Зло Обязательно Проигрывает

***

В северных землях небольшой страны Монтикулии вовсю набирала силы весенняя погода, и запах уже начинающей цвести сирени волнами проникал в воздух туманного ландшафта. Полная луна высоко в небесах, со всех сторон поддерживаемая звёздами, была украшением безоблачного ночного неба, а её мягкий молочный свет окутывал замок и раскинувшийся вокруг него пока ещё не заселённые холмы. Снаружи замка уже давно стемнело. Вдалеке, на холмах, то и дело мерцали огнями дозорных костров разбросанные столичные посты. Несмотря на то, что уже почти наступило лето и можно было скоро начать засеивать поля, ночами всё ещё было довольно холодно, и путники, не успевшие вернуться домой или найти место для ночлега, сильнее укутывались в свои накидки, сквозь зубы ругаясь на заморозки. В такое время года даже небольшой холод уже считался очередным маленьким проклятьем (коллективно наколдованным, судя по их мнению) ведьм и колдунов. Башня замка была сложена из отёсанных гранитных блоков и увенчана каменными зубцами; в целом, выглядела она вполне представительно, возвышаясь над разросшимся в последние года городом Темекаром. На вершине башни, с которой открывался вид на тёмный лес вдалеке, только в одном окне ещё сияли отблески от свечей. Неказистый стол, стоявший посередине комнаты, был скромно накрыт — простая посуда, яства всего на три персоны, начавшие уже остывать овощи с мясом. Люциур МакБлейз, известный как Люциур "Светоносный", градоправитель Темекара, Главный Паладин и военачальник всех героев, то и дело степенно ходил кругами возле стола, словно ожидая кого-то. Он не был слишком стар, но волосы у него почти все поседели. Из всей своей амуниции сейчас он был облачён лишь в потёртую кожаную куртку, надетую на выбеленную холщовую рубашку. Ранее он великодушно отправил своих слуг отдыхать, а стражу наконец поужинать, чему последние только были рады — пусть охранять покои уже не совсем молодого Главного Паладина и считалось честью, но порой нужно было стоять у дверей целый день, стараясь при этом не думать о еде и мысленно успокаивать свои бурчащие животы. Сообщение от его старого друга было получено. Всего два слова: "Жди нас". Ну что ж, Люциур будет ждать их, как и полагается Главному Паладину — а именно организовав небольшой ужин. Ох, и удивились же наверняка повара, получившие приказ приготовить на три персоны из его кабинета! Думали, наверное, про себя: "Как странно, обычно Его Паладинское Превосходительство не просит отправлять к нему столько еды, да и вроде никто из Совета не собирался приходить сегодня". Однако, это хоть и забавно (он даже немного посмеялся, представляя их лица), но не так уж и важно. Самое главное, думал Люциур, что документ уже был подписан и теперь лежал у него в кармане. Больше ему не придётся переживать о том, что происходит в его родном городе, и порядок вернётся обратно. Уж они-то во всём разберутся и без его помощи. Улыбаясь чему-то своему, он достал с одной из полок книгу и раскрыл её посередине. Пузырёк с прозрачной жидкостью всё так же лежал в тайном месте, дожидаясь своего момента. Старый Паладин медленно и даже немного торжественно открутил пробку, выливая содержимое пузырька в одну из порций. После этого он убрал пузырёк обратно в книгу, а её — на своё место, и наконец-то сел во главе стола, спиной к окну. Вскоре на окно башни бесшумно присели два ворона. Один казался больше и потрёпаннее другого, который поглаживал крылом свой желтоватый клюв и пытался оглядеть свои хвостовые перья. Люциур как раз думал, что вскоре увидит своих гостей. — А, ты всё же пришёл, Фобос, — добродушно улыбнулся Главный Паладин, степенно поглаживая свою бородку. — И привёл своего ученика, как я понимаю. Ну же, проходите, не стесняйтесь, мой дом ведь и ваш дом. Два ворона тут же одним прыжком с окна на пол ушли подальше от света — в тень, где сбросили с себя перья и обернулись обратно Фобосом и Игнисом. Лишь тогда они подошли к Люциуру, всё ещё сидевшему во главе стола. — Дядя Фобос, а почему