То, что уже нельзя исправить. Часть 2.
7 августа 2021 г. в 00:48
Его мама любила это место. Когда он был маленьким, она каждые выходные приводила его сюда, и они проводили весь день вместе. Только вдвоем. Даже когда болезнь совсем одолела Шарлотту Джонсон, когда силы покинули ее, а жизнь стала невыносимой пыткой, она все равно продолжала соблюдать их маленькую традицию.
-Здесь так спокойно, — однажды сказала она, улыбаясь и нежно глядя на сына.
Они пускали воздушного змея, лежали на мягкой траве в лучах ласкового солнца, играли в прятки среди величественных деревьев, устраивали пикники с твороженными кексами, мороженным и яблочным соком и считали бесчисленные облака на лазурном небе.
Сегодня здесь тоже было спокойно. Черная озерная гладь, поглотившая черноту неба. Тишина, вязкая и липкая. Туман, мягко окутавший стволы деревьев и невысокие кустарники. Ветер стих. На горизонте слабо мерцал далекий и безразличный город. От земли веяло холодом, пробиравшим до костей. Ветки громоздких деревьев уродливыми клешнями закрывали бездонно-черное холодное небо.
Люк не помнил, как попал сюда. Это было неважно. Ничего не было важно.
Он остановился у кромки воды. Мыски ботинок тут же промокли, но Люк этого не почувствовал.
Его разум пытался ухватиться за происходящее, но никак не получалось. Перед глазами мелькали лица.
Лицо мамы. Каре-зеленые глаза, полные доброты и спокойствия, полные любви к нему и любви к жизни. Тонкая мягкая улыбка. Белая, как фарфор и нежная, как крылышко мотылька, кожа.
Лицо Гвен. Согревающее и успокаивающее, кажется такое родное и знакомое, тепло в зеленых глазах сменяется липким страхом, смешанным с ужасом настолько сильным, что в какой-то момент Люк и сам начинает себя бояться. Но вскоре страх перерастает в злость и презрение, а затем и в жалость. От этих глаз у Люка кружится голова и становится душно.
Лицо отца. Лысый уставший мужчина с мутными глазами. Грубые черты лица, злое выражение лица, но в глазах совсем нет злости. Лишь глубокая непроходящая боль. Неожиданно лицо преображается и становится таким, каким Люк его почти не запомнил, таким каким оно было когда-то давно. Каштановые лохматые волосы, спокойные и ясные карие глаза. В лице больше нет злости, лишь открытость и доброта. Его улыбка согревает и дарит ощущение безопасности.
Затем снова лицо мамы. Теперь полное боли и сожаления. Печали и беспомощного смирения. Ее глаза просили прощения и ее глаза прощались с ним. Прощались прежде, чем погаснуть и стать стеклянными навсегда. Глаза, в которых уже давным-давно закончились слезы. Глаза, которые с болезненной ненасытностью смотрели на мир в последний раз.
Снова лицо отца. Такие же стеклянные глаза, как у мамы. Пустые и застывшие, в обрамлении распухших век. Съехавшая в бок переносица. Приоткрытый рот, в котором не хватало несколько зубов. Опухшие веки и кровь, алыми ручьями сочившаяся из ран. Лицо, которое было изуродовано настолько, что Люк едва находил знакомые черты. Фрэнка Джонсона выдавали лишь глаза. Жизнь покинула их вместе с болью, которую он носил в себе, и они снова стали ясными и спокойными, какими были когда-то.
Лица сменяли друг друга снова и снова. Они пугали Люка, они доводили его до немого ужаса, парализовали его изнутри. Они дарили надежду и тут же отбирали ее. Они были такими родными, но повергали в ужас. Они заставляли его чувствовать боль снова и снова, а он больше не мог.
Луна, выглянувшая из-за облаков, отразилась в черных водах. Лунная дорожка, состоящая из множества бликов, мерцала на самой поверхности озерной глади.
Люк безразлично уставился на нее. Весь мир вокруг словно замер, затих, перестал существовать. Лунная дорожка извивалась, будто зазывая Люка.
Пошатнувшись, он сделал неуверенный шаг вперед, наступая ботинком в озеро. Ледяная вода тут же поглотила кроссовок, но Люк не ощутил холода. Он больше не чувствовал ничего. Ни обиды, ни злости, ни боли. Внутри него была лишь пустота. Черная. Бездонная. Слишком большая, чтобы удержать ее в себе. Его сухие глаза были прикованы к черным водам озера. Ему хотелось слиться с этой чернотой, стать ее частью и раствориться в ней навсегда.
