Жить с пацанами из псов-это...

Едва закрывая полностью дверь и слыша утвердительный звук щелчка, который в коридоре, да и во всём доме, кажется единственным звуком, ты уже ощущаешь на себе неприятный холодок фальшивого одиночества, будто это самое уединение плотно приелось к твоему уже давно подготовленному к таким ощущениям телу, как плед или одеяло. Но ты не одна. И ты это знаешь, повторяешь себе это каждый раз, стоит тебе закрыть твёрдую дубовую дверь и направить свой пристальный взгляд в коридор, повторяешь каждую минуту, пятками ног двигаясь по полу своего дома и веря, что это действительно так, а не какие-либо галлюцинации. Приоткрываешь рот, напрягаешься, ловишь в ротовую полость побольше воздуха. Тишина продолжает медленно нагнетать, обволакивать всё тонкой, но прочной оболочкой вакуума. Ты хочешь слышать хоть что-то, жужание мух, пролетающих над самой макушкой, капающие раз за разом капли воды из не такой уж и прочной раковины, тихие, но в тоже время и звонкие удары этих самых капелек об твёрдую, металлическую поверхность. Хочешь наконец услышать любые признаки жизни, но твой собственный дом больше напоминает «Сайлент Хилл». Скидываешь с ног неудобную обувь, которая к концу дня донельзя натирает кожу, окрашивая кожаную плёнку на ногах красными пятнами и создавая некрасивые на вид мазоли, которые долго потом не исчезнут. Нажимая на переключатель, ты резко прикрываешь глаза, чувствуя неприятный для привыкших к темноте зрачкам яркий свет, озаряющий коридор. Хмуришь брови, пытаешься привыкнуть, и вскоре получается, правда на пару секунд перед тобой предстали различные чёрные точки и круги. Полностью сняв уличную, не подходящую для дома одежду, ты невольно сравниваешь родное твоему сердцу место с просторными на весь мир районами, дорожками, проспектами, деля эту самую улицу с миллионами такими же, как и ты сама. И лишь дом — место, твоё личное место, где ты не должна подходить под чьи-либо стандарты, вести себя так, как хотят другие, ведь дома ты это ты. Скрип двери, глухой топот маленьких ножек, точнее, лапок, и на твоё расслабленное тело прыгает что-то мелкое, но в тоже время и тяжелое, и это «что-то» с ушками, хвостиком, глазами-бусенками и миловидно-наглой мордашкой. — К-карл! Боже, я только пришла! — ты кое-как обхватила зверька и слегка оттянула от себя, громко смеясь от наглости енота. Карл тянул лапки к тебе, дабы вновь обхватить и поискать у тебя в карманах что-нибудь вкусное и, желательно, круглое. Ты же, в свою очередь, поняла в чём состоит цель енота и опустив его на пол, залезла своей рукой в карман только что снятого пальто и пошелестела вкусняшкой, тем самым ещё сильнее взбудораживая воображение Карла. Прячя лакомство за спиной, ты с мягкой улыбкой на лице присела на колени, чуть наклоняясь к зверьку. Маленькие чёрные глазки блестели от предстоящего счастья и будущего мимолётного наслаждения, отчего ты не смогла сдержаться и сделала улыбку ещё шире. — Держи, — наконец вытаскивая из-за спины печенье, произнесла ты. Карл подскочил и тут же зубками обхватил край печенья, выдёргивая круглообразную сладость из твоих рук и подбегая ближе к углу коридора, енот начал громко хрустеть печенькой. Сладость в когтистых лапках Карла исчезла за какие-то жалкие пару секунд, оставляя на пушистом личике маленькие крошки. Зверёк посмотрел на тебя, явно надеясь на добавку, но ты лишь встала и слегка покачала указательным пальцем в разные стороны перед глазами Карла: — Только после обеда! — Карлу пришлось согласиться и довольно облизнувшись, пойти обратно в сторону самого тёмного угла коридора, где находилась комната твоего соседа. Обиженно и обречённо вздохнув, ты подошла к той самой двери. Сердце болело где-то внутри, скулило и будто молило о чём-то, но ты пыталась подавить в себе эти ощущения, опускать боль на дно, возвышая слепую надежду. Эдгар Аллан По — человек, для которого такое лёгкое понятие как «общество» кажется чем-то