшевелить народ заранее? — Макс, ты меня пугаешь, — от волнения мой голос прозвучал даже выше, чем обычно. — Если ты правда так думаешь, — продолжал Максвелл, — если считаешь, что не вся информация доходит до людей... "То ты несёшь ересь", — я была готова услышать от него. Не буду скрывать, в какой-то миг я ожидала, что он наплюёт на наши семейные узы, что он скрутит меня и поведёт к своему коммодору, обвиняя меня в измене Армии Порядка и всей Монтикулии... Однако, вместо этого брат лишь опустил мне руку на плечо. — Давай будем честны: из нас двоих ты явно умнее, — сказал он. — И я правда хочу тебе помочь, хоть чем-нибудь. Так что… Он огляделся, чтобы проверить, нет ли кого рядом (что напугало меня ещë сильней, ведь он очень редко так делает), и наклонился поближе. — Я могу отвести тебя туда, — прошептал он. — К самым нижним этажам Архива, тем, что перед спуском в склеп. Только обещай, что не скажешь никому о том, что была там и что видела. Ни слова, ни звука, ни жеста. Я вздрогнула. Однажды, пока я ещë изучала всë, что мне может пригодиться для перехода в почëтную стражу, Максвелл заикнулся о нижних этажах. Конечно, он сразу же об этом пожалел, но было поздно: я выспросила у него тогда всё, что могла, однако он так и не согласился сводить меня туда. Мы тогда целую неделю не разговаривали особо, хотя оба прекрасно знали, что рано или поздно кому-то из нас придётся отступить. И вот он, мой второй шанс попасть на те уровни, где хранятся важные для Армии документы и куда не пускают никого, кроме как хранителей Архива. Я вспомнила, как Максвелл тогда уклонялся от моих вопросов. "Если кто-то чужой предпримет попытку проникнуть на нижние этажи, незамедлительно сработают охранные заклинания и лишь святой Аттолий знает, как именно они могут повлиять на вторженца", он тогда качал головой, пытаясь казаться суровым. "Так что забудь об этом, Анжи, не надо играть с огнём". Так что сейчас я посмотрела на него с недоумением. — Чтобы попасть вниз, необходимо иметь при себе фонарь, на который наложены контрзаклятия и которым располагает только хранитель Архива. Лампы, как ты понимаешь, дают не только свет, — заговорщическим тоном сказал брат. — Что скажешь, Анжи? Пойдём? Я не до конца понимала, о чём тот говорит, так что только кивнула в ответ. Он взял меня под руку и пошëл боком, стараясь держать фонарь между нами. Некоторое время мы плутали меж коридоров и стеллажей, пока не вышли к массивной двери. Всё это время Макс молчал и часто оглядывался по сторонам. Только когда мы встали у двери, он снова заговорил. — Дальше тебе придётся идти самой, — сказал он. — Запасные фонари, как понимаешь, для служащих Архива не предусмотрены. Моей руки коснулся тёплый металл. Максвелл отдавал мне свой фонарь. — Но почему, Максвелл? — спросила я шёпотом. — Зачем ты всё это делаешь, при чëм ради меня? У тебя же будут проблемы, если кто-то об этом узнает. Он улыбнулся. Улыбка эта всё так же излучала доброту и понимание, но было в ней и что-то другое. — Просто я верю в то, — сказал он тихо, — что моя любимая сестрёнка хороший человек. К тому же, ради доброго дела ты все равно снесёшь всё на своём пути, а я слишком люблю это место. С этими словами он отпер дверь в нижнюю часть Архива. — Ну, я тогда пойду, — мысль отправляться туда в одиночку не сильно прельщала, но иного выхода не было. Максвелл кивнул. — Удачи тебе в поисках, Анжи. Я присмотрю за входом, но и ты постарайся не попасться. И да пусть хранит тебя святой Аттолий в твоём деле. Это уж вряд ли, братец. Думаю, если бы Ему и было приятно моё желание раскрыть тайну смерти Главного Паладина, то тому, что я собираюсь влезть в секретный Архив и, возможно, даже