Уму непостижимое

Солнце поливало жгучим светом крыши домов, плохо вымощенные улицы и деревянные пристани Усть-Упырей. Всё живое, полуживое и неживое норовило в этот час спрятаться в тень. Лишь очень немногие обитатели города, жароустойчивые от природы или выгнанные под беспощадные лучи дневного светила неотложными делами, создавали некоторое оживление. Распаренные торговцы на рыночной площади, привольно раскинувшейся вдоль пристаней, вяло нахваливали свой товар, без особого успеха пытаясь завлечь немногочисленных покупателей. Неподалёку от них молодой небогато одетый колдун, то и дело промокая лицо большим платком, скучал возле недостроенного дома, на стенах которого сонными мухами копались несколько каменщиков. Вот один из них свесился вниз и крикнул: — Давай! Колдун оживился, спрятал платок в рукав и принялся за дело. Сосредоточив взгляд на сложенном неподалёку штабеле тёсаного камня, он вытянул руки и принялся шевелить пальцами, что-то неразборчиво бормоча. Верхний ряд камней задвигался, с натугой отделился от штабеля и стал подниматься. С видимым трудом перевалив через верхнюю кромку незаконченной кладки, камни внезапно рухнули на леса, вызвав страшный грохот и дружную брань каменщиков. — Куда сваливаешь, неумеха?! — Вот бестолочь, тудыть твою в растопырку! — На горбу их сейчас наверх таскать будешь! — орали строители. — Мне ж не видно отсюда, — пытался оправдываться колдун. — Ты когда плату брал, не спрашивал, видать тебе будет иль нет! — Надо было Изота-вурдалака нанимать. Он и то посильнее, пожалуй, — заявил кто-то из каменщиков. — Как же, станет ваш Изот в такую жару тут торчать! С него враз от солнца шкура слезет, — вставил колдун обиженным голосом. — Тебя вот не спросили... — послышалось в ответ. Однако ругань утихла, как только один из рабочих заметил какое-то движение в конце улицы и показал остальным. Приглядевшись, они увидели стремительно несущегося по щербатой брусчатке зверя. Это был крупный стройный гепард с жёлтой крапчатой шкурой. Притороченная на его спине кожаная сумка била по поджарым бокам на каждом прыжке. Зверь вихрем промчался мимо строителей и скрылся за углом. — Ишь, скачет! В пятый раз уже за сегодня, — уважительно произнёс один из каменщиков, рослый детина с необычайно волосатым лицом. — То к наместнику от инквизиторов, то к инквизиторам от наместника... — Эх, умел бы я барсом или орлом оборачиваться, тоже курьером служил бы, — мечтательно произнёс молодой щуплый парнишка, сидевший верхом на стене и провожавший зверя завистливым взглядом. — Ты гадать-то вначале выучись толком. А то такого мне в прошлый раз наплёл! — пробурчал волосатый. Остальные каменщики вяло засмеялись. — Точно, — подал снизу голос ободрившийся колдун. — И заговор на известь научился бы правильно шептать. — Кто бы говорил! — осадил колдуна старшина каменщиков — кряжистый седобородый мужик. — Иди вон лучше камни собери, которые рассыпал. А вы чего гогочете? — обратился он к остальным. — Работать надо! А гонец этот ещё, может, десять раз тут проскачет, раз такие дела творятся... Дела и впрямь творились не совсем обычные, хотя ничего такого уж из ряда вон в них тоже не было. *** Причину беспокойства наместника, беспрестанно теребившего городскую коллегию инквизиторов и загонявшего курьера — гепарда-оборотня по имени Мартин — можно было узреть из любой точки города. Была эта причина выше самых больших зданий Усть-Упырей, включая наместнический дворец и замок инквизиторов, и представляла собой высокую башню тёмно-серого камня. Фундамент этого мрачноватого сооружения скрывался в куче переплетённой толстыми корнями и нашпигованной гранитными глыбами земли, имевшей форму небольшого холма. Всё бы ничего, но холм вместе с возведённой на его вершине башней висел над землёй на высоте доброй дюжины человеческих ростов. Пока что под мрачно нависавшим основанием холма обеспокоенно шумела листьями редкая рощица, начинавшаяся от западных предместий. Но наместник опасался, что хозяину этого летающего сооружения взбредёт в голову прогуляться над городом, сея панику и разрушения. Инквизиторы, лучше осведомлённые о причинах присутствия здесь башни, всячески успокаивали наместника. Однако почтенный Антипус всё не мог унять тревоги за судьбу вверенного ему королём города и беспрестанного гонял беднягу Мартина с новыми поручениями. Волновались и простые горожане, но старались не подавать виду и продолжали, превозмогая жару, заниматься повседневными делами. *** На длинной деревянной пристани наблюдалось вялое движение. Грузчики, упираясь пятками, когтями или копытами в смолёный настил, лениво закатывали бочки на грузно оседавшую в мутную воду Упырки пузатую барку. Постукивали инструменты плотников, конопативших борта новой галеры, предназначенной для речной стражи. Какой-то одетый в одни обтёрханные штаны рыбак, усевшись на край пристани, чинил старую сеть, время от времени негромко шепча заговоры на улов или поругиваясь в светлую клочковатую бородку. Причинами недовольства этого достойного усть-упырянина становились то мухи, бесцеремонно садившиеся на его загорелую спину, то плескавшиеся неподалёку от причала русалки, которые