Люк продолжил идти. Джинсы намокли и потяжелели. От ледяной воды стучали зубы, плечи непроизвольно задрожали. Изо рта вырвались рванные клубы пара.
Лица тех, кого он любил, бесконечной каруселью мерцали в его сознании. Их боль, их страх пропитывали Люка насквозь. Он пытался сосредоточиться на лунной дорожке и завороженно шел к ней.
Ноги путались и увязали в иле. Люк почти зашел по пояс, карманы брюк со всем содержимым ушли под воду. Дыхание становилось более спокойным. Веки тяжелели. Он больше не дрожал.
Лица. Лица все мелькали, не оставляя его в покое.
Ледяная вода коснулась груди.
Ледяная вода коснулась шеи.
Люк замер.
В голове стало пусто. Лица исчезли. Неожиданно ему вспомнился один из дней, проведенных тут с мамой. По ледяной щеке скользнула слеза.
«Я хочу быть с тобой. С тобой и с отцом», — подумал Люк.
Люк медленно опустил голову под воду. Тьма обступила его со всех сторон. Мутные воды выталкивали его наверх, но он сопротивлялся изо всех оставшихся у него сил.
Грудную клетку сдавило с невероятной силой. В глазах темнело и, не выдержав, Люк сделал вдох. Он ощущал как вода наполняет его легкие, как последние пузыри кислорода срываются с его губ и стремительно мчатся к поверхности.
На мгновение им завладел страх, но на смену ему вскоре пришло спокойствие. Обволакивающее все тело и сознание глубинное чувство опустошения. Словно вся та чернота, что была внутри него растворилась в этих мутных водах. Его тело безжалостно извивалось в конвульсиях, но он этого не замечал.
Люк смотрел на черную толщу воды. Внутри себя он ощутил эйфорию. Ему казалось, что он больше не Люк Джонсон, а сразу все это озеро. Безразличное, холодное и безмятежное.
Последнее, что видел Люк перед тем, как потерять сознание — странные тени, приближающиеся к нему. Но ему было плевать на них. Они ничего не могли ему сделать.
***
Тело Люка Джонсона обхватили с двух сторон и потащили к поверхности. Когда его голова вынырнула из-под толщи воды, он не дышал. Парень и девушка, уцепившись за тело Люка, спешили доплыть до берега.
Когда у них это получилось, Кевин не без труда вытащил неподвижное тело Люка на берег. Гвен обессилено упала перед ним на колени и прижалась ухом к мокрой груди Люка.
-Он не дышит, — ее голос дрожал от отчаяния и холода.
Парень нервно запустил руку в мокрые волосы, затем присел на колени рядом с телом и принялся всем весом надавливать на середину грудной клетки. Изо рта и носа Люка лилась вода. Выдохшись, Кевин отстранился. Гвен зажала нос Люка и принялась делать искусственное дыхание. Через какое-то время у нее закружилась голова и ей пришлось прерваться. Кевин снова принялся надавливать на грудь Люка.
Люк не двигался. Его лицо было бледным и умиротворённым. Казалось, он слегка улыбался.
Гвен снова принялась делать искусственное дыхание.
-Гвен…
В голосе Кевина звучало сожаление. Девушка никак не отреагировала, продолжая делать искусственное дыхание.
-Гвен, — повторил Кевин, — он уже не очнется.
Гвен отстранилась от губ Люка и принялась сама надавливать на его грудную клетку. Тело Люка безжизненно качалось от толчков девушки.
Кевин понимающе поджал губы, решив дать ей еще немного времени, чтобы смириться.
Гвен выдохлась. Она остановилась, закрыв рот ладонью. Из глаз хлынули слезы, смешавшись с каплями озерной воды.
-Мне жаль, — мягко сказал Кевин.
Люк Джонсон с шумом вдохнул воздух. Машинально повернувшись на бок, начал давиться водой, что была у него в легких.
-Он живой! — не веря своим глазам произнесла Гвен.
Воздух больно обжог легкие Люка. Он обессилено повернулся обратно на спину. Чьи-то руки поймали его голову и уложили себе на колени. Голова кружилась, все вокруг было нечетким, будто он до сих пор смотрел на мир сквозь толщу темной воды. Вода в ушах не давала слышать, а ясность сознания никак не приходила.
Люк безразлично уставился на Гвен. Неожиданно его глаза широко распахнулись, рот слегка приоткрылся.
-Мама… — прошептал он.
Кевин и Гвен озадачено переглянулись.
-Я не…
-Мама, — повторил Люк.
