Хэвистон-корт

Явление блистательного мистера Уиллоби произошло вскоре после нашего разговора. Сперва мы узнали, что Мэриан Дэшвуд подвернула ногу. Миссис Мортон и Пэтти нанесли визит пострадавшей, чтобы убедиться, что не произошло ничего более серьёзного, а на следующий день в гостиной Хэвистон-корта появился и сам герой, несший на руках под дождем млеющую среднюю мисс Дэшвуд. Он улыбался, говорил комплименты и был приятным во всех отношениях, галантным джентльменом. При виде тщательно подбритых бачков нового знакомца и изящнейшего банта шёлкового галстука, украшавшего его шею, мне немедленно вспомнились история мистера Крэйдона, соблазнившего на Барбадосе наивную и романтичную мисс Уэзерби, и книга мисс Остин. Интересно, этот Уиллоби тоже в долгах? Но тогда у мисс Мэриан имелась сильная конкурентка в лице Пэтти – приданое мисс Эннис было более жирным куском, чем скромные средства сестёр Дэшвуд. Другое дело, что сама Пэтти явно не была в восторге от кавалера. – У него поместье в Сомерсетшире, – рассказал лорд Миддлтон, немедленно озаботившийся подноготной нового ухажёра своей подопечной, – кажется, приносит фунтов семьсот в год. Немного. Да и заложено, насколько я знаю. Но у мистера Уиллоби есть пожилая родственница, миссис Смит, он – её единственный наследник. Время от времени он приезжает навестить её, а больше она ни с кем и не общается. Миссис Мортон поджала губы. – Терпеть не могу мотов, – сказала она. – Есть что-то отвратительное в том, как молодой человек просаживает собственное состояние, а потом ищет богатых невест или обхаживает богатую родню, дожидаясь её смерти. – Манеры у него вполне приличные, – ответил сэр Джон, – и ещё он владелец лучшей суки пойнтера во всём графстве и отличной кобылы. Пэтти скорчила презрительную гримаску. Похоже, что этих неоспоримых достоинств для неё было недостаточно. Впрочем и сам мистер Уиллоби быстро понял, что в Хэвистоне ему ловить нечего. Несмотря на всю его обходительность и дружелюбие, он не любил детей. Никто не заставлял его восхищаться ангелочками и сюсюкать с малышнёй, но само присутствие не только младших детей, но даже и подростков вызывало у него с трудом скрываемое отвращение. Он брезгливо отстранялся от Эндрю и Уолли и мог, предварительно удостоверившись, что на него не смотрит никто из взрослых, оттолкнуть подошедших слишком близко Мэри или Элспет. Нет, я не считала, что все должны обожать чужих детей, но от человека, буквально лучащегося приятностью, подсознательно ждёшь несколько другого поведения. Ох, чего-то меня потянуло в высокий стиль... Мисс Мэриан же в обществе своего спасителя цвела и пахла. Ещё бы – он любил Шекспира и прекрасно, с выражением и придыханиями в нужных местах, читал наизусть лирические стихи. Однажды вечером у нас в гостиной декламировали отрывки из «Ричарда III». – Мистер Уолпол считал, что короля оболгали, – заметил мистер Принц. – Тот не совершал перечисленных преступлений и был справедливым и великодушным государем. А оболгали его при Тюдорах, которые никакого права на престол не имели. – Но Шекспир... – пробормотала Мэриан. – А Шекспир жил и творил во времена королевы Элизабет, – ответил мистер Принц, – так что в его манере изображения действительности нет ничего удивительного. Не мог же он написать, что дед королевы узурпировал трон и уничтожил всех законных наследников. – Ну какое это имеет значение теперь! – махнул рукой мистер Уиллоби. – Зато какие прекрасные стихи. В любом случае, Шекспир обессмертил горбатого короля. Если бы не эта трагедия, то кто бы о нём вспомнил, кроме любителей истории. Полковник Брэндон покачал головой. – Хороша слава! – сказал он. – Бедняга, наверное, в гробу переворачивается. Я тоже читал мистера Уолпола, и его аргументы кажутся мне убедительными. Отвратительно, что