отвлекали рыбака от работы своим смехом, весёлым визгом и брызгами воды. Впрочем, вскоре рыбохвостые проказницы угомонились, с любопытством следя за большой лодкой, что на вёслах приближалась снизу, от места слияния Упырки с Колдовской Водой. Кроме лодочника и гребцов в ней находились два молодых человека довольно примечательной внешности. Один из них выделялся высоким ростом, длинным горбоносым лицом и гривой рыжевато-каштановых волос, рассыпавшейся по широченным плечам. Несмотря на свой внушительный облик, одет он был скромно, в добротную, но простую одежду, какую обычно носят слуги или мелкие приказчики. Его спутник ростом был пониже, хотя тоже крепыш. Более тонкие черты лица его намекали на благородное происхождение и зачатки образования. Довольно дорогая, хоть и слегка потрёпанная одежда, сапоги со щегольски загнутыми носами, а также висевший на поясе длинный меч в крепких ножнах недвусмысленно указывали на принадлежность их владельца к воинскому сословию. Вот гребцы подняли вёсла, и лодка стукнулась бортом о край пристани. Немного поторговавшись с лодочником, путники сошли на берег: человек с мечом — первым, а взваливший себе на спину большой мешок здоровяк — вслед за ним. Они приблизились к продолжавшему чинить сеть рыбаку и остановились. — Скажи-ка, любезный, давно ли висит здесь эта башня? — обратился к местному жителю обладатель меча. Тот поднял голову, щурясь от солнца, пристально оглядел прибывших и только после этого осведомился: — А вам на что? — Надо, раз спрашиваю, — вполне спокойно отвечал молодой человек. — Хозяин, дай я ему в ухо заеду, чтоб повежливей был, — предложил из-за его плеча здоровяк. — Эх, Филипп, не умеешь ты с людьми разговаривать, — не оборачиваясь, вздохнул тот и, порывшись в тощем кошеле, бросил на настил рядом с рыбаком оловянную монету. Загорелый усть-упырец ловко спрятал подарок и соизволил подняться на ноги. — Со вчерашнего утра она тут висит, сударь. С самого с ранья, — ответил он. — А вы, сударь, никак рыцарь будете? — Перед тобой сам господин Эдвард из Нижних Умертвий, невежа! — снова встрял слуга. — Слыхал? — Уймись, Филипп! — осадил его хозяин. — Местные обыватели не обязаны меня знать. — Как же, наслышаны, — ухмыльнулся рыбак. — Это, сударь, не у вас ли в прошлом году дракон овчарню разорить изволил? — У меня. Но потом я его примерно наказал, воспользовавшись своим законным правом. Теперь голова злодея украшает мою гостиную, — гордо вскинул подбородок Эдвард. — Так это что же, выходит, вы Кривозуба победили, сударь? — недоверчиво проговорил рыбак. — А сказывали, будто это был господин Бруно из Ведьмячьих Камней. — Да враки!.. — снова открыл было рот Филипп, но сразу же умолк под строгим взглядом хозяина. — Кривозуба я победил. А Бруно только сокровища его нашёл, которые проклятый дракон совсем в другой пещере прятал, — пояснил рыцарь. Произнеся это, он переглянулся со слугой. Оба грустно вздохнули. — Да, несправедливость... — присоединился к их вздоху рыбак. — Всю жизнь оно так! Меня вот, к примеру, возьмите. Пошёл я, значит, вчера на рассвете в рощу за дровами. Жёнка послала, туды её... Хлеб печь, говорит, не на чем. Нарубил вязанку, да и присел горло промочить. У меня, сударь, кувшинчик бражки с собой был... — Что ж ты с утра-то? — спросил внимательно слушавший его Эдвард. — Так накануне свадьба у соседей была, сына женили. А наутро нехорошо мне стало что-то, — пояснил рыбак. Рыцарь кивнул с пониманием, и ободрённый усть-упырец продолжил свою печальную повесть. — Вот, значит, уселся я на вязанку и протянул руку к своему кувшинчику, который под кустиком охлаждался. И только пальцами его коснулся, как вдруг — бац! Кувшинчик вдребезги! Камень в него попал здоровенный, — рыбак энергичным жестом изобразил, как жестоко обошёлся булыжник с его сокровищем. — Я сразу подумал, что это жёнка не дождалась меня с дровами и следом пошла, а кувшин со злости разбила, ведьма толстомясая. По сторонам огляделся — нет никого. Неужто, думаю, на дерево влезла? — Прямо-таки на дерево? — усмехнулся рыцарь. — Ну, подумалось мне так отчего-то, — слегка смутился рассказчик. — Я голову вверх задрал... Мать честная! Прямо над верхушками деревьев гора летит, вот-вот рухнет и раздавит меня как лягуху! Это с неё, значит, камень-то упал. Ну, думаю, спаси, Шестирогий! Ноги в руки — и бегом до дому. И про дрова забыл. — А жена что? — на сей раз не удержался от вопроса Филипп. — Слова вымолвить не дала! Как увидела, что я дров не принёс, так сразу с ухватом на меня и попёрла, ведьма. Я ей кричу, посмотри, мол, что на свете творится! А она отвечает, что уж весь город давно летучий остров с башней достопочтенного Никодимуса узрел, пока я бражку в кустах лакал вместо того, чтоб дрова рубить. И так мне, сударь, обидно стало... Речь рыбака была вновь прервана, но на сей раз дружным хохотом рыцаря и слуги. Отсмеявшись, Эдвард сунул в ладонь несправедливо обиженному ещё одну оловянку, хлопнул его по загорелому плечу и пошёл прочь с пристани. В правдивости приведших его в Усть-Упыри известий он убедился, и теперь следовало поспешить. Неизвестно, когда Никодимусу взбредёт в голову отбыть из