Не бойся, я с тобой

Виктор приложил руку ко лбу, чтобы смахнуть выступивший пот. Он не ожидал того, что случится. Растворы сработали, как полагается, все прошло по плану, его создание стало живым. Но какой ужас объял его, когда монстр открыл глаза и произнес нечто неразборчивое, словно младенец. Виктор и сейчас слегка дрожал от осознания того, что произошло. Он не думал, что у него получится. И никак не мог предвидеть того, что так испугается. Он подбирал для своего создания все самое лучшее, но до чего же оно получилось отталкивающим и уродливым. Виктор не знал, как поступить. С момента, когда монстр открыл глаза прошло уже пять минут, а он все не решался войти в комнату. Виктор не слыл трусом, но даже его самообладанию был предел. Он стоял и судорожно размышлял над тем, что ему делать дальше, мысленно перебирая несколько вариантов. Чтобы успокоиться он подошел к столу, где стояла винная настойка, и налил себе стакан. Выпив ее и выдохнув, он все решил, что ему нечего бояться. Раз создание его, значит, ничего плохого не могло случиться. К тому же, не детей же с ним крестить, а просто проведать, как оно. Войдя в комнату, он никого в ней не обнаружил. Первым чувством было облегчение. На миг, закрыв глаза, он подумал о том, что все это было лишь кошмарным сном, но с минутами пришло понимание: это существо по сути беспомощно и только-только появилось в мире. Вдруг оно поранится или напугает кого-либо? Ах, ответственность за проведенный эксперимент. Не каждый ученый осознает ее вовремя. Стиснув зубы и накинув сюртук, Виктор направился на улицу. «Он не мог исчезнуть в никуда», — была его единственная мысль. И еще беспокойство. Успеть, вот чего хотел Франкенштейн. Долго идти ему не пришлось, чудовище далеко не ушло. Расположившись в одной из темных подворотен, то стонало и держалось за ногу. Виктор боялся, но не идти на встречу не мог. «Он мне практически сын», — вдруг пришла к тому отчаянная мысль, которая была единственной, что боролась с отвращением. — Эй, успокойся. Это всего лишь камень, — тихо проговорил он, всматриваясь в тело, что создал своими руками. Монстр в ответ только выл и бормотал что-то нечленораздельное. Виктор подошел поближе, наклонился как можно ниже и позвал его. Монстр поднял голову. Виктор побледнел, увидев эти, как он считал идеальные глаза и тонкие черты; единственное, что ему хотелось — это закричать, но он держал себя в руках. Осмотрев воющее нечто перед собой, Франкенштейн, преодолевая все возможные чувства, поднял того на ноги, а после взял за руку. — Пошли отсюда. Тут холодно. Ты можешь заболеть. Монстр в ответ что-то проблеял. Незнакомое, противоественное, «Но свое», — подумал Виктор, ведя того до дома. Дальнейшие дни ничем не отличались от предыдущих. Поначалу Виктор общался с монстром чем-то вроде жестов, спустя пять дней, начал учить говорить. Как ни странно, монстр стал способным учеником. Уча того самым простым словам, Виктор даже со временем начал улыбаться. Все же не таким жутким ему стало казаться его создание, каким он подумал то было в начале. Часто размышляя над тем, что он пошел против природы, против Бога в конце-концов, Виктор приходил к выводам, что совершил страшную ошибку. Но ошибку не перед стихиями, а перед самим созданием. «Какое будущее тебя ждет с такой внешностью?» — часто размышлял тот, пока монстр спал. Размышляя еще дальше, Виктор сделал вывод, что монстр не его создание, а монстр он сам, раз посмел покуситься на святое — на тайну жизни и смерти. И только эти мысли предавали ему мужества в те моменты, когда он обучал «сына» самым простым вещам. — Отец, — однажды спросил его монстр. — Почему ты не разрешаешь мне выходить на улицу? В тех книгах, что ты мне дал, люди постоянно попадают в приключения. Почему я не могу? Виктор не знал, что на это ответить, но говорил ровно: — Ты не такой как остальные. Они могут понять тебя неправильно, — содрогаясь при этом всем своим телом. А дни все шли. Настала весна. В один из дней, когда Виктор заснул за бумагами, монстр решил его ослушаться и вышел на улицу. Первое, на что он наткнулся это были дворовые мальчишки, что дразнили его разными словами, но когда он наткнулся на людей по взрослее, то был шокирован не меньше них. Женщины закрывали глаза и визжали, мужчины крестились и приговаривали нечто вроде «Надо позвать полисмена». Монстр только в этот момент понял, насколько он ужасен. Он прибежал обратно домой, в слезах. Виктор не стал его отчитывать, понимая, как тому тяжело. Он лишь впервые присел с ним рядом, отечески обнял его плечи и тихо произнес: — Не бойся, я с тобой. Франкенштейн понимал, что это навсегда. Что слово ответственность, однажды родившееся из ничего, будет его камнем до конца жизни. Но он был к этому готов.