Ричарду приписывают и смерть племянников, и смерть жены. – Но ведь получился замечательный сюжет для пьесы, – тут же вступила Мэриан. Марджори села за фортепиано. Она явно помнила выступление Маргарет и не хотела повторения неприятной сцены. Мэриан тут же взглядом призвала к себе верного поклонника и, опираясь на его руку, ревниво двинулась к инструменту. А мне вдруг стало не по себе: этот дом словно хранил в себе память о той эпохе, породившей все эти дикие слухи и обвинения. Королева Элизабет уже скользнула по нему мрачной тенью. Надеюсь, что явления короля Ричарда удастся избежать. Мистер Димстер с явным удовольствием подключился к обсуждению дел давно минувших дней. Он читал и сочинение Томаса Мора, и работу Уолпола, и книгу семнадцатого века, и теперь просто жаждал обсудить все нестыковки и белые пятна давней трагедии. Миссис Мортон, Пэтти, миссис Димстер, миссис и мисс Дэшвуд с интересом слушали. Дети тоже подобрались поближе. Дела до покойных королей не было только Мэриан и мистеру Уиллоби, таки вытеснивших Марджори из-за инструмента. Ну да, политика – это ведь не романтично. А я старательно запоминала новые факты и решила попросить эти книги у мистера Принца. Интересно же, в самом деле. Папа что-то такое рассказывал, когда мы были в Тауэре. И там есть табличка на месте, где нашли кости тех самых принцев. Мама тогда ещё удивлялась... – А как они могли задушить принцев и захоронить их под лестницей так, чтобы их никто не услышал? – спросила я, когда в разговоре наступила пауза. – Нельзя же бесшумно разобрать каменную кладку. И следы работ бы сохранились. Уолли сделал большие глаза. Я закусила губу. Мерлин, я же не должна ничего этого знать! Слава Мерлину, собравшиеся сочли вырвавшиеся у меня слова следствием сообразительности и живости ума. – Вот, – важно поднял палец мистер Димстер, – даже ребёнок заметил. Я был в Лондоне и видел это место, там установили табличку. Так вот, скажу я вам, бесшумно разобрать там кладку совершенно невозможно. Они бы весь замок перебудили. – А кто же тогда убил бедных мальчиков? – спросила миссис Дэшвуд. – Мне всегда было так жалко их! – Is fecit, qui prodest*, – ответил мистер Принц. – Ричарду Глостеру это выгодно не было. Казни он уже подросших племянников, задумавших измену, или отправь их в монастырь, и проблема была бы решена. Тайное убийство детей навсегда уничтожило бы его репутацию. А вот Генри Тюдору смерть мальчиков была необходима, он ведь женился на их сестре. Признав Элизабет Йорк законной дочерью Эдуарда, он вынужден был бы признать её брата королём, но тогда и женитьба теряла всякий смысл – трон оставался недоступен. Так что мальчики были обречены. – Бедные дети! – покачала головой сердобольная миссис Дэшвуд. – Это так ужасно! Если бы он не были детьми короля! – Если бы их отец был более благоразумным и не женился бы тайком, не расторгнув предыдущий брак, – сказал мистер Принц, – то мальчикам бы ничего не грозило. – Знаете, – проговорила Элинор Дэшвуд, – это так странно. Мы читаем исторические книги, но героев не воспринимаем живыми людьми. А ведь они жили, чувствовали, страдали. Я только сейчас об этом подумала. Это ведь действительно ужасно – как обошлись с королём. Я помню, что его тело было отдано на поругание, а потом втайне похоронено. И могилы теперь не найти. Бедняга покойник, как и многие другие до него, не в состоянии опровергнуть сочинённую бессовестными стихоплётами легенду. Это отвратительно! Полковник Брэндон снова покачал головой. От фортепиано донеслись голоса, и он тут же оглянулся на звук. Его лицо на мгновение исказилось. Ясно, его дорогая Мэриан опять кокетничала с Уиллоби. Мне даже захотелось встряхнуть полковника. Нет, ну в самом деле! Элинор, Пэтти, Марджори и даже Джоан превосходили Мэриан если не всем, так умом-то