too good day to die

                    Снег приятно хрустит под ногами; Теон, словно ребенок, голыми пальцами трогает снег и кусочками собирает у себя в ладони: когда-то, тысячу лет назад, они с Роббом и Джоном лепили снежки и кидали друг в друга. По привычке выигрывал Робб, а последним оставался Джон. Теон всегда был посередине и, если вспомнить, до двенадцати его это устраивало, пока он не заметил, с каким взглядом на него смотрят северяне. И середина, раньше казавшаяся идеальным положением, стала его могилой.              В Винтерфелле он был уже как несколько дней. Он отвык от холода, от людей, живущих здесь. Было странно ходить по замку, в котором вырос и в котором получил столько боли и унижения: стены давили, было нечем дышать, и Теон выходил на улицу и глотал ртом воздух.              — Я боюсь, — сказал он как-то Сансе. Они были в ее спальне. Та комната, где Рамси насиловал Сансу, превратилась в хранилище для барахла, и Санса никогда не говорила о ней.              — Рамси? — налила она вино себе. — Его нет. Я его убила.              Он смотрел на нее с восхищением. Она же, говоря эти слова, спокойно пила вино и поглядывала в окно.              — Как вспомню, что он делал с тобой, со мной, — он невольно отводил взгляд. Рамси делал с ними все это из-за его глупости, когда он захватил Винтерфелл и сжег ни в чем не виноватых крестьянских мальчишек, выдав их за Брана и Рикона. Последний же… умер. — Я виноват.              — Все мы совершаем в этой жизни ошибки, — Санса говорила за себя. Она сама только прекратила чувствовать вину за смерть отца и дружбу с Петиром Бейлишем. — Это в порядке вещей: мы ошибаемся, а потом учимся на этих ошибках.              Теон верил ей. Санса была его идеалом, который он построил за сотни бессонных ночей.              Сейчас же Сансы нет. И Яры тоже. Теон здесь он, посреди поля, со своими мыслями и чувствами — и со снегом на кудрявой голове.              Все, что было, все, что будет — казалось таким бессмысленным и простым, что сожми в руке его жизнь, она была разбилась только от одного касания.              «Мы учимся на своих ошибках».              «Мы меняемся в лучшую сторону».              «Это нормально, Теон».              Образы Яры и Сансы смешались в один, и две женщины, которыми он так дорожил и любил своим жалким бумажными сердцем, стали чем-то большим, чем могли быть.              — Теон?              Голос принадлежит Сансе. Теон закрывает глаза. Под чьими-то ногами хрустит снег.              — Теон?              Санса. Милая Санса. На огне ее волосы кажутся огненными.              — Теон!              Яра бы посмеялась над ним, узнав, что он игнорирует девчонку Старков, которая точно ему нравится.              — Теон, пожалуйста, открой глаза!              Ему так сложно открыть их. И что-то странное, холодное тянет его на дно. И так хочется спать…              — Открой глаза, Теон!              Он никогда не чувствовал себя таким уставшим, но при этом отдохнувшим.              — Теон, молю, открой глаза, это я, Санса…              Ее голос становится все тише и тише.              — Не умирай, Теон.              Он проваливается в темноту.                     — Не уходи от меня, Теон.