этих мест куда-нибудь за Колдовскую Воду, на Призрачный хребет или в окрестности Новоупырска. Поэтому, отойдя от пристани, Эдвард остановился и кивнул Филиппу. Слуга обречённо вздохнул, и лицо его в миг утратило прежнюю весёлость. Он снял с плеча мешок и принялся извлекать из него уздечку, седло и стремена, недовольно при этом ворча: — Одни работают, как проклятые. Жизни своей за ради хозяина не щадят. И в бою, и в дороге с господином Эдвардом труды и опасности делят, а как монетку лишнюю, так первому встречному пропойце... — Поговори мне ещё! — со скукой в голосе прикрикнул на слугу Эдвард. Видно, брюзжание Филиппа было ему не в диковинку и успело порядком прискучить. — Не забывай, что ты всё-таки слуга, а я — рыцарь. — Ага, помнили вы о своём рыцарстве, когда с этим оборванцем полчаса лясы точили... — начал было вновь здоровяк. — Быстрее давай! — не дослушав очередную тираду, поторопил его Эдвард, нетерпеливо взглянув в сторону висящей в воздухе башни. Филипп вновь тяжело вздохнул и принялся напяливать на себя извлечённую из мешка сбрую. Потом встряхнулся и стал большим рыжим конём. Рыцарь деловито подтянул подпругу, приторочил отощавший, брякнувший железом мешок на конскую спину и сам взгромоздился туда же. Тронув поводья, он толкнул коня пятками в бока, и Филипп тяжело зарысил мимо торговых рядов в сторону городских ворот. *** Летучие острова с башнями вошли в моду и стали верхом шика среди самых сильных магов королевства лет двадцать пять или тридцать тому назад. Транспортное средство, совмещённое с жилищем, библиотекой и лабораторией, не только удобно, но и наглядно свидетельствует о могуществе своего владельца. Мало у кого достанет магических сил, чтобы без напряжения удерживать на воздухе такую громадину. Некоторые тщеславные, но не слишком сильные маги настолько напрягались, стараясь сравняться со своими более одарёнными собратьями, что ни на что иное у них сил уже не оставалось. Однако Никодимус был не из таких. Больше двух столетий этот могущественный маг, по слухам, один из сильнейших во всём королевстве, посвятил служению правителю и народу. Он долгое время возглавлял Верховную коллегию инквизиторов, затем был советником прадеда, дедушки и отца нынешнего короля по магическим вопросам. Потом преподавал в столичном университете теорию левитации и практическую телепортацию. А недавно, после нашумевшего скандала с сектой материалистов, свившей гнездо под сводами этого святилища магических наук, решил уйти на покой. Покой, впрочем, получился весьма относительным. Никодимус продолжал свои магико-исследовательские занятия, участвовал в наиболее значительных событиях в жизни королевства и продолжал изредка оказывать услуги советника первым лицам государства. Недавно, к примеру, он побывал в Староупырске, где велось расследование таинственного исчезновения опасного узника из застенков тамошней коллегии инквизиторов. Случай вопиющий, и из-за него немало голов могло слететь в прямом и фигуральном смысле. Однако благодаря Никодимусу председатель Староупырской коллегии Валент отделался строгим внушением, так как его прямой вины в случившемся не было. Никто не мог предполагать, насколько противоестественное создание обитало на заимке близ селения Гнилая Топь. В Усть-Упыри Никодимуса привело желание покопаться в древних хрониках и магических трактатах. Ему помнилось, что в древности бывали случаи, похожие на староупырское происшествие. До сих пор они считались легендами, но последние события заставляли приглядеться к ним пристальнее. Библиотека коллегии инквизиторов Усть-Упырей содержала немало редких фолиантов, которых и в столичных книгохранилищах не сыщешь. Председатель местной коллегии прислал их по первому же требованию. Вот почему летучая башня Никодимуса висела около города, тревожа покой господина наместника и вселяя волнение в сердца обывателей. По крайней мере, тех из них, у кого эти самые сердца имелись в наличии. *** Звук был назойливым и всё сильнее отвлекал Никодимуса от его занятий. Сердито захлопнув толстую книгу, отчего в воздух взвилось облачко едкой, полутысячелетней выдержки пыли, старый маг встал и нетерпеливо подошёл к узкому стрельчатому окну, чтобы выяснить источник мерзкого звука — громких заунывных завываний, повторявшихся с удручающей периодичностью. Взгляду выцветших, но ещё зорких глаз Никодимуса предстала редкая опушка пригородной рощи, мирно щиплющая траву лошадь и стоящий возле неё человек, казавшийся отсюда, с высоты, не крупнее мизинца. Вот человечек вскинул руку к лицу, и до слуха мага вновь донёсся душераздирающий вой. — Так это какой-то бездельник в рог трубит! — догадался Никодимус, насильно возвращая свой разум из вышних эмпирий к грешной земле. Раздражённый маг собрался уже отгородиться от упорного наглеца заклинанием тишины и вернуться к прерванным занятиям, но некое внутреннее побуждение заставило его передумать. Никодимус привык доверять своей отточенной веками интуиции, а потому, вместо готового уже сорваться с губ заклинания тишины, произнёс формулу переноса. Эдвард как раз набрал в лёгкие побольше воздуха, намереваясь вновь протрубить в древний, доставшийся