уж точно. Вот уж действительно: любовь зла! – Пэтти, позвони, чтобы подали чай, – послышался голос миссис Мортон, – мы так заболтались. Появилось угощение. Я пила шоколад, сваренный по какому-то хитрому колониальному рецепту, и думала об английских королях и королевах. Кто у нас там сейчас на престоле-то? Полоумный Джордж III? Его, в отличие от Генри VI, в Тауэр никто не заключал, и помер он, вроде бы, своей смертью. Да, нравы со времен средних веков заметно смягчились. Или нет? Уолли с удовольствием ел уже второе пирожное. Я снова попыталась припомнить, употреблял ли он сладкое в Хогвартсе – кажется нет. По крайней мере, корзиночки с кремом, которые «братец» с аппетитом уминал сейчас, точно брезгливо отодвигались в сторону. Или детский метаболизм требует большего количества сахара? Не то чтобы меня в школе сильно интересовало меню Снейпа, но всегда очень забавляло, как Флитвик, сидевший между ним и Хагридом, неизменно поспешно оккупировал отвергнутое зельеваром блюдо с пирожными. Хотя мама говорила о каком-то исследовании, показавшем, что большинство мужчин зависимы от сладкого гораздо сильнее женщин. Я улыбнулась. Не исключено, что и Снейп, повыпендривавшись за общим столом, спускался в подземелья и добирал своё шоколадными лягушками или сахарными перьями. – Какая прелесть – ваш шоколад, миссис Мортон! – проговорила миссис Дэшвуд. – Я такого вкусного нигде больше не пробовала. – Это рецепт моей бабушки, – ответила миссис Мортон. – Она прекрасно разбиралась в травах и специях и знала множество старинных рецептов. – А не могла бы ваша бабушка... – начала Мэриан. – Её убили, – ответила миссис Мортон, – девять лет назад в Сан-Доминго. Мистер Принц бросил на свою подругу предостерегающий взгляд. Гости смутились. Мэриан пробормотала соболезнования. А я задумалась. Сан-Доминго? Или Санто-Доминго? Что-то я про это слышала... – Это Гаити, – ответил Уолли, развалившийся на нашей кровати и лениво перелистывавший желтоватые страницы одного из моих учебников. Большая доза сладкого явно пошла ему на пользу – мой «брат» выглядел умиротворённым, как отобедавший удав. – В тысяча семьсот девяносто первом там была первая резня белых, в результате которой погибло более двух тысяч человек. Значит миссис Мортон креолка. Вот почему у неё такая необычная внешность. Я покачала головой. – Это ужасно! И почему мы всё время упираемся в какие-то преступления? То принцы из Тауэра, то это... – Принцы из Тауэра нас сейчас волновать не должны, – заметил Уолли, – а вот возможные знания миссис Мортон – это уже серьёзно. Гаити – средоточие магии вуду, и наша хозяйка вполне могла набраться знаний и умений от какой-нибудь няньки. Я даже зажмурилась от испуга. Честно говоря, о вуду у меня были чисто кинематографические представления: что-то о живых мертвецах, жертвоприношениях петухов и ритуалах на кладбище. А ещё эти, как их, тонтон-макуты. Или это уже не вуду? А вуду... Мамочки... Да с такой подготовкой трёх мужей угробить – раз плюнуть! А я ещё мистера Принца боялась. Да он приятнейший человек – обычный добропорядочный маг с нормальной волшебной палочкой в рукаве! – Спокойно! – поднял руку Уолли. – Не дёргайся! Хотела бы нас угробить, давно бы это сделала. А теперь, памятуя о судьбе добряка Престона, даже если и захочет, то побоится. И не забывай о потребности парочки в зельеваре. К тому же совершенно необязательно, что вуду сводится ко всяким ужасам. Просто будь осторожной и не лезь, куда не просят, ясно? – Ясно! – пискнула я. – Я … осторожно... Я лучше про короля Ричарда почитаю. – Да, это будет разумно, – одобрил Уолли, подгребая подушку ближе. Мистер Принц с удовольствием снабдил меня книгами о Ричарде III. Наверное думал, что, получив достаточное количество литературы, я перестану стремиться в библиотеку. Интересно, что