Главный Паладин так спокойно встретил нас? Он даже стражу не позвал, — тихонько спросил старика Игнис. — Потому что твой дядя уже не раз составлял мне компанию, мальчик, — с улыбкой повернул к ним голову Главный Паладин. — К тому же, он всегда показывал себя как приятный собеседник. Игнис с удивлением глянул на своего дядю. Тот, казалось бы, стоял неподвижно, лишь ноздри время от времени тихонько дёргались, с шумом впуская воздух. — Почему бы вам не составить мне компанию за ужином? — тем временем Люциур, всё ещё сидя, указал на накрытый ранее стол. — Пожалуйста, присаживайтесь. Кушать уже подано, господа колдуны. К тому же, я уверен, что мальчик успел проголодаться по пути сюда. Живот у Игниса в этот момент громко заурчал как бы в ответ Паладину. Со стола действительно пахло аппетитно, но мальчишка в смущении прикрыл руками живот. — Можешь не переживать, Люциур, — сказал резко колдун. — У нас дома достаточно сытная еда, сколько бы обысков ни было с вашей стороны. — Однако я прошу, — ответил мягко Главный Паладин. — Если же вы просто боитесь, что сюда нагрянет стража, то не стоит: я как раз отправил их тоже поужинать. Хотя бы составьте мне компанию, я уже давно отвык есть в одиночестве. Мальчишка глянул на своего дядю, словно ожидая от него ответа. Фобос, ничего не сказав в ответ, мрачно, но мягким, почти кошачьим шагом подошёл к столу и сел на одно из свободных мест. Игнис не совсем уверенно последовал примеру своего дяди, усевшись напротив. Сам же Люциур всё так же сидел во главе стола, отрезав себе кусок мяса и с удовольствием пережёвывая его. — Не стесняйся, мальчик, ваша еда не отравлена, — он продолжал добродушно улыбаться своим гостям. — Да и подумай, зачем же мне её травить? — Затем, что мы всё ещё считаемся твоими идеологическими врагами, особенно на территории твоего замка, — Фобос поднял взгляд. В ответ Люциур звонко (и даже немного натянуто, как отметил старый колдун) посмеялся над сказанными словами, словно это была какая-нибудь старая застольная шутка. — Ты забыл моё неписаное правило, Фобос: в этом замке каждый гость — мой особый гость, — тут Главный Паладин с озорством, что было не совсем свойственно его возрасту, подмигнул Игнису. — Даже если остальные здесь об этом не знают. — В этот раз ты ведёшь себя спокойнее, чем обычно, — нахмурился Фобос. — Это кого угодно насторожит, даже моего не по годам умного племянника. — Тут я с тобой соглашусь. Как мне известно благодаря докладам моих подопечных, юного Игниса не зря выбрали главным наследником дела его семьи — в будущем, при достойном обучении, он может стать сильным колдуном. Даже несмотря на все его проказы, что, впрочем, только доказывает правильный выбор сэра Хаффмонна. При этих словах Главный Паладин посмотрел в сторону Игниса и снова добродушно ему улыбнулся. У мальчишки аж загорелись уши от похвалы со стороны господина Люциура. Отец его не любил показывать свои эмоции, но что-то было тогда в его взгляде, когда во время недавнего празднования своего дня рождения он неожиданно для всех объявил Игниса своим главным преемником. Что-то близкое к уважению и отцовской любви, возможно? Над столом повисла тишина. Фобос, пусть и с присущей ему осторожностью, начал есть свою порцию мяса с тушёными овощами. Игнис вначале решил подражать дяде и пытался тоже кушать свою порцию медленно, но был так голоден — полёт и двукратная смена обличья вытянули из мальчика почти все силы — что проглотил всё мясо в один присест. Теперь он, наевшись таким большим для него куском, лишь ковырял овощи вилкой. Люциур же после разговора едва притронулся к своей еде, наблюдая за колдунами с задумчивым выражением лица. Почему-то теперь его грандиозная идея о большой перемене начала казаться ему не очень хорошей. Да, в последнее время Совет не так часто вызывал его на собрания, прекрасно зная о физическом состоянии своего военачальника — старая травма в груди стала всё чаще давать знать о себе. После того, как на одном из последних собраний Люциур переволновался, из-за чего перестал