выкрасть документы, он бы явно не обрадовался. Об этом я и думала, пока спускалась вниз, вниз в глубины подземелья. Неподалëку от конца лестницы я обнаружила комнату, которая не сильно отличалась от залов наверху. От одного осознания того, насколько важны хранящиеся здесь письмена, у меня перехватило дыхание. Прислонив фонарь к себе поближе, чтобы немного скрыть свет, я начала осматривать полки. Какое-то время я бродила в лабиринте стеллажей в поисках свитков двадцатилетней давности. Иногда мне попадалось на глаза что-то из тех времён, но при быстром осмотре оказывалось, что это очередные записки очередного бейлифа из очередной глухомани. И что тут могло быть важного, чтобы хранить в этой части Архива? Только я хотела отказаться от своей идеи и вернуться обратно к Максу, как одна из книг привлекла моё внимание. Это была так удачно лежащая книга — чуть подальше от остальных и такая тонкая. Я аккуратно сняла её с полки, сдула с неё пыль... В яблочко! На обложке было написано: "Жизнь и смерть Главного Паладина Люциура "Светоносного" МакБлейза", после шли неразборчиво выведенные даты. Я поставила фонарь на более-менее свободную полку и перехватила книгу поудобнее. Но только собралась рассмотреть символы на наличие охранных чар, как тут же стало понятно: в этой части Архива я была уже не одна. До меня донеслись эхо шагов по ступеням и приглушённые голоса, словно кто-то не хотел, чтобы их услышали. Времени на раздумья не было; я инстинктивно задула фонарь и прильнула к одной из полок в тени. Звук шагов приближался, и в эту секунду я сжалась ещё сильнее, стиснув книгу в руках и стараясь оставаться как можно более незаметной. Как только за стоящим передо мной стеллажом промелькнул свет фонарей, я тихонько сглотнула. Вскоре увидела, как двое мужчин появились в соседнем проходе и, к моему счастью, отправились дальше, увлечённые разговором. До сих пор не знаю точно, почему, но тогда я решила тихонько проследовать за ними, благо тогда на мне не было моих обычных тяжёлых доспехов; лишь походная накидка, накинутая на легкую кожаную защиту. Книгу я как можно тише убрала в сумку под накидкой, так что никто и не заметит, что у меня что-то есть. Где-то в ней же должно было лежать огниво, подумала я, пробираясь по пыльным коридорам, ведь мне ещë понадобится фонарь. Ступая как можно осторожнее по каменным ступенькам, я следовала на расстоянии за этими двумя неожиданными посетителями Архива, спускавшимися к глубинам склепа. — Милорд капитан, — незнакомый мне голос раздался слишком близко, — а у вас точно есть разрешение на посещение нижней части Архива? — Глупые вопросы задаёшь, солдат, — ответил ему хриплый голос, который был мне очень даже знаком. Каждый стражник, независимо от того, где находится, знает про Питера Якоби, капитана специального назначения Армии Порядка. Его чаще всего можно было увидеть, когда в Темекаре устраивали показательные казни, во время которых он отвечал за безопасность влиятельнейших лиц Армии. Именно поэтому сложно было представить, что он может делать в Архиве. — Прошу меня простить, милорд капитан, я просто... — Не бери в голову. Как тебя хоть зовут, солдат? — не дал ему договорить собеседник. Я заметила, что суровый обычно голос капитана неожиданно зазвучал мягче, пусть и сохранял ту же хрипоту. — Хэнс, милорд капитан, — голос у юноши немного дрожал, то ли от подступавшего холода, то ли от волнения.