ему там Уолли наплёл? Мы ведь с ним об этом не разговаривали. В этот раз я расположилась с книгами в гостиной – там было светлее и просторнее, чем в спальне, а исторические хроники мне разрешалось не прятать от взглядов домочадцев. Миссис Мортон, проходившая мимо, с интересом посмотрела на обложки фолиантов, разложенных мной на диване. – Ричард III? – спросила она. – После всех этих разговоров и мне стало интересно. А я смотрела в её лицо и пыталась представить, что пришлось пережить этой красивой женщине. Я о войнах, сражениях и бесчинствах только читала, даже ни одного нападения Упивающихся толком не видела, кроме как на колдографиях в «Пророке». И ещё Метку в небе тогда, на чемпионате по квиддичу. Но это же не то... На Гаити войны вроде бы не было. Или была? Как бы там ни было, расправа с побеждёнными состоялась. Резня... Что-то такое я встречала только в кино: стелющийся по земле дым, стоны раненых, женские крики. Ужас... А сколько ей тогда было лет? Она была примерно моего возраста, скорее даже младше. В памяти всплыло – это была не война, это было восстание рабов. Наверное, они убивали жестоких плантаторов и рабовладельцев. Во французских колониях после Великой революции рабство было отменено, все стали гражданами, а вот в Англии сохранилось до... Кажется, до тысяча восемьсот тридцать четвёртого. Или тридцать пятого? Какой ужас! Мерлин мой, миссис Мортон и сейчас является совладелицей плантаций на Барбадосе и Ямайке, а это значит, что у неё есть рабы. Перед глазами встала картина надсмотрщиков с кнутами, тяжёлый изнуряющий труд, собаки, преследующие беглецов. Или это из «Хижины дяди Тома»? Да какая разница! Миссис Мортон, заметив мой изучающий взгляд, вопросительно приподняла бровь, но ничего не сказала. Я замерла, как кролик перед удавом. Всё моё существо требовало немедленно возмутиться чудовищной несправедливостью. Но разве я могла подставить Уолли? Он не простил бы мне ссоры с хозяйкой дома. К тому же она знала и умела такое, о чем я даже думать боялась. Перед моим мысленным взором вспыхивали и гасли какие-то жуткие истории о запоротых насмерть рабах, о беднягах, оставленных умирать на солнцепёке, о непокорных, которых заставляли давиться стеблями диффенбахии. Ядовитый сок раздирал им горло, отчего рабы долгое время не могли говорить, да и дышали с трудом, мучаясь от боли. Тогда, дома, всё это было всего лишь строчками на бумаге, а сейчас оказалось рядом – только руку протяни. Сахар, который подавали к столу, специи – тот самый перец с Ямайки и ваниль, – всё это прошло через руки невольников. Я каждый день пользовалась плодами рабского труда. И это не считая денег, полученных от торговли колониальными товарами, а может быть – и от работорговли. Меня замутило. – Не беспокойся, Мэгги, я не собираюсь отнимать книги, – сказала миссис Мортон, по-своему истолковав мой видимый испуг, – я вполне могу обождать. И знаешь, мне будет интересно узнать твоё мнение о прочитанном. – Да, мэм, – пробормотала я, пытаясь прийти в себя. Миссис Мортон была так добра к нам, но ведь она всего лишь выполняла условия... Или она действительно любила детей? Но только белых детей? А все остальные... Это... Это было ужасно! Неправильно! Но я понимала, что ничего не смогу ей объяснить, меня ведь никто не понял, даже когда я пыталась бороться за права домовиков. К тому же – восставшие рабы убивали её близких, и вряд ли миссис Мортон может испытывать добрые чувства по отношению к тем, кто уничтожил её семью. Я окончательно запуталась. Миссис Мортон улыбнулась и, шурша юбками, отправилась дальше по своим делам, а я ещё долго сидела, глядя прямо перед собой. Я не знала, что мне делать. Наверное, стоило обсудить это с Уолли. Хотя его вряд ли интересовали все эти вещи – какое ему дело до несчастных