дышать и внезапно потерял сознание (тогда приставленный к Совету молодой чародей лишь чудом успел подхватить его), было решено больше не рисковать здоровьем старика. Его заверяли, что именно из-за переживаний членов Совета о здравии Главного Паладина они специально создали вокруг него столько удобств, чтобы можно было меньше его беспокоить: у его двери стоит караул, чтобы в случае ухудшения самочувствия Паладина его успели спасти; еду приносят сразу в его покои по первому же приказу; люди из Совета сами приходят, чтобы посовещаться с ним и принять важное решение. Пускай это и было похоже на милосердие и уважение к герою, но Паладина в последнее время терзали мысли, что в Совете кто-то пытается, прикрываясь такой заботой, подмять власть под себя и он что-то упускает из виду. Впрочем, что именно, он так и не мог понять; но может, подумал Люциур, если поговорить с Фобосом, то всё станет ясно? Все эти годы его старый друг играл очень важную роль в их разговорах: точными аргументами он убеждал Люциура в том, что он дурак, а колдун знает лучше, и помогал решить проблему. Потому что, несмотря ни на что, Фобос Деймурр был очень хорошим другом. — Ну так что, Фобос, — наконец обратился Паладин к колдуну, когда тот закончил со своим блюдом. — Думаешь, пришла пора нам поговорить, как в старые добрые времена? Игнис увидел, как у его дяди от неожиданности вилка выпала из рук, стукнулась о край стола и со звоном полетела на пол. Фобос, ругнувшись себе под нос, наклонился вниз и поднял несчастную вилку обратно, вытерев грязь с неё краем скатерти. — Поговорить, значит? — спросил он Люциура хмуро, злясь с каждой секундой всё больше. — Ну-ну. Дай угадаю: о Добре и Зле, о Справедливости. То есть, обо всей этой брехне собачьей, что твои послушники с радостью принимают на свои покрасневшие от бухла ушки. И даже не думай, что втянешь меня и моего племянника в свою вечную философскую демагогию! С этими словами колдун опять ударил по столу, охнув от боли. Вилка, так и лежавшая на краю, снова полетела на пол, но Фобос не потянулся за ней. Он лишь тяжело дышал, уставившись неморгающим взглядом на Люциура. — Дядя Фобос, твоё сердце, — тут же заволновался за дядю Игнис. — Мама говорила, у тебя сердце слабое, нельзя волноваться. — А, к чёрту твою... — Фобос только махнул рукой в сторону Игниса. Вовремя ещё старик остановился, иначе бы его племянник услышал много нелестного о своей матери, чего ещё рано было ему слышать. — За дядю своего можешь не переживать, мальчик, — улыбнулся снова Люциур, пусть и натянуто. — Он хоть и ворчун, но немало лет прожил. Да и сдаётся мне, что он-то проживёт гораздо дольше, чем все мы. Колдун что-то пробурчал себе под нос, настолько нечленораздельно, что Игнис не понял ни слова. Зато Люциур, судя по его кивку, что-то понял. — Так вот, Фобос, — продолжил Главный Паладин. — Как ты уже давно осознал, мне необходим этот разговор. Не такой же, как с послушниками, а искренний, как на равных. С тем, кто столько лет видел столько же, сколько и я. О чём уже нельзя говорить, как ты помнишь. Сам ведь знаешь, какая в народе любимая поговорка: молчание — вот главное золото человека. Во всяком случае, цена у него есть. Но не в моём случае. Я всегда восхищался монахами, которые избирают молчание в качестве обета, но что-то мне подсказывает: им наверняка порой тоже хочется с кем-нибудь поговорить. Их невероятная вера и посвящение, цена молчания, которую они добровольно платят, определённо сделают их лучше и достойнее, причём достойнее многих из нас... — К чему ты ведёшь, Люциур? — Фобос уже начал уставать от подобных реверансов. — Считай это своего рода исповедью, разве что без этих дурацких узких будок. Я действительно нуждаюсь в ней, иначе не позвал бы именно тебя. Никто другой просто не поймёт мои слова так же, как ты. Какое-то время было слышно только, как Фобос притопывал ногой под столом. Игнис знал, что так его дядя всегда обдумывает, какой дать ответ, но сейчас — неожиданность даже для него — надеялся на то, что он