Таким я вижу вас, Антонио Сальери (М8)

      Я, услышав музыку вашу, когда мне было лет 10, стал понимать, что вы мой ангел, что вы безумный гений, что мне… не стать таким, не смотря на труд мой, на старания, на то, что только музыке одной хотел служить я. А тут явились вы. Стали любимцем императора и всех людей, что музыке ничуть не понимают! Я плакал слезами зависти и злобы. Желал вам смерти, думал план, я ненавидел вас всей душою.       Однажды, когда мы остались наедине, вам тогда было лет восемь, я подошёл к вам и к клавесину, сыграл громкое созвучие, мысленно крича, что я вас ненавижу, а вы… вы улыбнулись, обняли меня, сказав, что красивое моё созвучие. Я тогда настолько разозлился, что даже оттолкнуть не смог вас, падший ангел, подальше от себя. Ваши прикосновения стали для меня проклятием, и когда вы вновь стали играть на вашем адском клавесине, я убежал. Из вашего чёртового дома. Мне было неважно, что после меня накажут за сорванную встречу.       Через много лет ваша музыка играла по всей Вене. Я проклял всё, что прежде знал. Я ненавидел вас всей душой, но в бесконечный раз убеждался, что музыка ваша божественна, чиста, и что любое ваше произведение, услышанное мной, оставит на запястье моём рану. Я понимаю, что дьявол я здесь, а вы невинный ангел. Моя задача уничтожить вас. Но я не могу. Да, я ненавижу вас, но убить… я не могу.       Был сегодня на вашем концерте. И снова слышал вашу прекрасную музыку! Все разошлись, а я остался и пошёл к вам. Вы наверное устали, но это меня не остановит. Вы сидели за клавесином и просто смотрели на чёрно-белые клавиши. Мне в очередной раз казалось, что вы и любой музыкальный инструмент — одно целое, богом посланное на землю живое создание. Но инструментов много, а вы один единственный гений. Я тихо подкрался сзади и закрыл вам глаза руками. Вы вздрогнули, и клавесин издал резкое, но по-своему красивое созвучие нот. Я чудом не засмеялся от вашей растерянности. — Сальери? — Верно, — я кладу руки вам на плечи и до боли сжимаю. Могут остаться синяки. Я не смогу вас лично убить, но делать больно — могу. — Вам понравился концерт? Вольфганг, вы безумец. Вы даже не понимаете мои помыслы. Вы помешаны на своей музыке! — Конечно. Никогда не слышал ничего прекрасней. Я не лгал, говоря это. Я ненавижу вас, а не вашу музыку. — Правда? — Истинная правда. Я лгал многим, но вам никогда. — Я счастлив. Как вы глупы… я мог бы взять и задушить вас прямо сейчас, а вы так безмятежно разговариваете со мной. Неужели не чувствуете, как сильно я хочу, чтобы ваша жалкая, но божественная жизнь оборвалась. В этот момент. Я резко хватаю вас за тоненькую шею и начинаю душить. Нет, убить я вас не смогу. Но довести до полусмерти — с радостью. Вы попытались вырваться, но быстро поняли, что это бесполезно. После вы начинаете прощаться с жизнью и извиняться за какие-то грехи, о которых я и предположить не мог. Вы божественное создание! Сейчас вы сказали, что очень сожалеете о недописанном произведении. Ещё, о том что не подарили какому-то неизвестному мне человеку сюиту, на которую у него не было денег. Что за глупости? Я отпускаю вас и отхожу на несколько шагов назад. На вашей шее остались ярко- фиолетовые следы от моих пальцев. Где-то в глубине проснулась капелька сочувствия, глядя на то, как вы судорожно хватаете воздух, пытаясь отдышаться. Можете теперь накричать на меня, или что-то ещё, но я не буду сожалеть о содеянном. — Сальери, за что вы так со мной? — чуть хриплым и дрожащим голосом спросили вы. Я ожидал совсем другого. — Вы этого заслужили, Амадей. Вы больше ничего не говорите, а лишь снова смотрите в ноты. Я уже собираюсь уйти, но вы берёте меня за рукав, прося подождать. Будто так и хотите, чтобы я вас убил. — Ре диез или лучше ми? — вы тут же сыграли названные вами созвучие с отрывком из нового произведения. — Ми. — Хорошо, спасибо. — Я могу идти? — осведомился я напоследок. — Вы торопитесь? — Нет. — Тогда подождите пару минут, — улыбнувшись сказали вы. Я молча стоял, пока вы играли какие-то обрывки неизвестного мне произведения. Иногда музыка становилась очень резкой, как мои мысли в те моменты, когда я хотел убить вас, но после всё возвращалось в тихие и загадочные звуки. Вы резко встали с места и убежали за кулисы. Я так понимаю, это прощание? Я пошёл к выходу, погружённый в свои мысли. Потому и не услышал, как вы бежали за мной. — Сальери, возьмите, — перед моим лицом появляются несколько листов с нотами сюиты, видимо только что написанной, потому что чернила ещё не высохли. — Зачем? — Это подарок. Вы хотите подарить часть того, за чем бегал всю жизнь? Ваше произведение… После всего что я сделал! — Спасибо. Вы написали это за несколько минут? — Конечно. Я не смог бы писать это без вашего присутствия, — говоря это, вы улыбаетесь. Не знаю почему вы это говорите, но звучит странно. Я пошёл домой, с почти незаметной улыбкой. Мне обычно нечему улыбаться, но сейчас я чувствую радость. Мне впервые хорошо после встречи с вами. Может это из-за подарка? Я прижимаю сюиту к груди и так иду до самого дома.       К сожалению я так и не успел сыграть сюиту раньше. Прошло несколько месяцев, у меня было много работы. Наконец-то время пришло. О вас в Вене было давно неслышно и потому я не так волновался о соперничестве. Я играл ноты, написанные вами и подаренные мне. Вначале была таинственность и загадка, даже небольшой страх, будто предвещание опасности. После, всё плавно переходит в более нежную тему, но всё равно остаётся чувство опасности, затишье перед бурей. Резкий всплеск звуков, как тот, что вы сыграли тогда при мне, а после несколько протяжных нот, в которых я будто услышал своём имя, сказаное вашем голосом. Я испуганно оглядел комнату, не решаясь доигрывать последний лист. Но посмотрел, на сколько там всё страшно. Оказалось, там были тихие созвучия, будто слёзы. Как я когда-то плакал, завидуя вам. И сейчас это снова повторяется. Ваша музыка божественна… Я взглянул на обратную сторону листа. «Таким я вижу вас, Антонио Сальери» — написали вы своим некрасивым почерком. Я слышал, что вы даже не учились письму. В этом произведении вы и правда описали меня. Я думал, вы глупец, но оказался таковым я сам. Вы всё знали и ничего не говорили. А после высказали всё в нескольких листочках с линейками и нотами на них! Дверь резко открылась, и в комнату зашёл дворецкий. — Вольфганг Моцарт умер вчера ночью. Скоро похороны, герр Сальери...