рабов, если рабовладельцы хорошо к нему относились и делились знаниями? А я? Я теперь, наверное, и сахар есть не смогла бы. Или смогла? В конце концов, можно было попробовать разговорить девочек, они же жили на Барбадосе, пока не умер последний муж миссис Мортон. Может, хоть что-то расскажут? Юные девицы в ответ на мои расспросы дружно наморщили носы. Им явно не хотелось вспоминать эту часть их жизни. – Я же просто никогда не была в таких местах, – сказала я, – вот и спрашиваю. Интересно же. – Там был хороший большой дом, – сказала Элспет, – совсем не такой, как здесь. С большими террасами, с окнами вполовину стены. Понимаешь, там намного жарче, чем в Англии, поэтому тут стараются, чтобы в доме было тепло, а там в цене прохлада. Я кивнула. – А прислуга? – задала я наиболее волновавший меня вопрос. – Там негры, – ответила Мэри, – и мне они не нравились. – А почему? – настаивала я. Девочки переглянулись. – Видишь ли, – тихо сказала Эмили, теребя край незаконченной вышивки, – мой папа... ну, он с ними... спал. Со служанками. – Это плохо, – согласилась я. – Но у них, наверное, не было другого выхода, если он хотел… – Они сами этого хотели, – перебила меня Эми с гримасой отвращения на лице, – такое вытворяли. – Наверное, они не хотели работать на плантации, – предположила я. – Конечно. Они даже maman пытались извести, когда папа женился. Мне нянька говорила, что maman в кровать всякое подкладывали и отравить хотели. – А что было потом? – Потом... Когда родился Реджи, папа так напился, что уснул в саду, и его никто не разбудил, потому что слуги боялись его трогать. Они его вообще боялись. Вот. А его змея укусила. – Змея? – переспросила я. Девочки дружно кивнули. – Его так и нашли утром, а змея по нему ползала, – поёжилась Мэри. – А потом оказалось, что мистер Мортон не оставил завещания. Ну, то есть, оно у него было, только когда родился Реджи, он старое уничтожил, а новое написать не успел. Там даже скандал был. Но всё досталось maman, а она деньги разделила, чтобы у Эми было приданое. Тогда все наоборот сказали, что она очень добрая и благородная леди. Ведь она могла всё-всё забрать себе. По закону. – А всех папиных негритянок maman продала, – сказала Эмили, – и правильно. Ну их! Меня никто не любил, только maman, Пэтти, Элспет и Мэри. Мы такие подруги! Ну и братики, конечно. Эн тоже моя сестрёнка. Я её пока не люблю, но она мне нравится. И мама у неё хорошая. Ты мне тоже нравишься, и твой братик, хотя он нам совсем не родня. Мне в Англии очень хорошо, хоть здесь и холоднее, чем на Барбадосе. Это был очень длинный монолог для застенчивой Эми. Она даже кулачки перед грудью стиснула, так её переполняли чувства. Я обняла её, она – меня, к нам присоединились Мэри и Элспет. Мне даже стало стыдно за свои расспросы, если честно. Бедные дети! Похоже, Уолли прав, и смерти трёх мужей миссис Мортон были вполне адекватной платой не только за сокровища Хэвистон-корта, но и за счастье маленьких девочек, которых никто и никогда не любил, кроме красивой и загадочной мачехи и её юной компаньонки Пэтти. Уолли, как и следовало ожидать, моих расспросов не одобрил. – Я тебе говорил не лезть не в своё дело? – сердито выговорил он мне. – Они твоих идей просто не поймут, для них всё это совершенно естественно. Я не заметил за миссис Мортон и мистером Принцем никаких садистских наклонностей, а рабы, между прочим – довольно ценное имущество. Так что вряд ли на плантациях наших знакомых процветает весь тот ужас, который ты себе напридумывала. Меньше фантазируй. И не вздумай устраивать какие-нибудь демонстрации – прибью. Он угрожающе посмотрел на меня. – И не думай, что тебе поможет физическое превосходство. Я, в отличие от тебя, довольно часто имею возможность пользоваться палочкой – законсервирую как бекон до возвращения. Будешь