согласится, смилуется перед Главным Паладином. Даже на милосердие к себе он никогда не надеялся так, как сейчас, переживая за, как оказалось, старого друга его дяди. — Хорошо, — наконец ответил колдун. — Я тебя выслушаю. Игнис тихонько выдохнул от облегчения. — И не только ты выслушаешь меня, Фобос, но и твой племянник тоже, — неожиданно для него сказал Люциур. — В каком-то смысле моя исповедь будет обращена и к нему. Мальчишка удивлённо захлопал глазами: — Главный Паладин? — Ну, право, мальчик, зачем такая официальность, — покачал головой Паладин, улыбаясь чему-то своему. — Можно просто Люциур. Тебе, как и твоему дяде, негоже гнуть спину передо мной, подобно моим подчинённым. — Только вот почему ты считаешь, что я видел то же, что и ты, Люциур? Ты точно так хотел сказать? — будь у голоса колдуна запах, он точно пахнул бы металлом, мечом, отточенным и готовым к бою с врагом. И старый паладин, и юный ученик уже знали: грядёт буря, и имя ей Фобос. — Может, тебе напомнить, что происходило? — мальчишка слышал, что, пусть его дядя и говорил спокойно, но он точно был зол. — Разруха после переворота, устроенная зажравшимися ублюдками, которые смеют называть себя "героями". Простое поддержание и порой урегулирование равновесия, которое, кстати говоря, вполне естественно для нашего мира, назвали "геноцидом" и приписали полностью нам, заклеймив "злодеями", а нашим детям выдали эти дурацкие книги, которыми промывают мозги и превращают их в неспособных ни на что болванов. И знаешь, кто всё это время поддерживал эти предложения, просто потому, что боялся высказать своё "не согласен"? — Фобос аж привстал, чтобы глянуть на паладина сверху своим грозным взглядом. — Это ты, Люциур. Тот, кого в народе прозвали "Светоносным", за кем ходили ранее, да и сейчас продолжают ходить как за новым святым, если не как за мессией. Однако только я знаю, сколько лет ты попросту отмалчивался о своём мнении, потому что "хотел лучше для народа", пока все кому не лень использовали тебя как последнюю потаскуху и продвигали свои отвратительные идеи. Всё это время я видел настоящего тебя. Игнис слушал разговор двух стариков вполуха, меланхолично жуя свои овощи. На тему о равновесии Добра и Зла спорили чуть ли не везде: уже в вечерней школе (специально для будущих злодеев, где отдавали дневное время на подготовку и практику) он успел наслушаться подобных рассуждений от своих одноклассников, пока не приходили их учителя и не приказывали всем замолчать, чтобы наконец начать урок. Он был уверен, что другие колдуны, пока распивали свои "взрослые напитки", тоже любили рассуждать о своей молодости, как тогда всё якобы было иначе. Мальчик не мог точно сказать, нравится ли ему жить в подобном мире, но был не против такого относительного спокойствия — где есть только рассуждения о том, каким ещё может быть их мир. Тем временем тон разговора между колдуном и паладином заметно повышался. Дядя Фобос, казалось, был готов обвинить своего заклятого друга — кажется, так говорилось в одной книге, которую очень любила читать мама Игниса — во всех бедах, что случались с этим миром. В какой-то момент Фобос даже вскочил со своего места, да так и остался стоять. Люциур, впрочем, будто бы и не сильно сопротивлялся данным обвинениям; на очередную ремарку о том, что тот лишь идёт на поводу у других, продвигавших свои амбиции, Главный Паладин лишь вздохнул: — Да-да, это я тут у нас старый дуралей, а ты мудрый колдун. Да и что поделать, приходилось лгать им как сивый мерин. Людям нужен был сильный лидер, и я был готов дать им его, пускай и таким вот образом. — Вот только не надо тут перекладывать с больной головы на здоровую, Люциур. Ты прекрасно осознавал, на что шёл всё это время, и представлял, какие жертвы придётся принести. Кстати, эти жертвы были и с нашей, — Фобос кивнул в сторону своего племянника, — и с твоей стороны. Не задумывался об этом хотя бы раз перед сном, хммм? — Я думал об этом каждую ночь, Фобос! — неожиданно сорвался Главный Паладин, встав на ноги и со всей силы ударив