ему от славных предков боевой рог, как вдруг неведомая сила подхватила его и оторвала от земли. Не успев опомниться, молодой рыцарь очутился в мрачноватом, сплошь заставленном книжными полками помещении перед высоким седым стариком, облачённым в черную длиннополую мантию. Рог Эдварда издал испуганный хрип, а сам молодой человек захлебнулся заготовленным в лёгких воздухом и закашлялся. Никодимус с недовольным видом ожидал окончания этого неудачного выступления. — Прокашлялся? — участливо спросил он, недобро притом усмехаясь. — Да, господин маг, — отвечал рыцарь, утирая выступившие на глазах слёзы. — Вот и замечательно. А теперь поведай мне, о юный герой, за каким лешим ты устроил этот адский вой под моими окнами? — вкрадчиво осведомился Никодимус. — Пение древнего воинского рога вы называете воем?! Да его моему предку... — подбоченился было рыцарь, но, столкнувшись взглядом с магом, сразу же осёкся и сник. — П-простите, почтенный Никодимус. Я никогда бы не осмелился нарушить ваш драгоценный покой, если бы не одно дело чрезвычайной важности... — Дело, говоришь? — пробормотал маг и, заложив руки за спину, прошёлся перед рыцарем туда-сюда. Эдвард, боясь прервать молчание, только следил глазами за перемещениями Никодимуса. — Так что же ты замолчал, герой? — внезапно остановился перед ним старец. — Ты, кажется, намеревался поведать мне что-то важное. — А? Да, конечно, — вконец растерялся Эдвард. — Видите ли, недавно я объезжал свои владения и... Даже не знаю, как это сказать... В общем, я увидел нечто! — Даже так? — вновь остановился начавший было опять расхаживать Никодимус. — И на что же оно было похоже, это самое "нечто"? — Чудовище! Уму непостижимое. Трудно описать... — Ты уж постарайся, поднапрягись, раз уж пришёл, — поощрил рыцаря старик. — Ну, оно было большое. Вроде дракона или летучего корабля... Я понимаю, это странно звучит... — Ничего, мне приходилось выслушивать и более странные вещи. К примеру, один молодой человек как-то заявил во время допроса, что дух вторичен, а материя первична. Так что продолжай. — Ну, так вот... — заговорил окончательно сбитый с толку рыцарь. — Оно, это самое, с крыльями, стояло на поляне. В лесу, возле Мертвячьих Выселок. Я как увидел, так глазам не поверил! Слуги все в рассыпную, Филипп только... ну, не важно... В общем, призвал я на помощь Шестирогого и метнул огненный шар. Знаете, я не очень способный, и шары у меня так себе, но... — Не отвлекайся! — прикрикнул заинтересованный маг. — Да, конечно. А оно, чудовище это, вдруг разозлилось, взвыло и принялось вращать крыльями. Тогда я схватил арбалет и в бок ему, чудищу этому, выстрелил. — И что? — И ничего! Клянусь честью, болт отскочил с таким звуком, будто эта тварь была из железа. И от огненных шаров она даже не почесалась! — То есть ты утверждаешь, что встреченная тобой тварь была покрыта железной чешуёй? Любопытно... — Нет, не было на ней чешуи! Она была сплошная, только здоровенный блестящий глаз на морде, как у стрекозы... Точно, она была похожа на огромную толстую стрекозу! Только размером с летучий корабль или дракона. И крылья вроде мельничных. — В самом деле странно... И что случилось дальше? — Тварь стала выть ещё громче, а потом взлетела. Я как раз вытащил меч, и хотел вышибить ей глаз, но меня чуть не сбило с ног ветром от её крыльев. — И куда же она полетела? — уточнил Никодимус. — На север. Невысоко, над самыми деревьями. А потом из виду скрылась. Никодимус пристально, с прищуром, вперился в лицо молодого человека, который невольно побледнел и отступил на шаг назад. — Не врёшь вроде... — сделал он заключение. — А ко мне зачем пришёл? Тебе следовало в инквизицию обратиться. — Как же, обращался, — отвечал Эдвард. — Прилетели два инквизитора. Один полкан такой здоровый, а второй худой, с красными глазами... — Ага, Поликрат и Лиудольф, знающие специалисты! И что они сказали? — Сказали, что нет на той поляне никаких следов магического присутствия. Говорят, примерещилось мне... А я видел! И слуги подтвердят! Хотите, Филиппа позовём, он всё время со мной был... — Не горячись, герой. Я тебе верю, — отвечал оживившийся Никодимус, сердце которого возбуждённо забилось в сухой, но крепкой ещё груди. — Что-то мне напоминает это отсутствие магических следов. Не говоря больше ни слова, старик стремительным шагом покинул помещение, оставив растерянного рыцаря в одиночестве. Эдвард начал озадаченно озираться, как вдруг его снова подхватило магическим переносом, и он оказался в другой комнате. Там уже находился Никодимус, стоявший перед большим хрустальным шаром, что покоился на кованой ажурной подставке. *** — Итак, товарищи, в этом мире мы столкнулись с незарегистрированным прежде феноменом. Антон предложил называть его пока Икс-фактором. В природе этого явления предстоит разбираться физикам и биологам, а наша задача — изучение социальных процессов, происходящих на исследуемой планете, — завершил свой краткий доклад руководитель экспедиции Александр Васильевич. Просторная, сверкающая хромом и неоном рубка приписанного к Институту экспериментальной истории звездолёта, где проходило совещание, погрузилась в тишину. Все