—Джоусс Хэнс. — Хорошая фамилия. А знаешь ли ты, Хэнс, — продолжал капитан Якоби, — что даже спустя столько лет после смерти святого Аттолия мы всë ещë много чего не знаем о его жизни? "Значит, капитан Якоби один из тех," — мелькнуло у меня в голове. Аттолийцы, как они себя называют, хоть и верят безоговорочно в божественное происхождение святого, но всё же не оставляют попыток постичь абсолютно всё, что хоть немного с ним связано. Доподлинно не известно, для чего им это, но оно и понятно: чтобы расспрашивать о таких вещах аттолийца, нужно сначала понять, что перед тобой аттолиец. Вот уж кто не любит делиться сокровенным, так это они. — Однажды, во время одной дружеской встречи с представителями других стран, мне и ещё тройке людей удалось уговорить одного из учёных у россов, бывших тогда в городе, взглянуть на письмена, оставленные во времена святого Аттолия, — рассказывал юноше капитан. — Ты знаешь, как тяжело вообще договариваться с россами? Как только дело касается кого-то из них, сразу встают на дыбы и начинают добиваться условий получше, какие они ни были бы изначально. Думаешь, они такие из-за холодов, а? — и он хрипло посмеялся над своей же шуткой. — Ну, про что-то такое я слышал, милорд капитан, — ответил Хэнс. — В смысле, про того учёного, а не про то, какие они. — Так вот, отправили мы этого росса посмотреть письмена. Тот сказал, что мол да, письменность похоже на ту, что они используют, но слова совсем другие. Говорил, без совпадающих по контексту в отрывке слов не понятно, о чём речь. — И что же Вы сделали? — Как что? Прогнали прочь этого вруна, конечно же. Ещё называет себя учёным, а не может прочитать текст на языке, похожем на его письмена. Так они, переговариваясь (точнее, в основном говорил Якоби, а Хэнсу оставалось лишь поддакивать время от времени), дошли до уходящей вниз узкой каменной лестницы. — Дальше я пойду один, — неожиданно сказал капитан. — Ты ещë не в том звании, чтобы спускаться вместе со мной, так что даю тебе другое задание. Отправляйся на этаж выше и разыщи мне два фолианта за авторством чародея Грегора. Как найдëшь их, возвращайся сюда и жди меня здесь. — Но милорд капитан... — начал было Хэнс. — Не спорить со старшим по званию, солдат! Всё равно надолго там не задержусь, так что подотри свои сопли и бегом искать. Юноше ничего больше не оставалось, кроме как пожать плечами и отправиться искать то, что требовалось капитану. Когда шаги солдата затихли, я выглянула из-за ниши — никто не знает, зачем они здесь, в этом коридоре — за которой едва успела спрятаться, благо они достаточно большие для этого. Я заметила свет капитана, спускавшегося вниз по лестнице и тихонько отправилась за ним следом. Даже здесь были эти ниши; некоторые были заняты тонкими каменными столбами, на которые ранее, судя по всему, крепились знамëна или факелы. Капитан спускался всё ниже и ниже, свет от его фонаря танцевал на стенах, а в моей душе пробудился давний страх. Сомнений не было — он направлялся в то место, куда мне очень не хотелось идти. В конце этой лестницы была всего одна комната, но именно её наличие было важно для каждого жителя Монтикулии. Именно там был выстроен склеп, где в своей каменной постели со стеклянной крышкой лежали останки святого Аттолия. Историю о нём слушал каждый ребёнок, рождённый в семье "героев", а при поступлении в Военную Академию обязательно приносят клятву о том, что они будут соблюдать принципы "честности и помощи другим", как это делал сам святой. Некоторые, впрочем, очень сильно вдохновлялись его историей. Именно благодаря аттолийцам — не особо многочисленной, но очень влиятельной группе — были установлены различные праздники, по местам, где он останавливался, ходят паломники, а на месте захоронения поставили сначала склеп, а затем и увеличивавшийся с тех пор Архив. Я остановилась в последней свободной нише, которая была чуть выше входа в склеп. Услышала глухой звук, словно Питер, переступив