Из его глаз, заливаясь в уши, хлынули слезы. Рот растянулся в блаженной улыбке. Уголки губ подрагивали.
Люк видел свою мать, склонившуюся над ним и мерцающую словно ангел. Рука сама потянулась к ее лицу и нащупала щеку. Холодную, но настоящую.
-Мама, прости меня, — пробормотал Люк, судорожно хватая воздух.
Кевин Левин поднял с земли куртку, которую скинул с себя перед тем, как нырнуть в воду, и вытащил из кармана телефон. Он набрал 911.
-Я убил его, — сквозь слезы бормотал Люк, — я не хотел…прости меня…я не хотел.
Кевин и Гвен снова испуганно переглянулись.
***
Люк наконец-то очнулся. В начале он решил, что умер.
Все вокруг слепило своей белизной. Он ощущал спокойствие и безмятежность.
Затем зрение и слух начали приходить в норму. Он не умер, он в больничной палате.
Неожиданно Люк ощутил все свое тело, которое будто не замечал до этого. Грудная клетка безумно болела, горло жгло, голова была невыносимо тяжелой.
Его взгляд упал на Гвен. Девушка спала. Она была завернута в одеяло, волосы до сих пор были мокрыми. Рядом, также завернутый в одеяло, сидел Кевин. Он не спал.
Парни встретились взглядами.
В начале Люк не ощущал ничего, но затем все его переживания и вся боль, которую он постоянно ощущуал внутри, начали возвращаться. Он ощутил отчаяние.
-Зачем вы спасли меня? — спросил он, хрипя.
Кевин задумчиво молчал.
-Я знаю, что ты сделал, — наконец сказал он, — здесь полиция.
Люк бросил взгляд на закрытую дверь палаты.
-Ты избил и угрожал Эмили, избил Джеймса Миллера, — начал Кевин.
Лицо Люка было отстранённым и безразличным.
-Ты убил Марка Уилсона.
Люк вновь посмотрел на Кевина.
-Кто это?
В глазах Левина блеснула злость и презрение. Он сжал кулаки.
-Так звали работника магазина «НАКС» около заправки, которого ты убил. Полиция нашла на месте преступления твою кровь и твои отпечатки на орудии преступления. К тому же ты попал на камеры.
Люк перевел безжизненный взгляд на Гвен.
-Она знает?
Кевин криво усмехнулся.
-Пока нет. А ты еще на что-то надеешься?
-Нет, — вяло ответил Люк, — просто хочу, чтобы она не знала об этом как можно дольше.
Оба парня уставились на спящую девушку.
-И наконец, ты убил своего отца, — закончил Кевин, переводя взгляд на Люка.
Люк медленно прикрыл дрожащие веки. Его дыхание ускорилось и это причиняло ему боль.
Люку было нечего сказать. Боль от осознания того, что он натворил захлестнула все его тело и разум. Если бы он был способен ненавидеть, то возненавидел бы их за то, что они не дали ему умереть.
И возненавидел бы себя. За все, что сделал.
-Если бы я знал, что ты натворил, я бы не стал вытаскивать тебя из озера, — бросил Кевин.
Люк безразлично уставился в стену. Его губы дрожали, из глаз потекли слезы.
-Но раз уж тебе не повезло сдохнуть, возьми на себя ответственность за то, что натворил.
В голосе Кевина скользило нескрываемое отвращение и злость. Отец Кевина погиб, когда он был еще ребенком. Левин испытывал глубокое чувство презрения к человеку, способному убить своего отца. Гвен, не просыпаясь, сползла ему на плечо, и он приобнял ее, будто отгораживая от Люка.
Люк продолжал неподвижно смотреть в стену перед собой. В палату вошла медсестра. В проеме, через открутую ею дверь, виднелись двое полицейских. Люк не реагировал.
***
Бен битый час сидел в холле больницы.
-Может вы все-таки пустите меня? — спросил он у медсестры, притворно улыбаясь.
-Молодой человек, — с раздражением произнесла женщина, — повторяю, в палате могут находится только двое посетителей! Ждите, пока кто-нибудь из ваших друзей выйдет.
Бен, который, уже несколько раз пытался надавить на то, что он герой-спаситель всей галактики, раздраженно вздохнул. Он больше не мог ждать. В голове родилась идея.
Найдя на циферблате часов Желе, он уже почти нажал на кнопку, когда услышал, как знакомый голос зовет его по имени.
Бен обернулся.
-Джули? — парень застыл от удивления, — что ты тут делаешь?
-Привет, Бен. Я хотела с тобой поговорить.
Примечания:
Это предпоследняя глава, так что близимся к концу)