молчали, осмысливая сказанное. — Нет, не могу поверить во всю эту чушь! — вскочил вдруг Пашка. Его круглое, и без того постоянно румяное лицо от волнения раскраснелось ещё больше, тёмные усы встали дыбом. — Товарищи, это же... Мы же современные люди, коммунары, материалисты! А нам предлагают принять существование колдовства, упырей каких-то и прочей мифологической чепухи. Что здесь вообще происходит? Этого не может быть! — Может, Павел. Может, — строго посмотрел на него Александр Васильевич. — Сведения, собранные оставленным прошлой экспедицией АКИМом, ещё предстоит до конца расшифровать и подвергнуть тщательному изучению. Но того, что мы уже знаем, достаточно, чтобы считать высказанное Антоном предположение вполне обоснованным. Пашка вопросительно взглянул на Антона. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла, и задумчиво теребил прядь длинных, с густой проседью волос. Почувствовав взгляд друга, он поднял глаза и кивнул. — То, что я видел во время высадки, только подтверждает полученные АКИМом данные, — проговорил он. — Датчики вертолёта зафиксировали довольно сильный плазменный удар, хотя у парня не было в руках ни бластера, ни чего-то похожего. Технологический уровень мира полностью исключает создание здесь подобных устройств. И уж тем более никакой технологией нельзя объяснить, что лошадь напавшего на вертолёт аборигена вдруг превратилась в человека. После этих слов рубка взорвалась криками — удивлёнными, возмущёнными, восхищёнными. *** Людей в столовой звездолёта почти не было. Только сидевшая через столик темнокожая этнопсихолог Джейн Мбвани задумчиво жевала что-то, не отрывая взгляда от портативного терминала. — Долго вы ещё собираетесь меня опекать? — сказал Антон, пристально глядя на Пашку. — Да, там, в Арканаре, я сорвался. Ты и сам всё знаешь... Меня на несколько лет отстранили от полевой работы. Но теперь комиссия признала меня полностью адекватным, и никто, кроме вас с Анкой, не возражал против моего участия в экспедиции. По-вашему, я должен до конца жизни похоронить себя в лабораториях и вычислительных центрах? — Отважный дон Румата рвётся в бой, — усмехнулся Пашка, отставляя в сторону стакан с компотом и вытирая ладонью усы. — Пойми, Антон, нами руководит только тревога за тебя. Здесь же чёрт знает что творится! До сих пор не могу поверить. И мало ли... — Уж не хочет ли сказать благородный дон Гуг, что я не способен держать себя в руках? — крупные выразительные глаза Антона приобрели холодный оттенок. — Конечно, я натворил дел в Арканаре. И себя, и весь отдел подставил. Но ты же прекрасно помнишь, как там всё было! Я столько раз предлагал... — Всё-всё, извини, — воздел Пашка ладони в примирительном жесте. — С каждым может случиться в подобных обстоятельствах. Я и сам временами бывал на грани. Тем более тебя можно понять... Оба на некоторое время умолкли. Антон ясно, как будто не минуло столько лет, вспомнил ласковый взгляд Киры, запах её огненных волос и мягкий, за душу бравший голос. А перед мысленным взором Пашки вновь встала страшная картина кровавой дороги, оставленной Антоном от двухэтажного особняка на улице Медников до королевского дворца, занятого изменником и узурпатором доном Рэбой. Джейн Мбвани оторвала взгляд от терминала и удивлённо посмотрела на притихших друзей. Первым опять не выдержал Пашка. — Хорошо им там, в Центре, циркуляры рассылать! "Доставить не менее двух представителей местного населения, обладающих экстраординарными способностями, для контакта и комплексного исследования", — процитировал он недавно полученное распоряжение руководства Института экспериментальной истории. — А имеем ли мы право вырывать индивида из привычной среды, везти его за чёрт знает сколько светолет? Об этом кто-нибудь подумал? А ещё прогрессоры, гуманисты... — Контакт в любом случае необходим. Общественные формации на большей части планеты — типичный феодализм. Вполне в рамках базисной теории, хоть и со своими особенностями. Уже принято решение о детальном изучении с целью создания агентурной сети и прогрессивного воздействия на население, — нарочито сухо отвечал Антон. — Пойми, Пашка, даже если мы вдруг решим протестовать, нас не станут особенно слушать. Аборигенов всё равно извлекут из привычной среды и отвезут на Землю. Ради всеобщего блага необходимо подвергнуть некоторых индивидов определённым неудобствам. Но лучше будет, если мы окажемся первыми из землян, кого они узнают. Мало кто имеет наш опыт жизни в феодальном обществе, способен понять образ мысли человека оттуда. Мы постараемся смягчить переход, уменьшить шок... — Ну, шок психологи смягчать будут, они это лучше умеют... Я так понимаю, что твоя кандидатура уже утверждена? — спросил Пашка, сердито втягивая ноздрями кондиционированный, напоенный синтетическими ароматами воздух. — Да, изъятие поручено мне. И мой план утвердили тоже. — В чём же заключается ваш план, благородный дон Румата? — Всё просто. Брать будем того парня, который напал на вертолёт, и его... кгх-м... коня. За ним уже установлено наблюдение, он как раз возвращается в свой феод. Я встречу его на дороге и предложу поединок. Использую легенду Руматы