порог склепа, тут же упал на колени. Что-то мне подсказывало, что при этом он сложил руки в молитвенном жесте, изображая косой крест. — О, святой Аттолий, — голос капитана немного дрожал, и вряд ли от холода, — прости слугу Твоего за то, что смею беспокоить, ибо пришёл я к Тебе за советом. Я выглянула из-за ниши так, чтобы удобнее было наблюдать и смотрела, как он потихоньку встал с колен, подошёл к самой кровати и начал аккуратно смахивать рукавом пыль со стекла, под которым лежал истлевший скелет в порванной одежде. Когда-то мне уже доводилось увидеть могилу святого Аттолия — ещё ребёнком меня и ещё нескольких ребятишек привели туда на очередной церковный праздник. Потом целый месяц меня мучали кошмары, в которых он, в своих истлевших зелёных одеяниях, в шлеме с полустёртым со временем изображением звезды тянет ко мне руки и спрашивает снова и снова: "Почему вы меня здесь держите? Почему я не могу умереть?" Возможно, поэтому я не стремилась приближаться настолько, чтобы, оставаясь в тени, снова увидеть его труп. Мне хватало и того, что можно было услышать капитана, чей голос отражался эхом от стен склепа. Тем временем капитан вздохнул так громко, что я аж вздрогнула. — Если бы был способ снова вдохнуть жизнь в тело Твоё, — тем временем шептал капитан Якоби над святым, — о каких чудесах смог бы Ты нам поведать? Раскрыл бы ли Ты секреты, что тревожат разум наш по ночам? До сих пор боюсь представить, что он там ещё делал, нависая над святым Аттолием. Было страшно от одного голоса капитанского голоса, так непохожего на то, как он обычно звучит; хотелось убежать как можно скорее, но я заставила себя остаться и слушать дальше. — Как бы Ты повлиял на тот баланс сил, что был лишь недавно... — Питер сглотнул. — За кого Ты бы вступился: за нас или за этих... Рубиновых. От того, с каким отвращением он назвал восставших по их имени, у меня по спине прополз холодок. — Конечно же в разум Твой и не пришла бы мысль вступиться бы за них, — процедил тем же пугающим шëпотом капитан. — Этим отбросам общества делать на нашей земле нечего. Если бы только их удалось как-то удержать всех в одном месте и перебить... Он тут же вдохнул, будто что-то застряло в горле, а затем принялся возбужденно нашёптывать что-то то ли себе, то ли лежавшему в мирном сне святому. Разобрать ничего было уже нельзя, но я и не стремилась — меня глубоко потрясла его ненависть. Конечно, о жестокости капитана ходили слухи: поговаривали, словно однажды увидев, как какой-то солдат игрался с кинжалом, капитан отнял клинок и, замахнувшись, прибил руку бедняги его же кинжалом к стене. Но сейчас же речь шла об убийстве десятков людей. И большая часть из них вряд ли виновна в большем, чем простое хулиганство. Желание убраться из этого склепа поскорее стало настолько сильным, что я сделала шаг наверх. Моя нога задела маленький камешек. Тот покатился вниз, ударяясь о ступени, и эхо разносило шум, делая его громче и громче. — Кто здесь?! — тут же рявкнул капитан Якоби. Было слышно, как лязгнули ножны, когда он медленно доставал оружие. — Кто бы тут ни был, выходи! От страха я отпрянула назад и вжалась в нишу, боясь даже сделать вдох. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снова заговорил. — Должно быть, просто крыса... — выплюнул капитан, в его голосе слышалась усмешка. — Даёшь слабину, Питер. Чудится тебе уже всякое. Будто кто-то смеет за тобой следить... Послышались его шаги. Он медленно приближался к лестнице. — Надо сейчас выпить, — говорил он самому себе, до опасного близко пройдя мимо ниши, в которой я затаилась. — Кружка-другая поможет успокоиться, ну а завтра всё решится. Я всё так же боялась вдохнуть, наблюдая за тем, как капитан Питер Якоби, гроза ленивых и недалëких солдат, поднимался вверх по лестнице. Неожиданно он вынул из ножен короткий меч и махнул им куда-то вниз в сторону. Раздался слабый писк. Капитан довольно усмехнулся и отправился дальше, протирая лезвие краем плаща. Чуть позднее, когда я наконец поднималась наверх, то увидела на одной из ступенек крысу с отрубленной головой. Вернуться обратно к нижним этажам Архива особого труда не составило, но после услышанного голова ужасно кружилась, глотка пересохла и отказывалась впускать воздух. Я едва стояла на ногах, и, казалось, ещё немного, и содержимое моего желудка окажется на полу. Может, на меня так действовало волнение, а, может, дело было в защитных чарах и мне не стоило отходить столь далеко от света фонаря. Ни капитана, ни того солдата Хэнса на нижнем этаже уже не было. Не без труда я отыскала среди полок фонарь, снова разожгла его, непослушными пальцами нащупав в сумке огниво, и поднялась в основные залы. Тело всё ещё лихорадило, но я старалась дышать ровно и держаться прямо. Я сомневалась, что Максвеллу стоит знать, что мне пришлось затушить фонарь, и не знала, как объяснить произошедшее внизу так, чтобы... Чтобы что? Нет, вероятно, я должна рассказать брату всё, что знаю: он всегда доверял мне, всегда понимал, он определённо поймёт меня и сейчас... Я брела меж полок, пытаясь разобрать свои мысли, пока не столкнулась с кем-то на углу, едва не выронив фонарь. Я уже была готова атаковать или же броситься бежать от незнакомца, но раздался знакомый голос, и тёплая рука легла на мою, мягко вынимая из пальцев фонарь: — Извини, мне необходимо было отлучиться. В одном из верхних этажей надломилась ножка стеллажа, и всех подняли на уши, — Максвелл пожал плечами. — Должно быть, крысы погрызли. Благо, фонари там не были нужны. Кстати, вынужден с прискорбием сообщить, часы свободного посещения Архива подходят к концу, — он улыбнулся мне, кривовато и неловко, но вина, сквозившая в его голосе, была искренней. Думаю, он бы не бросил меня без присмотра, не будь действительно веской причины. Я верила ему. Он смахнул пыль с нижней части фонаря. — Не хочешь ли посидеть со мной, выпить по кружке, поговорить о случившемся в последнее время? Я не могла отказать ему, хотя говорить мне было весьма тяжело, если честно. Всё, что происходило за последние два дня, буквально навалилось мне на плечи, тяжким грузом. Рассказ ведуна, странное поведение капитана, а теперь ещё и то, что лежало в сумке давило мне на голову, и даже пара глотков эля не помогли немного встряхнуться. — Ты ужасно выглядишь, сестрёнка, — Макс подлил эля в свою кружку, и несколько капель вылилось на стол из-под пенной шапки. Мы сидели в его тесной комнатушке в Архиве, которая досталась ему после очередной ротации (предыдущая явно была получше). В остальном всë везде было одинаково: всё та же грубо сколоченная кровать, стол со скамьёй, карта Темекара на стене, небольшой шкаф для своих вещей да маленькая ниша, в которой ледяные чары сохраняли припасы. На столе лежало несколько взятых Максом книг, подсвечник с одинокой свечей, оставленный ему на хранение фонарь и бочонок, припрятанный братом на случай непрошенных гостей вроде меня. — Неужели нашла что-нибудь интересное? — он внимательно посмотрел на меня. Я невольно дёрнулась. Мысль о книге в моей сумке и без слов Максвелла неприятно зудела. Вернуть её сейчас уже не получится, а сообщить о ней брату всё равно, что признаться в попытке собственноручно устроить бунт против Армии. Я любила брата, но объяснить произошедшее пока было трудно даже самой себе, и я решила соврать. Брат продолжал обеспокоенно смотреть на