страшным, неприятным, вызывающим когнитивный диссонанс и прочий дискомфорт. Будучи униженным когда-то одним юношей с чрезвычайно завышенной самооценкой, он закрылся ото всех, желая лишь одного — вернуть былое величие и уделать детектива. Это всё, чего он желает изо дня в день, от этого и твоё сердце не на месте. Подходя ближе, скрипы пола становятся всё невыносимее и невыносимее, будто сделаешь ещё шаг и провалишься глубоко под землю, в самое ядро планеты, чёрт, от этого ещё тревожнее. — Э-эдгар! — твой голос дрогнул, отчего ты стыдливо прикусила нижнюю губу, в голове представляя всё намного лучше. Но как всегда, молчание и не единого звука за дверью, хотя, если сильнее напречь слух, можно издалека услышать быстрое чирканье ручки по чистой, а может и нет, бумаге. Аллан трудится не покладая рук, наплевав на всё, идёт к своей заветной мечте. С одной стороны — это очень похвально, так твёрдо и упорно идти вперёд, но с другой — оправдает ли цель этих средств? С маленькой долей вероятности. Решив всё же оповестить соседа о твоём прибытии, ты настойчиво постучала в дверь костяшками пальцев, попутно другой рукой сжимая край лёгкой майки, возможно, нервишки всё же бушуют в голове. Но опять, всё так же. Молчание. Ты готова была разбить костяшки в кровь или просто грубо отворить дверь, но что-то внутри велело не буянить, а просто дожидаться ответа по ту сторону. Наконец, ты услышала, как тяжёлый, деревянный стул отодвигается, вызывая неприятные мурашки из-за скрипучего звука, а затем тяжёлые шаги, так и говорящие об усталости своего владельца. Щелчок и дверь приоткрывается, а из неё вылезает голова, подобная пушистому комку шерсти, но нет, это просто волосы, которые закрыли половину лица твоего друга. Честно, ты никогда не могла понять желание По скрывать свои глаза, которые, по твоему мнению, должны быть красивыми. Да и к тому же, как он видит, если всё поле зрения закрыто густой тьмой, сквозь которою нельзя увидеть даже яркий свет? — Э-эдгар! — сжимая руки в кулачки, и слегка подпрыгнув от некого прилива счастья, ты произнесла имя По с такой искренней наивностью и добротой, что у названного сердце готово было вот-вот перестать биться. Эдгар попытался унять лёгкую дрожь в ногах, пробирающих до самой потаённой глубины души. Вроде получилось, хотя скорее, мужчина так хотел думать. Распахнув дверь настежь и полностью вытягиваясь как струна скрипки, Эдгар старается улыбаться тебе, но получается криво и коссо, будто писателя заставили съесть самый кислый лимон во всём мире, но если честно, Аллан старается, чтобы улыбка была искренней, как и твой нежный голосок, но этой самой честной искренности мешает страх, перекрывающий все пути к яркому свету и строющий прочные стены, через которые не перелезть и не сломать. — Я просто хотела сказать, что пришла…— Ты стыдливо опускаешь голову. Наверно, он занимался чем-то важным, и ты так глупо прервала его, чтобы он просто хоть на секунду, хоть на миг, но подумал о тебе. Этого вполне достаточно, чтобы почувствовать себя хорошо. Этого вполне достаточно для смутной радости, которой порой так не хватает. — П-прости, я был занят сюжетом новой книги и…— — Ушёл в творческое небытие, да? — ты усмехаешься, представляя серьёзного Эдгара, который по каким-то магическим причинам, может видеть текст сквозь волосы, хотя, он определённо должен как-то видеть, может носит ободок? А может… Розовый ободок? Так, перестань, т/и, нужно сосредоточиться! — Д-да! Отличная и подходящая формулировка, — Аллан улыбнулся той улыбкой, в которой читался и литературный азарт, и просто искренняя, так редко позволяющая появиться на лице писателя, радость. Ты изучаешь лицо соседа, которое видела довольно не часто, в связи со скрытым образом жизни мужчины. Острые и симметричные черты лица, в которых грех найти хоть какой-то изъян или недостаток, маленький вздёрнутый нос, напоминающий чем-то тропинку, приподнятую на кончике и демонстрирующую суженные ноздри, которые, казалось, ведут