кулаками по столу так, что посуда аж подпрыгнула на месте. Игнис невольно вздрогнул от неожиданности и готов был поклясться, что у его дяди тоже побежали мурашки по коже. Фобос неподвижно стоял, не давая пробиться ни одной эмоции, словно дожидаясь, когда его собеседник успокоится и сядет обратно. Что Люциур, тяжело дыша и пытаясь поправить упавшие волосы, и сделал. Когда Фобос тоже уселся обратно, Игнису показалось, что его лицо стало чуть бледнее, чем обычно. — Каждую ночь, — наконец сказал Люциур. — Каждую ночь я стараюсь запомнить лица тех, кого казнили этим днём. Тех, кого пытали в подземельях, добиваясь ложных доказательств. Кого брали штурмом, потому что будут проводить обыск из-за очередного доноса. Кого наёмники просто прирезали в переулке, как вшивых дворняг. И да, я всё прекрасно понимаю: чем больше проходит лет, тем больше осознаю, сколько грехов у меня на спине и сколько крови на моих руках, — тут старый Паладин вздохнул. — И что я не заслужил даже покаяния. — Разумеется, нет, — пробурчал на это колдун. — Ваши поганые святые с их якобы главным божеством, Аттолием, уж точно не погладят тебя по головке за все то, что ты натворил. Уверен, даже смерть от чьей-либо руки вряд ли спасёт твою жалкую душу. А как только твои так называемые соратники узнают о делах, которые ты совершал за их спинами, то сразу нарекут тебя еретиком и предадут забвению. Среди Рыцарей Порядка, как я слышал, полно тех, кто боится такого бесславного для них конца. — Однако я этого уже не боюсь, мой старый друг. Игнис со страхом заметил, как на словах "мой старый друг" у его дяди задёргалась левая бровь. Это был знак того, что его охватила тихая ярость. — Я действительно не боюсь уже ничего подобного, — тем временем голос Люциура почему-то стал тише, — ведь если мне и помирать, так оказаться мне в Онморте, где с честью понесу все наказания за свои решения. В конце концов, разве я не заслужил этого? Фобос наклонился к нему поближе и только хотел высказать Люциуру длинную гневную тираду о том, что тот действительно заслужил (желательно как можно громче, и неважно, если их услышит стража), как вдруг его что-то насторожило в том, как именно были сказаны эти слова. Прежде его друг — если, разумеется, Фобос вообще сумел бы вслух назвать Главного Паладина своим другом — не говорил так смиренно о смерти. Это совсем не в моде у паладинов; такое было скорее присуще некромантам, или... Неожиданно его нос уловил необычные запахи, едва выделявшиеся среди аромата еды (но заметные, по крайней мере, для такого опытного колдуна, как Фобос). Это был сок цикуты с примесью дурмана и вороньего глаза. Подобным запахом обладало только одно зелье с этими ингредиентами, и это было… — Это же яд! — воскликнул колдун, резко вставая со своего места, но тут же понизил голос. — Ты взял и влил отраву в свою еду! В этот момент Люциур слабо засмеялся и из уголка его рта пошла пена. От испуга Игнис чуть не свалился со стула, но заставил себя встать (что было немного сложно), подбежал к своему дяде и прижался к нему, почувствовав, как рука колдуна тяжело опустилась на его плечо. — А ты всегда был догадлив, Фобос, — Люциур теперь звучал совсем не спокойно. Паладин начал говорить замогильным голосом: так же, как монахи обычно отпевают панихиду по умершему. — Вот почему тебя выбрали в учителя этому ребёнку, несмотря на твою бьющую через край эксцентричность. Только ты смог бы передать ему столько знаний и умений, чтобы он стал достойным колдуном. Он попытался встать, но только облокотился одной рукой на стол, как ноги внезапно подкосились, и Люциур рухнул на пол, едва успев повернуться боком в падении. — Таким колдуном, который мог бы, возможно, показать миру большее, чем кто-либо способен сделать… — продолжал говорить он, повернув голову к колдунам. Фобос даже не стал слушать речь Главного Паладина дальше. Жестом приказав мальчишке оставаться на месте, колдун шагнул к нему: — Люциур, ты болван! — громко прошипел Фобос, схватив умирающего паладина за ворот его рубашки. — И