Можно войти?

Что за сладкое безумие, что за сумасшедший сон? Вот он здесь. Вот она здесь. Но они не должны быть рядом. Он. Мужчина. Маг. Отступник. Революционер. Одержимый Справедливостью. Она. Женщина. Храмовница, не знающая, в чем цель её жизни. Не знающая, где верный путь. Убийца..? *** — Можно войти? — он стоит в дверях. Уставший и промокший насквозь. За окном дождь. В Киркволле дождь не так часто идет, как в Ферелдене, но здесь он сильнее. Больно колотит по щекам с сильным ветром, яростно пытается разорвать в клочья всё, что попадется. — Конечно, проходи, — отвечает Элен. Он застал её врасплох. Очередная страница дневника летит в корзину. Женщина опускает взгляд на собственные руки, продолжая сидеть за письменным столом, который завален исписанным пергаментом. Много бумаги. Мередит решила скинуть на Элен всю бумажную работу, лишь бы избавиться от этой надоедливой девчонки. Хоть на пару дней. Хотя, куда лучше сидеть дома в таком состоянии. — Ты в порядке? — женщина снова поворачивается к нему на своём скрипучем стуле, который подаёт звук при малейшем движении. Андерс скидывает с себя промокший жилет. Смотрит так мучительно-устало. На него самого тоже больно смотреть. — Относительно, — он тепло улыбается. Даже в таком состоянии бесконечной усталости. Одержимость, ночные кошмары, какие видят все Серые Стражи, скверна в крови, головная боль — всё это оставило отпечаток на лице. Он ведь был красивым. Тогда, в Круге, Элен почти восхищалась этим непоседливым магом, у которого однозначно было что-то не так с головой. — Я скучаю по старому Андерсу, — усмехается она, опуская взгляд. Правда скучает. А еще по ферелденскому Кругу, по Амелл и по Йовану. Это тупик в мыслях. Куда идти? — Мне и правда часто так хочется вернуться на пару лет назад, в Круг... — он ненавидел Круг. Но время, проведенное там, и правда казалось таким счастливым и беззаботным. Там не усмиряли магов на каждом шагу. Безнаказанно, жестоко. Там было весело, и храмовники вечно гонялись за ним по всему Ферелдену. Точнее, храмовница. Элен сама вызывалась. Но только ли в дружбе дело? — Разве что-то изменилось бы? Она сама изменилась. Никакой наивности и невинности. Пришлось убить в себе всю наивность, пришлось загнать себя в клетку, чтобы найти верный путь. Странно, да? — Думаю... да. Он точно знает, как поступил бы, если бы вернулся. Он бы остался с ней. Он бы не сбежал. Снова и снова приходилось бежать от себя, но теперь хочется остановиться. Хочется подойти ближе и просто сказать кое-что. Прошептать... — Я принесу полотенце, — говорит она и встает. Она не хочет обсуждать это. Оба не хотят причинять боль друг другу. Только вот может ли быть еще больнее? Она идет, медленно и осторожно, потому что все мышцы болят. Он замечает хромающую походку. Так странно. Шрамы здесь, шрамы там. Большой шрам от ожога на левой щеке. Наверно, они есть не только на лице и на шее, должны быть еще и под одеждой... И руки в шрамах от старых ожогов. От магии крови и от простой магии. Он молча наблюдает за осторожными движениями. Они оба все это время делали вид, что не помнят Башню Бдения, что ничего не произошло, хотя оба с грустью и теплотой снова и снова представляют перед сном те беззаботные дни. Те холодные вечера и ночи... особенно ночи. Никаких храмовников, никаких магов. Просто Андерс и Элен. Просто два человека, вдали от Круга и его законов, от его строгих правил и любопытных ушей. Сейчас они снова рядом. Но подойти ближе нельзя. Она стирает капли дождя с его щеки, осторожно и нежно. Слишком близко. И так мучительно. "Пытаясь убить человека в Андерсе Справедливость убивает самого Андерса. Мне так больно смотреть на тебя, мой маг. В твоих глазах все тот же свет, та же доброта и... любовь? Из-за меня ты одержим еще и этим." Она проводит мягкой тканью по светлым мокрым волосам, снимая свободной рукой стягивающий их шнурок. "Пытаясь найти верный путь, ты всё время попадаешь в ловушку. И сейчас ты снова в клетке". — Я пытался сдержаться, — говорит он. И это правда. Истинная правда. Впрочем, чего еще бояться? Что больнее: разорвать связь или поддерживать? — Но я все равно — человек... — в его голосе столько отчаяния. Тихого отчаяния. Она опускает руки. Да, в последнее время она позволяла себе приближаться слишком близко к нему. Все фразы выходили какими-то неправильными и глупыми. Она сразу вспомнила Авелин и грустно улыбнулась своим мыслям, опустив взгляд. — Я больше так не могу, — он не хотел сегодня приходить. Он не должен был приходить. И все же он здесь. Проводит рукой по каштановым волосам, опускается к подбородку, поднимая ее голову, чтобы увидеть эти светлые серые глаза, — останови меня, потому что сам я себя уже не остановлю. Она подается вперед, чтобы встретиться с его холодными губами, роняя полотенце на пол. Чувствует, как он дрожит всем телом от холода. Или не только от холода. Беспорядочно водит руками по ее спине, прижимая к себе сильнее. — Это безумие, — шепчет он, едва переводя дух и снова впиваясь в её губы. Его волосы такие мягкие. Совсем как раньше. И она, как раньше, запускает в них пальцы. Путаясь, теряясь. В комнате темно, всего одна свечка мерцает на столе, почти сгоревшая. Но вскоре и она гаснет, оставляя комнату во мраке. В окно продолжает стучать дождь, все также яростно и неистово. Кажется, что жалкая хижина, в которой поселилась Элен, скоро просто рухнет. Но мысли об этом отошли на второй план. — Я скучала по тебе, — выдыхает девушка, прижимаясь мягкой щекой к его щеке. Он до сих пор не был уверен в том, что правильно расслышал. Трудно думать о чем-то, и мысли путаются. Все получается само собой. Он всё так же дрожит, скользя губами по ее щеке к уху, нежно прикусывает мочку, тем временем снимая шнурок с её волос. Она отстраняется на время, делает шаг назад, взяв Андерса за руку, утягивая за собой... *** Каштановые пряди беспорядочно разметались по подушке. Рядом с ним так тепло. — Я люблю тебя. Я должен был сказать это раньше... — он закрывает глаза, касаясь рукой её щеки, наслаждаясь близостью. — со мной у тебя не будет нормальной жизни. Мне кажется, что это всё сон, безумные сон, и теперь я боюсь проснуться. — Тогда не надо просыпаться, — улыбается она, понимая, что впереди нет даже ни одного намека на счастливый исход. Остается только забыться.