в две крохотные пещерки, в которых можно заблудиться. Аристократично светлая, и притом слегка сероватая кожа в сочетании с бледными, будто потерявшеми цвет алого спелого яблока губами кажется идеально гармонируют на фоне всего образа писателя-отшельника. Тёмные волосы, словно цветущие лозы нашли своё место на половине столь притягательного лица и скрывающие главные зеркала души — глаза… Ты так и хочешь продолжить рассматривать подобно экспонату в музее сие диковинное создание, имя которому Эдгар Аллан По, но вопреки свою необузданному и так сильно рвущемуся наружу желанию, ты сглатываешь слюну, которая медленно, склизким комочком, течёт к горлу, проходя мимо едва выступающего кадыка и растворяется где-то в организме, в котором сейчас всё кишит и бурлит, как начало до извержения вулкана. — Я-я пойду что-ли, приготовлю обед…— ты уже давно особо не следишь за временем, потому тебе как-то всё равно, обед или поздний ужин. Ты чувствуешь смущение и лёгкое стеснение, приправленное сверху стыдом, с изумительно-неприятной начинкой, вызывающей внутри покалывание и желание раствориться в воздухе, словно ты и не появлялась здесь и не пялилась на предмет своей, по твоему мнению, глупой влюблённости уже больше пяти минут по времени, которое ты всё время отчитывала и просила остановиться, дать тебе больше этих самых чёртовых секунд, минут, а ещё лучше, целый час с ним. — Стой! — почувствовав на запястье крепкую ладонь, так неаккуратно, но при этом и заботливо, стараясь не навредить, сжимавшую твою руку, ты остановилась как вкопаная, с трудом представляя здешнию ситуацию, — Я… Я помогу тебе! —

***

Аккуратно, внимательно и при этом неспеша нарезая различные овощи тонкими кружочками, стараясь при этом не попасть острым, как тесак, ножом по пальцам, ты слегка поджимала губы, щурила глаза и пыталась понять, что же сподвигло твоего скрытного и вечно всего стесняющегося соседа вылезти из своей, по его же мнению, уютной коморки, построенной из небрежных различных небоскрёбов, основыми которых были листки бумаг, на которых были начерканы красивым каллиграфическим, будто только что напечатанным на печатной машинке, почерком «неудачные» творения По. Но как бы ни старалась, всё бестолку. Эдгар может написать почти любое произведение, но сам он, как закрытая книга, к которой нужен подходящий ключ, и ты решила стать единственным добровольцем в поисках затерянного способа раскрыть и обнажить одинокую душу писателя. И вот, эта самая «книга» стоит рядом с тобой и варит макароны… Непонятного становится всё больше и больше. Во первых: По впервые стоит с тобой настолько близко, ведь раньше он всегда держался подальше, как минимум, на метров два-три, так как боялся «нарушить твоё личное пространство», во вторых: откуда мужчина знает, как варить макароны? В прошлый раз он чуть не испортил кухню, когда неправильно настроил духовку и засунул однажды тарелку с едой, забыв убрать вилку. А тут… Он что, где-то учился в тайне от тебя? У кого-нибудь шеф-повара? Всё же, ты должна признать, Эдгар Аллан По — необычный человек. — Т-ты неправильно режешь…— заметил Аллан, посмотрев на деревянную доску с овощами, и на твой нож, с которого медленно капал томатный сок, слегка напоминающий кровь. Ты нахмурила брови и перевела свой взгляд на стол, пытаясь понять, где же ты так могла ошибиться, что даже непутёвый повар смог это найти. Ты не мастер кулинарии, но всё же шаришь в некотором плане, потому ты была удивлена внезапным заявлением писателя. Ты вздрогнула, когда Эдгар обошёл тебя, затем прижался своей грудью к твоей спине, обхватил твои руки и начал резать продукты твоими руками, полностью руководя процессом. — Надо вот так, а то слишком большие куски получаться и перебьют весь вкус…— Он говорил, а ты не верила. Не верила, что происходит в данный момент. Ощущая тёплое дыхание на своей шее, лёгкие, едва ощущаемые прикосновения, щекочащие локоны густых волос Эдгара за твоей спиной, всё