Эсторского. Знания о географии находятся здесь в зачаточном состоянии, так что вопросов она вызвать не должна. В это время два АКИМа обездвижат коня, а потом и самого рыцаря. Вызовем вертолёт и перевезём их на наземную базу, а оттуда — модулем на корабль. — Не слишком ли всё сложно? — поморщился Пашка. — Может, просто обездвижить, погрузить и привезти? Без всей этой театральщины и драк на дорогах. И потом, это может быть опасно. — Брось! Что сможет сделать его меч против веерной защиты и металлопластовой брони, а плазменные шары — против поглощающего поля? К тому же, мы обязаны больше думать о психическом состоянии наших... объектов изучения, а не о собственной безопасности. Всё ещё хмурый Пашка неудовлетворённо хмыкнул, но Антон уже улыбался своей прежней улыбкой — открытой и светлой. *** — Не соблаговолит ли любезный рыцарь сойти с коня, дабы скрестить клинки? — голос прозвучал с никогда ранее не слышанным акцентом, а крепкая фигура возникла посреди узкой лесной дороги как из-под земли. Эдвард натянул поводья, и недовольный Филипп сердито зафыркал, перебирая копытами. — С кем имею честь, сударь? И достаточно ли вы благородны, чтобы я мог сразиться с вами? — спросил молодой человек, внимательно оглядывая высокого незнакомца в добротных доспехах, с двумя мечами на бёдрах и тяжёлым обручем на поседевших прежде срока волосах. — Я — Румата Эсторский, странствующий рыцарь. По сравнению с моим древним родом ваши короли не многим благороднее какого-нибудь разносчика кваса на деревенском базаре. И я хочу, чтобы вы признали это. — Для меня было бы бесчестьем согласиться с вашими словами, сударь, — нахмурив брови, отвечал Эдвард. — Не знаю, где находится этот ваш Эстор, но я докажу вам сейчас, что у нас умеют постоять за доброе имя своих сюзеренов. — Отлично. Тогда назовитесь, наконец, и сойдите с коня. Или здешние правила чести допускают сражение конного против пешего? — Вы упорно пытаетесь оскорбить меня! — возмутился рыцарь и спрыгнул с седла. — Надеюсь, вы дадите мне время надеть латы? На мне только лёгкая кольчуга. — Извольте, я подожду, — отвечал незнакомец. — Я — Эдвард из Нижних Умертвий, — представился молодой человек, а затем обратился к своему коню. — Филипп, подай мне латы и шлем. Конь встряхнулся всем крупным телом и тут же превратился в широкоплечего человека с уздечкой на длинноволосой голове, седлом и мешком на спине. Лицом он несколько напомнил Румате незабвенного отца Кабани, каким тот, наверное, был в молодости. Оборотень сразу же скинул сбрую наземь и принялся деловито рыться в мешке, извлекая из него наручи, шлем и ещё какое-то железо. При виде превращения брови Руматы поползли на лоб. — Удивлены, сударь? — спросил с усмешкой Эдвард. — Признаться, не ожидал, что ваш конь и ваш оруженосец едины в двух лицах, — соврал Антон. — Его зовут Филипп. Он только слуга. Я не достаточно богат, чтобы содержать оруженосца. Однако своих предков могу перечислить на протяжении семнадцати поколений, и все они были людьми благородными. Это на тот случай, если вы вдруг сочтёте меня недостаточно знатным и передумаете драться. "Ох уж эта дворянская спесь", — подумал Антон, а вслух сказал: — Что вы, сударь! И в мыслях не было усомниться в вашем происхождении. — Это радует, — невнятно отвечал Эдвард, которому Филипп с недовольным ворчанием как раз застёгивал на подбородке шлем. — В противном случае мне пришлось бы отстегать вас плетью. — Не стоит доводить дело до подобных крайностей. Давайте лучше просто скрестим клинки, как и полагается благородным до... э-э-э... людям. — С удовольствием. Но у вас два меча, а у меня только один. — Ничего, второй я отложу в сторону. Итак, мы можем приступать? — Разумеется. Но сначала, по правилам честного поединка, вы должны назвать своё сословие. — Сословие? — затруднился с ответом Антон, наспех усвоивший под гипнозом краткий курс местного языка. — Кажется, я уже сообщил вам, что принадлежу к знатному роду... — Ну, у нас так называют дар, магический талант. Я вот пиромант. А вы? — А, понятно! Простите, я ещё не вполне освоился с вашим наречием. Оно совсем не похоже на эсторское... Мой дар — гасить чужую магию, если она направлена во вред. — Выходит, вы "щит". Замечательно. Сейчас проверим, что сильнее — моё пламя или ваш "брандмауэр", ха-ха! — засмеялся Эдвард, уже почувствовавший боевое возбуждение. О значении последнего слова Антон скорее догадался, чем понял его. На дальнейшие размышления времени уже не оставалось — противник отсалютовал ему мечом и быстро атаковал. Следует признать, что рубился парень славно. Антон едва не пропустил один из его ударов. Однако боевые приёмы, которые станут известны в этом мире лишь несколько столетий спустя, сыграли свою роль, и дон Румата начал всё увереннее теснить своего противника. Сталь в руках опытного бойца сверкала с такой быстротой, что казалось, будто в руке его не один меч, а целая дюжина. Звон, скрежет! Высверк луча на клинке! Ещё один! — Всё-то им забавы, господам, — ворчал между тем стоявший в сторонке Филипп. — А ты их потом лечи, ночей не спи, раны кровавые перевязывай... И что, благодарны они тебе за это? Как же, дождёшься