лежать тихо и только глазами лупать. А Мортон и Принц, без сомнения, одобрят мои действия. – Я хотела отказаться от сахара, – честно призналась я. Консервами становиться не хотелось, а Уолли вполне мог и исполнить угрозу. В последнее время он всё больше и больше походил на себя взрослого, наверное, общение с Принцем вредно на него влияло. – Ну и дура, – ответил на это Уолли. Увидев, что я не собираюсь с ним спорить или обижаться, он мгновенно успокоился. – Я уже не говорю о том, что сахар добавляют в очень многие блюда. Как ты его будешь удалять из той же выпечки? Перейдёшь на солёное? А на соляных копях, между прочим, каторжники работают. Кстати, на плантациях белых рабов тоже было немало. Я вспомнила «Капитана Блада» и задумалась. Ну да... Восстание Монмута, а потом все эти войны в пользу Претендента Красавчика Чарли. Осуждённых отправляли за океан, они гибли по дороге, гибли в колониях. Как там... «За пятнадцать фунтов я смогу купить негра, а этот всё равно долго не протянет». Ой, мамочки! – Вот-вот, – Уолли как всегда как-то догадался, о чём я думаю, – так что не валяй дурака. И не забудь о том, что грядёт в самой Англии. Я обхватила себя руками. Он снова был прав. Работные дома, дети в шахтах, маленькие трубочисты, умирающие в каминных трубах... И это тот самый тысяча восемьсот тридцать четвёртый год. Страшный закон о бедных, заменяющий старый, ещё тюдоровский. Как же мне быть?! – Я и говорю – не майся дурью, – сказал Уолли, – этим неграм на Барбадосе наверняка лучше, чем беднякам в Лондоне, хотя бы из-за климата. Я вздохнула. Мне нечего было возразить. Папа частенько посмеивался надо мной, говоря, что я вижу только чёрное и белое, и что он надеется, что с возрастом это пройдёт, иначе мне будет очень трудно жить на свете. – Ладно, – Уолли опустился на кровать рядом со мной и взял меня за руку, – просто постарайся не делать глупостей. Ты умная девочка, ты сможешь. И кстати, мы с Принцем открыли ещё один сундук с книгами. Мне захотелось треснуть его чем-нибудь тяжёлым. Хоть бы не говорил о книгах! Они там роются в таких сокровищах, а я... А как же я?! – Кстати, – продолжил этот вредитель, – кажется, мы нашли кое-что, что могло заинтересовать королеву в Хэвистон-корте. Разумеется, она хотела получить не только это, но тем не менее. – И что же это?! – агрессивно спросила я. Уолли важно поднял палец. – Дед королевы Бесс, взойдя на узурпированный трон, первым делом приказал уничтожить этот документ и все его копии. Считается, что буквально чудом сохранился черновик этой бумаги. А тут одна из копий, со всеми подписями. Тот самый акт «Titlus Regius» – «О титуле короля», – который лишал права на корону детей Эдуарда IV. Конечно, Бесс бы не свергли, поздно было уже, но кому нужно лишнее пятно на репутации? Мало того, что родной отец объявлял незаконнорожденной, так ещё и дед в крайне неприглядном свете выступает, и бабка незаконнорожденной оказывается. Позор на всю Европу. Не исключено, что именно после того, как стало известно ещё об одной копии акта, до которой к тому же было невозможно добраться, Шекспиру и подкинули идею его знаменитой трагедии. – А откуда королева узнала об этой копии? – спросила я. – Мистер Принц считает, что это может быть связано с Джоном Ди. Пока Ди мотался по Европе и общался с императором Рудольфом, его библиотека была разворована. Что-то он мог узнать и от Келли, тот был известным шарлатаном и мошенником. Какие-то слухи в то время могли и циркулировать, всё-таки в Хэвистоне оказались книгохранилища не одного монастыря. Тут есть книги и из Гластонбери, а в такой известный монастырь просто должны были отправить копию. Скорее всего кто-то из монахов её и спрятал. Ричарду III многие сочувствовали. А кто-то из владельцев Хэвистона мог и проболтаться, что видел