это, будоражило и заставляло что-то внутри трепетать от некого восторга и эйфории. Ты даже особо не следила за всем, да и пусть, сейчас ты была счастлива как никогда, что даже овощи, которые ты должна дорезать, не играли совсем уже никакую роль. — Т/и? — Ты опомнилась от своих романтических грёз и вернулась в суровую реальность, полную разочарований и невзаимности. Повернув голову в сторону По, ты почувствовала, как кровь замирает изнутри, когда закрытые волосами глаза были совсем близки с твоими, как и всё лицо Аллана. Ты впервые была к нему НАСТОЛЬКО близка, что аж сердце хотело упаковать свои сосуды в чемодан и остановиться на станции «приступ». Вы не двигались, лишь испепеляли друг друга глазами и топили окончательно молчанием. Ветерок из приоткрытого окошка приподнимал ваши локоны волос и слегка взмывал вверх. В комнате прохладно, но вас согревало горячее дыхание друг друга, главное, как бы не обжечь. Страшно. Вам обоим страшно. Страшно делать хоть что-то, чтобы не сломать, не испортить, не разрушить столь драгоценные минуты, которыми вы сейчас так дорожите.Но ты боишься, что стоит моргнуть, и это окажется прекрасным, но нереальным сном, в который веришь только ты. — Прости…— тихо, еле слышно прошептал Эдгар. Ты прикусываешь губы, чувствуешь, как руки быстро потеют и становятся противно мокрыми, отчего нож у тебя выпадает на стол, но ты этого не замечаешь, продолжая лишь искренно желать, что то, что происходит сейчас, станет вечностью. — Я з-знаю, что сосед из меня никакой… Вечно в комнате, вечно вдали от т-тебя… — Резко раздался громкий звук падения. Вы вздрогнули и по рефлексу оторвались друг от друга, устремляя свои взоры в коридор. Звук исходил из комнаты Аллана. Тот быстро побежал в помещение, издавая лишь громкое «Карл!». Ты стоишь, ощущая в груди целый букет необычных, но столь желанных чувств, тебе так хочется описать все эмоции и невероятные ощущения, но ты не писатель, ты не сможешь выразить всё, что накопилось, на каком-то белоснежном листочке чёрными чернилами. Не сможешь простыми буквами описать, как в эти данные минуты пылало и изнывало от неописанного восторга твоё сердце, как жар, разгорячённых этими жалкими секундами, всполыхал внутри и разгорался сейчас, хотя он должен потухнуть. Но сейчас, когда все эти эмоции и ощущения в теле не погасли, ты пошла следом за соседом, так как помимо выше описанных чувств, в голове ещё и поселилось «любопытство», которое желало удовлетворить себя познаниями в том, что произошло. Едва подойдя к комнате Эдгара, ты прикрыла глаза от яркого, не сильно светлого, чтобы ослепить очи, но настолько резкого и внезапного, чтобы можно было на пару секунд потерять внешний мир, света, и осмотрела помещение, когда глаза постепенно решили привыкнуть к такому раскладу солнечной обстановки. Благодаря распахнутым шторам можно было увидеть танцующие скопления пыли, пархающие во всей комнате, которые явно добавляли некой изюминки к образу комнаты одинокого творческого человека и его творческого беспорядка. Всюду расставленные книги с зарубежной литературой, куча маленьких, и не очень, стопок бумаг, которые вот-вот упадут и устроит «бумажный обвал», создавали лишь жгучее желание убраться, и одновременно пожалеть хозяйна комнаты. И ведь всё это лишь для того, что бы удивить одного единственного, но ужасно нахального и тщеславного человека и получить его признание в поражении. Внезапно что-то упало прямо под ногами, отчего ты рефлекторно опустила взгляд вниз, лицезрея несколько маленьких бумажек, в которых ты смогла прочитать только своё собственное имя. Подняв бумажки, ты увидела неаккуратные попытки написать милые и романтические стихи, полные различных метафор и ассоциаций с чем-то прекрасным и красивым. Но всё эти попытки, похоже, не увенчались успехами и просто всё было грубо, сразу видно, что на эмоциях, перечёркнуто тонкими и толстыми линиями чернил. И каждая новая «поэма» начиналась с красиво оформленного