Капустницы

— Эрик, а ну марш в школу, опоздаешь же! Небольшая московская хрущёвка содрогнулась под зычным басом матери. Немолодая женщина с суровым лицом и пышным пучком — Азалия, держала в руках застиранный фартук и оглядывала маленькими глазками комнату, увешанную плакатами.  — И выключи эту свою ужасную музыку! Слушать сил нет уже! Эрик откинулся на спинку офисного кожаного стула с колёсиками, никак не вписывающегося в советскую обстановку со старой мебелью. Лениво глянул на мать и протянул:  — Да ну эту школу, поступлю на лесотехнический…  — Кто на мать рявкает?! — взвилась женщина. — Кому сказала топать на уроки? Ноель уже ушёл, а ты всё сидишь, быстро за братом отправился! Эрик что-то недовольно пробубнил, встал со стула, накинул на плечи старый, потрёпанный рюкзак и прошёл мимо Азалии нарочито небрежно, чем заслужил ещё одну порцию недовольных криков. Когда он уже открыл входную дверь и вдохнул запах сырости и пыли — запашок подъезда, мать ткнула в него наманикюренным красным ногтем.  — И ты собирался в школу в этом?! Серые джинсы, синяя толстовка, старые, почти развалившиеся кеды. А в чём ещё было ходить, если мамаша не удосуживалась работать и просиживала штаны, а отец пропадал днями и ночами на дорогах столицы, работая жалким таксистом и получая гроши? Хотя какой из дяди Эрна отец, Эрик будто бы не знает, что он только приёмный.  — Когда соизволишь выйти из этой помойки и что-нибудь заработать, тогда и поговорим, — грубо отозвался мальчишка и хлопнул дверью, которая заглушила визгливый голос возмущённой мамочки. Да, жизнь не сахар, Эрик это знал. Двухкомнатная квартирка, заваленная барахлом, вечно недовольная чем-то мать, псевдо-отец, младший на год братец… Мир был скучным, унылым, безрадостным. Вспомнить только Настьку — как ножом по сердцу. Девица завидная, красивая, к тому же с мозгами. И как она его грубо отшила, даже не посмотрев на цветы, на которые Эрик копил сутками напролёт, раздавая листовки у метро. С Ноелем не поговоришь на эту тему, тот только и делает, что жрёт и рубится в компьютерные темы. А самого Эрика обходят, как какое-то пугало, с самого детства. Прокляли, что ли? Ни одна нормальная девушка не обращает внимания, только зараза Ирка вьётся вокруг, подобно матери, и всё выклянчивает — Эрик, пойдём в кино, Эрик, хочу в Третьяковку, Эрик, давай сгоним в Макдак… Невозможно, сил уже нет. И в школе постоянные проблемы — то подерётся с каким-то мудаком, то схлопочет двойку по английскому, а дома потом выслушивай нотации мамаши и сухой голос дяди Эрна. Хоть из школьного окна выпрыгивай от этого всего… Здание школы было серым, как тюрьма, неприветливым и старым. Охранник Коля пропустил Эрика скучающим взглядом, вахтерша потребовала показать сменку, расписание рядом со столовкой показывало то, что первый урок — невыносимая литература. А любимая алгебра, как назло, последним уроком. Пастернаки, Пушкины и Гоголевы мчались перед глазами, хотя в голове были только формулы и математические задачки… Никто не понимал, почему Эрику так хорошо даётся техническая наука — мать с папочкой же то ли гуманитарии, то ли ленивцы… Спроси у них, что за теорема Пифагора — плечами пожмут и скажут кушать кашу. Глубоко в душе Эрик надеялся, что любовь к математике у него от биологического отца. Мать туманно отзывалась о нём как о суровом, мужественном и холодном мужчине с аристократической внешностью и упрямым характером. Богатый, мол, весь мир лежал у его ног. А потом неприязненно кривилась и говорила: «Ушёл от меня из-за своей дочурки от первой женщины. Рыжеволосая, синеглазая и уродливая — точно выродок той недо-феи…». Мать в таких разговорах заносило — бредила о каких-то магах и крылатых людей, значит — знатно пила перед беседой. А неудавшегося мужа она причисляла к могущественным духам с чудовищной силой… Хотя Эрик догадывался, что папаша на самом деле был лысым мужиком с пивным брюхом, который отсиживал срок в тюрьме. А мать погрязла в детских мечтах и грезила о каком-то другом мире… Сумасшедшая. Хотя, да, возможно, неудавшийся папаша всё же был неплохим математиком… Литература, как и другие уроки, проходила медленно, скучно и без происшествий. Ноель на каждой перемене подходил, что-то говорил, а потом садился посреди коридора и начинал играть в игрушки на телефоне… Приходилось выживать, делая из домашнего задания самолётики и пуская в завуча с директором. Ирка, правда, пристала опять перед физрой — давай сегодня или завтра в музей антикварный сходим, поглядим на кофейники и чашечки времён какого-то правителя-императора… И как этой дуре безмозглой ответить, чтобы катилась она лесом и не доставала? Только алгебра прошла нормально — в честной работе и получении ценных знаний. На том школьный денёк и