меня. Надо было срочно что-то сказать... — Нет-нет, я просто устала, — отмахнулась я. — Наверное, мне нужно прилечь. — Тогда тебе лучше поторопиться, — Макс кинул взгляд на небольшое окошко, скорее служившее для местных стражников часами, нежели освещавшее комнату. Он был прав: стоило вернуться в казарму до определённого времени, чтобы не получить выговор. Вот только у меня была проблема, и она всё так же тихонько лежала в сумке. Я никогда не слышала, чтобы кто-то выносил книгу из нижних этажей Архива. К тому же, я не была уверена, что на книгу не наложено какое-нибудь охранное заклинание, которое вдруг могло начать действовать, если я окончательно покину стены здания, и проверять свои предположения мне очень не хотелось. Я видела лишь один выход из сложившейся ситуации. — Можно я останусь здесь, Макс? — спросила я. — Мы и так уже засиделись, так что мне определённо поздно возвращаться в казарму. Да и отсюда к месту утреннего построения, пожалуй, будет ближе, а до него никто и не заметит моего отсутствия. — Тогда ты знаешь, где можно прилечь, — ответил Макс. Я иногда оставалась в этой комнатушке, когда наступали особо тяжёлые времена. Тишина Архива успокаивала меня, а братец всегда находил, чем подбодрить. Но не в этот раз. Сейчас мне нужно было придумать, как бы остаться здесь одной. Видимо, я молчала слишком долго, потому что Макс, уже успевший прикончить свою кружку, вдруг сказал: — Анжи, ты сможешь тогда сегодня побыть здесь без меня? Мне нужно разобраться ещё с парой документов в зале, а затем я обещал зайти к старине Данте. Он хотел обсудить со мной особенности вензелей прошлого века, если ты понимаешь, о чём я. Он подмигнул мне, схватил подсвечник и, уже закрывая за собой дверь, сказал мне напоследок: — Буду к утру, сестрёнка. Буду сонный и уставший, так что лучше освободи мою коморку к этому времени! До сих пор я точно не знаю, как он догадался о том, что мне было необходимо остаться одной, и где именно он провёл ту ночь, но стоило его шагам стихнуть, как я залпом опустошила свою кружку и аккуратно вытащила книгу из сумки, водрузив её на стол. Если эта книга и была зачарована, то свет фонаря, который Максвелл заботливо "оставил" включенным, уже рассеял бы чары. К счастью, это не было первым моим катанием на тауроксе, так что в сумке с самого утра на всякий случай было прихвачено кое-что полезное — моя небольшая шкатулка, хранившая в себе все, что могло пригодиться при "работе" в Архиве. Когда-то я потратила немало монет на рынке, чтобы приобрести и зачаровать содержимое, которое было практически как у волшебников Архива, только получше, ведь я могла себе это позволить. Периодически несколько шуэнов (а порой и несколько лютонов сверху, за сохранение тайны) из моего кармана уходили ставшим уже моими знакомыми чародеям и колдунам, чтобы те поддерживали мои инструменты в готовности. Здесь было всё, что представлялось мне полезным: снадобья для нейтрализации ядов и восстановления текста, пострадавшего от исчезающих чар, пергаменты с заклинанием переснятия, дополнительные листы. И, конечно же, самое нужное — перчатки из хорошенько обработанной шкуры мирно умершей чёрной кошки, пропитанные несколькими зельями защиты от контактных чар. В основном именно на них уходила большая часть шуэнов, зато и были они всегда в идеальном состоянии. Я снова взглянула на книгу. "Жизнь и смерть Главного Паладина Люциура "Светоносного" МакБлейза". Какие секреты таила под собою простая на вид обложка? У меня был только один вечер, чтобы попытаться раскрыть их, и не стоило больше терять ни мига. Я натянула свои перчатки — моих пальцев коснулась приятная прохлада — и приступила к изучению страниц.