от них! Из-за глотка вина — сразу в рыло! Филипп всё не мог забыть, как решил отдохнуть во время визита хозяина в летучую башню мага, и как внезапно появившийся Эдвард застал его удобно сидящим на боевом седле с хозяйской фляжкой в руках... Тем временем поединок на узкой дороге всё более приобретал неблагоприятный для молодого рыцаря оборот. Эдвард, почуяв, что дело плохо, отскочил назад, вскинул руку, и из сложенных затейливым образом пальцев вырвались один за другим два ослепительных шара, похожие на маленькие шаровые молнии. Врезавшись в нагрудник Руматы, они лишь заставили его пошатнуться, а сами растеклись по доспеху волнами колючих искр и угасли. Антон бросил быстрый взгляд на индикатор, замаскированный под элемент орнамента наручи. Заряд генератора поля был почти исчерпан. Ещё пара таких шаров, оказавшихся мощнее, чем ожидалось, и его защита будет пробита. А от раскалённой плазмы металлопласт не защитит. Левой рукой Антон коснулся своего обруча, отдавая тем самым приказ паре АКИМов, укрывавшихся до поры за деревьями. Пока Румата отражал очередной выпад рыцарского меча, невысокие фигуры бесшумно возникли позади напряжённо следившего за схваткой Филиппа. Здоровяк вдруг обмяк и стал падать на землю, но ловкие руки тут же подхватили его и оттащили в заросли. Андроиды вернулись быстро и направились в сторону Эдварда, а Антон приготовился отвлечь его и сымитировать оглушающий удар, чтобы конец схватки выглядел как заслуженная победа, а не бесчестное похищение. Это должно было облегчить общение в будущем. *** Дверь Максу открыла Танька, взглянув на него, как обычно, с видом некоторого превосходства. С высоты своей длинной угловатой фигуры и трёхлетней разницы в возрасте она могла себе это позволить. — Серёга дома? — буркнул Макс. — И ты здравствуй, — сладенько улыбнулась ехидная Танька. — Ну, привет... Так дома Серёга? — Где же ему ещё быть. Опять из-за компьютера не вылезает весь день. Ослепните скоро от своих игр... Не слушая занудные Танькины нравоучения, Макс стащил с ног кроссовки и, прошмыгнув мимо неё, направился в комнату Серёги. Тихонько подкравшись к увлечённому игрой другу, он некоторое время наблюдал за происходившим на экране монитора сражением. Сергей, ощутив за спиной чьё-то присутствие, начал оборачиваться. И тогда Макс, поддавшись какому-то наитию, будто кто на ухо шепнул, протянул руку через его плечо и наугад нажал несколько клавиш. — Сдурел, придурок?! — подскочил Сергей. — Привет! Шуганулся? — заржал Макс. — Ща как дам в лоб, сам шуганёшься! — обиженно ответил Сергей приятелю. — Ну вот, миссию завалил из-за тебя... — Сохраняться надо. В чё играешь? — "Трудно быть богом-5". Не пробовал? — Не-а. Прикольно? — Да так себе... — Ну чё, пойдём? — Куда? — Кончай тормозить! У нас же репетиция. Забыл? — А-а-а... — Собирайся давай. А то Алка опять разорётся... — Сколько раз вам повторять, чтобы не называли Аллу Витольдовну Алкой? — подала голос нарисовавшаяся в дверях Танька. — Отвали, — посоветовал ей Сергей, выключая компьютер. — И в выходной от вас людям покоя нет. От твоего занудства, и от Алкиных утренников. — Это не утренник, а школьный спектакль, — нравоучительным тоном сообщила Танька. — Тебе двойку по литературе исправлять надо, так что иди, репетируй. А то Алла Витольдовна и за четверть тебе двояк вкатает. — Ты бы вышла, мне переодеться надо, — глянув на сестру исподлобья, процедил Сергей. — Подумаешь... — вздёрнула носик Танька и, развернувшись на пятках, с гордым видом удалилась на кухню, помогать матери печь дежурный воскресный пирог. — Да, нелегко тебе с ней, — посочувствовал приятелю Макс. — Да ладно, куда ж от неё денешься... — вздохнул в ответ Серёга и задумчиво поскрёб пальцем оттопыренное ухо. *** Антон так и не понял, что произошло. АКИМы, вместо того, чтобы сделать рыцарю обездвиживающую инъекцию, повели себя совершенно неадекватно. Они сбили Эдварда с ног, столкнулись друг с другом и, едва не повалив самого Антона, шатающимися походками, с шумом и треском удалились в заросли. Рыцарь тем временем откатился в сторону, проворно вскочил на ноги и метнул в Румату новую пару огненных шаров. Первый из них попал в наплечник, заставив жалобно запищать разрядившийся генератор защитного поля, а второй Румата принял на меч. Клинок мигом раскалился посередине, осыпал своего владельца брызгами расплавленного металла и развалился надвое. — А, мерзавец! — вскричал Эдвард. — Так понадеялся на свою подлую засаду, что даже меч не заговорил! Ну, я тебя сейчас... Румата отбросил в сторону оплавленный обломок, быстро поднял с обочины второй меч и занял безукоризненную боевую стойку. Однако напасть Эдвард не успел. За его спиной раздался треск сучьев, и на дорогу, обалдело крутя всклокоченной головой, выбрался на четвереньках Филипп, а с противоположной стороны показались несколько пришедшие в себя АКИМы. Мигом оценив соотношение сил, доблестный рыцарь попятился и крикнул слуге: — Оборачивайся! Филипп неуклюже затряс всем крупным телом и превратился в коня. Его поначалу повело в сторону, однако в теле скакуна устойчивость к произведению земных химиков, впрыснутому в кровь оборотня, оказалась