подошёл к концу, практически бессмысленный. Чтобы оказаться дома как можно позднее, Эрик после школы обычно гулял. В парке ли, просто шатаясь по улицам — без разницы, главное убить побольше времени. На этот раз ноги занесли его в небольшой сквер. Сев на лавочку, Эрик стал глазеть на цветущую клумбу, около которой порхала бабочка-капустница — середина мая как-никак, тополиный пух летает, цветочки растут. Вспоминая весь день — ненужный и бестолковый, мальчишка злился на весь мир — вот почему у всех жизнь как жизнь, а у него дерьмо полное? Мать глупая, биологический отец незнакомый, дядя Эрик со своим такси, задрот-брат, Настька с Иркой, учёба… Постоянное ощущение, что он живёт во лжи, нагоняло везде — на старой кухне, по дороге в школу, в классе на уроке. Преследовало по пятам, задавая странный вопрос — что происходило в его жизни до девяти лет? То время было очень смутным, как полузабытый сон. Какие-то странные разговоры, дети, большой дом, библиотеки с малиновыми шторами… Эрик не помнил своего детства, а на все вопросы ему отвечали тем, что стукнулся как-то головой и забыл всё до того момента. Были отрывки воспоминаний — прогулки с мамой и дядей Эрном, посиделки в родном доме, но всё это казалось чужим, будто кто-то внушил ненастоящие моменты жизни, заменяя теми, другими… Какими-такими «другими» — было, в общем-то, непонятно. Эрик разозлено пнул один из камешков под ногами. Снаряд попал в испугавшуюся птичку — та вспорхнула и улетела. Краем глаза мальчишка увидел, что кто-то сел рядом с ним — вроде бы, какая-то девушка, но не придал этому значения. Настроение было паршивым.  — Привет. То, что поприветствовали его, Эрик понял не сразу. Обернулся и увидел незнакомку старше него лет на пять — невысокую, рыжеволосую и синеглазую. Выглядит прилично — одета в голубой сарафан с каким-то узором, на ногах балетки, волосы убраны в длинную пышную косу. Кто такая? Маньячка, что ли?  — Здрасьте. Нет, на маньячку не похожа. Слишком глаза добрые, слишком легка и беззащитна на вид. Почему-то Эрик проникся к девушке симпатией.  — Почему ты грустишь в такой прекрасный день? — спросила она. Бабочка-капустница вдруг села ей на плечо. Незнакомка только улыбнулась краем рта.  — Я не грущу, а злюсь, — буркнул Эрик. — Жизнь моя — отстой.  — С чего ты так решил? Глаза у неё синие-синие, как васильки. И волосы пушистые, рыжие, цвета позднего мёда… Пришло неожиданное доверие — и Эрик рассказал ей всё. О матери, отце, брате, школе, своём никчёмном существовании. Поделился о страхах, мыслями об отце, а девушка всё слушала и слушала с лёгкой улыбкой. На душе медленно, но становилось лучше, словно со словами утекла та желчь, которой был наполнен Эрик долгие годы.  — Ты же понимаешь? — выдохнул мальчишка.  — Понимаю, — кивнула девушка. — Я понимаю тебя, Эрик. Он откинулся на спинку лавочки, вдруг удивился:  — А ты откуда знаешь моё имя?  — Ты мне сказал, — добродушно ответила девушка. — Когда-то давно. Странная фраза странной не показалась — Эрик согласно кивнул, будто бы так и было.  — А тебя как зовут? Незнакомка немного помолчала.  — У меня много имён. А ты как думаешь, как меня зовут? Эрик задумался, разглядывая собеседницу. Ответ пришёл сам, непринуждённый и отчего-то правильный:  — Василиса. Как васильки. Как твои глаза. Василиса мягко улыбнулась.  — Мне нравится это имя, Эрик. Оно моё любимое. Они ещё немного помолчали, наслаждаясь тишиной.  — Тебе стало легче? — спросила Василиса.  — Да.  — Это хорошо. Увидимся в другой параллели, ладно?  — Конечно, — согласился Эрик. Какие другие параллели? Мальчишка не знал, но что-то в душе ему говорило — знает он, очень хорошо знает, просто забыл. Ну и пусть. Зато Василиса сказала, что они встретятся где-то далеко. Это было важно.  — Тогда мне пора, — встала девушка.  — Уже?  — Да. Удачи, брат.  — Удачи, сестра, — легко ответил Эрик в полузабытьи. Василиса протянула ему руку, и на мальчишку вдруг обрушились бабочки-капустницы. Сотни бабочек взлетели к нему, пестря своими белыми крыльями. Солнце на миг ослепило, и уже в следующую секунду никого не было. Эрик несколько раз моргнул. Никаких бабочек не было и в помине. Стряхнув странное наваждение, мальчишка оглянулся по сторонам — приснилось ему, что ли? Какой странный сон. И девушка та, Василиса — с чего бы ему называть её сестрой? Однако почему-то в душе было очень легко. Злоба отступила — и мать вдруг показалась просто несчастной, но милой женщиной, и дядя Эрн не раздражал, и Ноель показался самым лучшим братом в мире… И захотелось закричать на весь мир, как ему, Эрику, хорошо и свободно… Вместо этого мальчишка достал телефон и набрал номер. На том конце раздался радостный голос:  — Привет!  — Привет, Ирк. Сходим сегодня в антикварный музей?