вот так просто ты захотел умереть? Сентиментально, с прощальными речами и на глазах у своих идеологических врагов? — О, Фобос, — Люциур прикрыл глаза, тут же получив от колдуна пощёчину. — Не смей мне тут закрывать глаза, ты, старый идиот! — Я никогда на самом деле не считал вас своими врагами. Я лишь был молод, глуп, да желал любви среди народа. Но, увы, народ желал лишь того, что считалось "справедливостью" и мне пришлось подыгрывать этому желанию. — Дядя Фобос... — Игнис был очень напуган данной картиной. — Он что… Люциур посмотрел на него и слабо (и, из-за выступившей желтоватой пены, немного страшно для мальчика) улыбнулся ему. — Если бы ты знал, о юный Игнис, как много ночных кошмаров я испытал на своём веку понимая, что лишал жизни таких же юных колдунов, как ты, — по щеке Паладина скатилась слеза. — Это со временем сводит с ума и приносит невероятные мучения. — Уверен, больно тебе от этого так же, как от той отравы, которую ты сам себе и вылил в еду! — взорвался очередным яростным шёпотом Фобос. Но Люциур, казалось, не слышал его. — Но я наконец-то решился, — он слабо похлопал по одному из карманов. — Разумеется, они не будут рады этому. Будем честны, они не радуются даже самым малым изменениям, если начинают подозревать в них попытки возвращения к старому порядку. Но кто-то из них должен понимать, что так продолжаться больше не может, и мой документ это им покажет, — Люциуру было уже тяжело говорить. — Они обязаны будут ему последовать. Для них это будет моим последним приказом. В дверь постучали, громко позвав Главного Паладина. Стража вернулась со своего ужина, понял Фобос, и теперь они будут пытаться войти в покои. Люциур тоже это понял. — У нас осталось не так много времени. Вон там, под камином, — слабеющей рукой он указал для мальчишки на выделявшийся среди всей остальной укладки кирпичик. — Там есть небольшой тайный ход. Нажми на тот кирпич и уводи своего дядю отсюда. Исполни для меня это желание, Игнис. В дверь постучали ещё раз, но уже настойчивее. Слышно, как кто-то звал на помощь — видимо, собирались выломать дверь. — Стража скоро вломится сюда, — было заметно, что язык у паладина начинал неметь. — Такое у них правило: если я не отвечаю им, то я умираю. Скорее, уходите отсюда. Нельзя, чтобы вас здесь увидели. Игнис уже и сам тянул дядю за рукав. Фобосу не хотелось признаваться даже самому себе, но Люциур был прав: если их здесь увидят, то обоих отправят на верную смерть, причём без суда и следствия. За себя старому колдуну было уже не страшно, но вот племянник... Его жизнью нельзя было сейчас рисковать. — Делай, что сказал Люциур, — обратился он к Игнису. — Нажми на камень, пока я укладываю его. Больше ничего говорить мальчику не надо было: тот мигом подбежал к стене и быстро нащупал нужный камень. Что-то глухо щёлкнуло в стене и взору открылся небольшой тоннель, размером чуть больше камина. Через него можно было пройти разве что на четвереньках и, чтобы не удариться головой, надо было внимательно смотреть, где выпирают камни. — Дядя Фобос, — позвал Игнис. — Скорее, нам надо уходить! — Иди вперёд, малыш, — мягко ответил колдун. — Я тебя догоню, только иди. Игнис удивился такому обращению (впервые за долгие годы дядя обращался к нему не по имени), но совету внял и, шевеля руками и ногами так быстро, как только мог в своей мантии, начал уползать вперёд, в темноту. Тем временем Фобос осторожно положил Главного Паладина на пол и сложил его руки на груди — всё по обычаю, как укладывали павших героев. После этого он встал, учтиво поклонился и пошёл к тайному ходу. — Фобос, — вновь раздался слабеющий голос Главного Паладина. — Да, Люциур? — безэмоционально ответил ему Фобос. Молчание. И последние слова легенды. — ...Всё-таки ты был прав. Раньше действительно было лучше. Колдун прислушался к тому, как раздался треск ломающейся двери. — Я знаю, — быстро ответил Фобос и исчез в темноте закрывающегося прохода. Камни встали на место как раз тогда, когда отряд элитных стражников наконец выломал дверь в комнату.