ещё выше. Упершись всеми четырьмя копытами в землю, Филипп обрёл равновесие и замер в ожидании хозяина. Рыцарь прямо так, без седла, вскочил на спину коня и толкнул его каблуками в рёбра. Филипп поскакал по дороге тяжёлым галопом, а Эдвард, обернувшись к Румате, крикнул: — Вы трус, сударь! Вы бесчестный человек! И залился громким оскорбительным смехом. В голову Румате Эсторскому ударил гнев, и он готов был устремиться в погоню, чтобы заставить дерзкого обидчика подавиться этими словами. Однако вовремя вспомнил, что на самом-то деле он Антон, а ни какой не дон Румата. Коммунар и гуманист, а не спесивый дворянчик из глухого Средневековья, помешанный на сбережении ложно понимаемой чести. Взяв себя в руки усилием воли, Антон посмотрел на ожидавших нового приказа андроидов и скомандовал: — Отбой! Возвращаемся на Базу. — А как же, дядечка, разве его милость рыцаря ловить не будем? — спросил вдруг один из АКИМов, имевший вид губошлёпого конопатого парня. Антон вспомнил, что это тот самый андроид, который несколько лет, ещё с прошлой экспедиции, оставался на планете для сбора данных. — Нет, не будем. И напомни мне потом почистить твою память, — со сдержанным раздражением ответил Антон. Эдварда он решил не преследовать. Конечно, его помощники с их титановыми скелетами, синтетическими мышцами и почти неистощимыми генераторами в груди вполне способны догнать любого коня. Но, в конце концов, у коммунара тоже может быть гордость и уважение к достойному противнику, а не одно лишь чувство долга и ответственности за порученное дело. *** — Достала Алка вконец! — ворчал Сергей. — Я и так, и эдак. А она заладила: "Не верю!" Тоже мне... Толстоногов в юбке! — Товстоногов, — поправил приятеля Макс, набравшийся кое-каких сведений от своего деда, принадлежавшего к редкой профессии театрального критика. — И вообще, это Станиславский говорил, кажется... — Да по мне хоть Лев Толстой! Я ей актёр что ли? Корячусь, как не знаю кто, из-за этой двойки по литературе. Может, я её и так в последней четверти исправлю. — Ага, исправишь ты! — заржал Макс. — Как вспомню, что ты в сочинении написал! "Из всех героев классических произведений мне больше всего нравится капитан Натаниэль из вторых "Корсаров". Гы-ы, держите меня семеро... — А в лоб? — хмуро огрызнулся Сергей, в глубине души признававший правоту приятеля. Негромко переругиваясь, они шли по весенней улице, обходя последние кучи грязно-серого снега, увёртываясь от редких встречных прохожих и брызг мутной воды из-под колёс проезжавших автомобилей. Вечерело. Только что зажжённые фонари отражались в мелких лужах, готовых подёрнуться на ночь тонким ледком. Вдруг Макс схватил приятеля за рукав. — Стой! Давай обойдём по другой стороне, — сказал он, кивнув в сторону стоящей впереди группы. Семь или восемь рослых парней с гладко выбритыми черепами, одетых в чёрные клёпанные куртки и высокие тяжёлые ботинки, толпились на углу возле кафе. Они что-то громко обсуждали, поминутно матерясь и прикладываясь к пивным бутылкам. — Скины, — проворчал Серёга. — В самом деле, лучше обойти... После этих слов оба приятеля, вместо того, чтобы перейти на другую сторону улицы, как зачарованные, быстрым шагом направились к толпе. — Привет истинным арийцам, — обратился к скинам Сергей. — Днюху фюрера празднуете? Так вроде рано ещё. — Не понял... — удивился один из бритоголовых. — Те чё надо, малой? — Да вот, слышал, тебя Железным Крестом наградили за победу над таджикским дворником. Зашёл поздравить, — небрежным тоном отвечал Сергей, будто со стороны ужасаясь собственным словам. — Дерзишь, мелкий?! — возмутился другой скин, наклоняясь к мальчишкам. — Не страшно? — А правда, что ваш папа раввин, а мама — посудомойка из Узбекистана? — вежливо осведомился Макс, сам не соображая, что говорит. — Оборзела мелкота! — пьяно взревел ещё один бритоголовый. — Держи унтерменшей! Серёга и Макс, не сговариваясь, разом бросились наутёк. Толпа затопала вслед за ними, расплёскивая стылые лужи тяжёлыми подошвами и матерясь. "Гр-рум, гр-рум!", — раздавалось за спинами испуганных мальчишек. — Ты сдурел? — на бегу крикнул Макс, когда они перескочили улицу перед самым бампером грузовика, на миг задержавшего преследователей. — А сам? — ответил Серёга и, оглянувшись, прибавил ходу. Шансов уйти от толпы тренированных скинов у пары заядлых геймеров было мало, но жить хотелось отчаянно. Причём жить, по возможности, как можно более здоровыми. *** Водя ладонями над большим хрустальным шаром, старый маг Никодимус пристально вглядывался в его прозрачную, таинственно мерцающую толщу. Там виднелся кусок серой улицы какого-то города, тускло озарённый светильниками на высоких столбах. По улице во весь дух мчались две маленькие тощие фигурки, за которыми неслась толпа крупных, одетых в палаческие костюмы парней. Никодимус усмехался. — Так-то вот, — сказал он, шевеля пальцами над поверхностью шара. — Доигрались? Думаете, только вы можете за верёвочки дёргать? Мало того, что эти в чужом мире свои порядки наводить собрались, так ещё и всякие молокососы им помогать станут! Противоестественным способом притом. Вот я вам! На всю жизнь запомните...