Бойся гнева терпеливого

Тсунаёши был…раздражён. Да-да, просто раздражён. Опять. Он – подросток. Просто подросток, любивший почитать мангу, чуть ленивый, но при этом вполне себе спокойно сдающий на средние баллы все экзамены. Не эти тесты и контрольные, а именно переводные экзамены. Он вполне спокойно чувствовал себя в своём «творческом» беспорядке, точно зная, что и где лежит, прекрасно ориентируясь во всём. Мама совершенно невозмутимо реагировала на это, видя, что Тсунаёши не разводит грязи во всём остальном доме, а в своей комнате он волен творить что угодно. Поэтому, конечно, его немного – много – раздражали действия Реборна. В принципе, это закономерная реакция человека на вторжение в его территорию, особенно когда «чужак» стал лезть со своими правилами. Будь Тсунаёши менее осторожным и более безбашенным в плане отстаивания границ своей территории, как тот же Хибари, то на первый – второй день Реборн услышал бы много нелицеприятных слов о своих действиях (и вовсе не пискляво-возмущённо, а чётко и с подробным объяснением, что и почему предъявляет ему Тсуна) и познакомился с прекраснейшим выражением: «В чужой монастырь со своим уставом не лезут». А Реборн - да вся мафия – влез. И Тсуна, как и любой адекватный человек – подросток, у которого максимально обострены эмоции и чувство личного пространства – был против того, чтобы в его «Монастырь» лезли без спросу. Дьявол, он даже поспать один не мог! Реборн, ты же умный, вроде как, неужели нужно объяснять, что подросткам порой действительно нужно уединиться? И как бы, всё ничего, можно же, по идее, закрыться в ванной, но… Проблема в том, что порой и там не было для Тсуны покоя. В принципе, Тсунаёши хоть и выл белугой в душе, порой шипя сквозь зубы не хуже змеи, но терпел. Терпел вмешательство в свою личную жизнь, в свои личные границы. Терпел, когда Реборн, не разбираясь, лез со своими зачастую непрошенными советами. «Тебе нужно расширить круг общения, никчёмный Тсуна! Пусть это будут твои Хранители и одноклассники!» И почему-то никто, собака, не вспомнил, что Тсуна сам отказывался дружить. Отказывался вступать в кружки, слишком близко общаться с кем бы то ни было, у него просто не было ни малейшего желания ни то что «расширять круг общения», а даже просто иметь его. Ему было более чем неплохо в компании самого себя и редких разговоров с другими людьми по необходимости. Он чертовски уставал от общения, простейшая истина. В какой-то момент в этом дурдоме, Тсуна поймал на себе сочувствующе-понимающий взгляд от Хибари, который тоже предпочитал отчуждение общению. В тот день, кажется, они по-настоящему синхронизировались и нашли точки взаимопонимания, как Небо и Облако. Как? Они сообща смотались подальше ото всех, скрывшись сначала от оставшихся хранителей, а потом и от Реборна. Позже, в полнейшем молчании, они одобрительно кивнули друг другу и разошлись по разным сторонам. С тех пор они не раз, словно общаясь телепатически, понимая друг друга с полувзгляда и едва слышного измученного вздоха, организовывали своеобразные побеги из «монастыря с чужим уставом». С тех же пор Реборн проклял самого себя за то, что сам же и поспособствовал этому. Теперь эти спевшиеся антисоциальные Небо и Облако не то заключили договор о взаимопомощи, не то – что хуже для Реборна – действительно сошлись на этой почве. Сквозь истрепавшиеся нервы и непродолжительные наблюдения, Реборн с неудовольствием заключил, что всё же второй вариант. Понял он это в тот момент, когда Хибари одобрительно хмыкнул в сторону Тсуны и назвал того зверьком. И даже стал прислушиваться к его мнению! (Тут Реборн откровенно бесился, просто потому что даже его самого Хибари игнорировал, если только дело идёт не о сражениях!) Возвращаясь к началу, Тсуна был раздражён. В принципе, быть раздражённым – открыто, а не пассивно-подавлено, как это бывало обычно – для вечно спокойного, слегка инфальтивного и довольно нерешительного Тсуны уже необычно (на самом деле это страшно, но никто этого пока не знает). И что же его доконало? Всё просто. Зубная боль. Каждый, у кого хоть раз болели зубы, прекрасно понимает, что это одни из самых отвратительных ощущений, из-за которых порой хочется лезть на стенку. И Тсунаёши лез. Буквально. Потому что из-за пробудившегося Пламени после продолжительной спячки, некоторые медикаменты совершенно не действовали. В этот список попадали обезболивающие. Вся трагедия ситуации понятна, да? Идти к стоматологу в этой ситуации равносильно тому, чтобы пойти на операцию без наркоза. Поэтому Тсуна решил потерпеть. Лез чёртов зуб мудрости. С одной стороны Тсуна готов был проклясть эту ситуацию, а с другой радовался, что это не пульпит там какой-нибудь. Тсунаёши подозревал, что будь иначе, его бы сам Хибари волоком притащил к стоматологу. Или к Сасагаве, Солнцу. Или к самому Реборну, мол, лечи подопечного. Но пока Тсуна ходил раздражённым, постепенно закипая всё больше, дёргаясь на каждый резкий звук, более остро реагируя на все слова и поступки. Реборн даже подавился собственной желчью, когда Тсуна на очередную его провокацию одарил Солнце злобным прищуром, прошипел злобно ответ и внаглую – совершенно бесстрашно – прошёл мимо, без оглядки. Почему-то, чисто инстинктивно, Реборн понял, что лучше сейчас своего ученика не трогать лишний раз. А в идеале понять, что повлияло на поведение Савады? Возможно, стоит подключить Дождь или самому попробовать поработать пламенем Солнца? Главное не отхватить от почти сорвавшегося Тсунаёши. Почему-то Реборн не сомневался, что если вдруг что – отхватит по шляпе только так.