и изящно написанного простого «дорогая т/и»… Эдгар, который всё это время не замечая тебя, выискивал негодника-енота, внезапно увидел, что в твоих руках его ужасные, по мнению самого писателя, попытки творения, он резко, как будто ошпаренный, рванул к тебе с неумелыми, но в тоже время внезапно громкими извинениями, отчего ты просто отошла на пару шагов вправо и лицо По впечаталось в твёрдый, пропитанной прохладой пол. — Эдгар…— наконец произвела ты, перелистывая по несколько раз каждую бумагу, читая несколько раз каждую перечёркнутую строчку, — это… Мне? Писатель молчал, кое как поднимаясь с пола, потирая несуществующую шишку на голове и придумывая, как бы получше оправдаться, однако Аллан признал уже тот факт, что и оправдания придумавать не нужно, всё и так и на лице, и на бумагах. — Я… Пытался написать тебе стихи… Пытался рассказать тебе обо всём. Я ведь р-ради этого и научился готовить… Ч-читал, как нужно общаться с людьми…— — Зачем? — довольно по глупому спросила ты, приближаясь к По. — Ч-чтобы…— Эдгар прикусил губу, смотря куда-то в другую сторону, однако из-за чёлки этого не было видно, — чтобы понравиться т-тебе… Смущённый от ушей до пят писатель вздрогнул, когда твоя рука потянулась к его лицу и отодвинула, подобно занавесу, мешающуюся чёлку.Ты старалась впитывать все нарастающие в данный момент чувства, которые, как казалось тебе, и не могли разгореться ещё сильнее, но глубоко ошибалась, ощущая, как где-то внутри всё трепещет, будто выворачивается наизнанку и заставляет слегка вздрагивать, настолько всё сейчас было прекрасно. Глаза, цвета тёмного сапфира заставляли невольно замереть, то ли от восхищения, то ли от пронзающего всё внутри до единой клеточки непонимания. Пустые зрачки, в которых можно было разглядеть тёмные дыры, готовые вот-вот окунуть в свою глубину и тёмные радужки глаз, являющееся некой поверхностной мутью, от которой, будем откровенны, нельзя отвести свой собственный взор. Хочется смотреть, хочется продолжать утопать в этой мутной омути, ощущая, как тяжелее становится дышать сквозь прочную клетку ребёр, а ноги мелко-мелко дрожат, готовые упасть сию же секунду, стоит лишь пару раз моргнуть этим очаровательным органам зрения. — Кра…— ты на крохотное мгновение молчишь, придерживая вверх чёлку и всматриваясь в глаза По, всё тщательнее и тщательнее, стараясь сохранить у себя в голове каждый кадр, ведь в любой момент, кино может закончиться и полотно опять закроется массивным занавесом, — сиво… Эдгар дышит ртом и ощущает неистовый пожар в сердце, разгорающейся с каждым твоим прикосновением, с каждым вздохом и каждой секундой, проведённой с тобою рядом. Ты одурманила чистый, не тронутый ранее кем-либо разум, ты подожгла одинокую и невинную душу, сжигая всё внутри писателя до тла, заставляя сердце, покрытое тонкой коркой ледяного, обжигающего своим холодом и незаинтересованным в людском обществе льда плавиться. Ты — причина бушующих и неизвестных ранее писателю чувств, именно ты — главная героиня его ночных произведений, который мужчина пишет глубоко в царстве Морфея. Ты — главная героиня его жизни, и впервые, Эдгар хочет быть не наблюдателем, решающим всё за своих героев, а участником истории, быть главным героем, которому будет суждено стать одним целым с той, ради которой готов спуститься с трона нетронутого другими творчества и опуститься до чувств, которые были ранее неподвластны. Ты теперь не видишь глаз, но чувствуешь губы, столь холодные, сухие, искусанные и в трещинах, но обжигающие своим теплом, который пытается передать Аллан, теплом, на которое способен только он, только Эдгар Аллан По. Только тот, за которым ты пойдёшь куда угодно, только тот, который сможет подавить в себе те комплексы, давно мучавшие его, и сразиться со страхами лицом к лицу, дабы спасти тебя. «Вы — главные герои этой истории, так отрекитесь ото всех, и напишите свою собственную прозу, где вас будет ждать тот конец, о котором вы мечтаете…»