такую бумагу. Кто знает... Кстати, это и объясняет, почему королева заявилась в Хэвистон лично. Такую щекотливую миссию она не могла поручить никому. Я покачала головой. – И что? – спросила я. – Ты думаешь, что Джон Ди рассказал королеве об акте, она рванула в Хэвистон, у них ничего не вышло, и королева науськала Шекспира на Ричарда III? – Похоже на то, – ответил Уолли. – По крайней мере, косвенным подтверждением этой версии является смерть Ди в бедности. Он мог рассчитывать, что королева отблагодарит его за помощь, возможно – подарит некоторые книги из хранилища. Но ничего не вышло. Так считает мистер Принц. – А что он тебе сказал, когда мы догадались про песенку? – спросила я. – Ничего, – ответил он, – как ты понимаешь, я не стал интересоваться у него подробностями выполнения условий. Я тяжело вздохнула. Ну за что мне это?! Быть рядом с такой увлекательной загадкой – и только пускать слюнки на потрясающие редкости. Так и заболеть недолго. – Ладно, не дёргайся, – сказал Уолли, – дочитывай про короля Ричарда, я тебе ещё кое-что по зельям подобрал. – А в лабораторию меня пустят? – тут же спросила я. – Одной теорией сыт не будешь. – Пустят, – кивнул Уолли, – но варить будешь только те зелья, ингредиенты к которым можно собрать на местности. Мистер Принц пока не хочет светиться среди волшебников, делая покупки на Диагон-аллее. – А почему? – Ты не понимаешь? Да ради таких раритетов, что хранятся здесь, большинство магов на всё пойдут. А защита пока не восстановилась в полном объёме. – А он не хочет, чтобы про сокровища узнали? – удивилась я. – Грейнджер, я беру свои слова назад! – воскликнул Уолли. – Ты не умная, ты тупее пробки! Неужели ты не понимаешь, что Принца и его сообщниц просто оберут до нитки? А если они будут сопротивляться – приплетут запрещённую магию, вуду, убийства, нарушение Статута, в конце концов. У них и так положение довольно шаткое, а при таком соблазне можно не сомневаться, что приговор будет максимально жёстким. О детях ты подумала? Или тебе только негров на плантациях жалко? Я надулась. Ну что он прицепился с этими неграми! А вот дети действительно могли пострадать. Да и миссис Мортон я плохого не желала. Да если бы не она, нас с Уолли уже забили бы в доме мистера Престона или сдали в работный дом. Разве что... Разве что мы и должны были попасть в Хэвистон-корт. Но зачем?! Что-то в этом кладе должно было помочь нам, или это клад сам притянул нас? Кто знает, как реагируют между собой такие мощные артефакты как Арка и старинный клад. Значит ли это, что в этих сундуках мы можем найти что-то, что вернёт нас домой? Или забросит ещё куда-нибудь? Бр-р-р-р... Как бы не во времена короля Ричарда. В пятнадцатый век мне не хотелось, мне и в конце двадцатого было вполне удобно. В пятнадцатом веке Статута Секретности не было, зато за колдовство можно было огрести по всей строгости закона. Да-а-а... И не факт, что там найдется добрая мисс Уилкинсон, которая решит сделать из меня настоящую леди. И чего меня вдруг понесло в эти дебри? Ну его, ещё накличу. – Ладно, – сказала я, – я не хочу, чтобы с мистером Принцем или миссис Мортон случилось что-нибудь плохое. Но в таком случае надо поторопиться, пока не пришло моё письмо из Хогвартса. А то вся их маскировка пропадёт. – Что ты хочешь этим сказать? – прищурился Уолли. – Что я хочу работать с вами! – нахально заявила я. Он рассмеялся. – Ты чертовски настойчива, моя милая Мэгги. Так и быть, я передам твои слова моему почтенному родственнику. – Вы очень любезны, сэр, – проворчала я. – И, честно говоря, мне уже кажется, что мы застряли в этом времени. – Кто знает... – пробормотал Уолли, – кто знает... ______________________________________________________________________________ *Is fecit, qui prodest – сделал тот, кому выгодно (лат.)