Как хотите, так и поймите!

Аномальный дневник недоинтимной жизни развратной монашки. Действие намбер ван. Я — сосна. Бывает так, что вы живите себе и, вроде как, все в порядке. Относительном. Учитывая то, что обитаете вы не абы где, а в семейке шизофреников, маньяков и просто умственно повернутых людей. И сам вы такой. И все ваше окружение такое. Чего ж может не хватать для цельной картины маслом? Ответ тотально прост — еще больше проблем в виде одного белобрысого и наглого, как испанский морж, кретина. Если составлять примерную траекторию движения этого Титаника, который с предельным рвением возжелал встретить свой айсберг, то выходит следующее: увлечься образом плохих парней, трахающих баб налево, направо, вдоль и поперек, послушать совета подружайки найти объект обожания, без наличия которого все и так было заебись, столкнуться лицом к лицу с бобром. Причесон у него был такой: на небрежно бритой тюремной черепушке торчало стояком русое волосье. Бр-р-р, аж поплохело. Надеюсь, что мне не передались от взглядов на него спидозные флюиды. Лютик, котик, козел, собака плешивая, тощая задница, гребаный наркоша и просто бобр — это все он, милашечка Никитушка. Надеюсь, еще встретимся с ним, в Аду. А пока что он прохлаждается где-нибудь у черта на куличиках в каком-нибудь Мухосранске, отдавая долг Родине, предлагаю посетить аттракцион под названием «Я и моя тупая лубофф». С чего же начать-то, если не сначала. Наверное с эпизода в импровизированной мастерской будущих рисовальщиков по чашкам. — Бэль, тебе нравится какой-нибудь мальчик? — с горящими как у питона с синдромом недотраха глазами спросила меня Лиза Дабл Айс. — Нет, зачем мне лишний гемор сдался? — с полной уверенностью в собственной непоколебимости перед жалким мужским полом ответила я. Тогда я еще не знала, у кого имеются ключи от свинцового передника. К тому же думала, что женщины могут выносить одиночество и не париться по поводу отсутствия личной руки барабанщика. Наивный восьмой класс. — Ну бли-и-ин, я-то серьезно, вообще-то, — надула губки кудряшка, мечта всяких имбецилов, вроде наших дноклассников. И всей гребаной 54-ой школы. — Ну, Лиз, уж как есть. Я считаю себя выше этого. В те чудесные годы мне приходилось делать домашку как в каменном веке из-за отсутствия инета. Одним словом, я была отличница. — Зануда, а мне вот... Честно говоря, мне было глубоко похер, кто ей там и что. Меня интересовали я сама и мои комплексы старой перечницы, бесящейся из-за поцелуйчиков и обнимашек. Я блевала радугой. И тут боженька услыхал мой атеистский вопль и пригвоздил меня глазом к мистеру Большой Хер. Все вокруг глядели на этого ублюдка с восхищением и нездоровым идолопоклонством. Гроза училок и мечта пятикласниц, атомная смесь из симпатичной морды лица с примесью скучающей от жизни мины. Увидев его, в моих разжиженных от зудения подруги мозгах промелькнула мысль наподобие «неплохо было бы поиметь его». Но он сам кого хочешь имел, по этому все было не так просто. «Открылись очи, Она сказала: это он! Увы! теперь и дни и ночи, И жаркий одинокий сон, Всё полно им, всё деве милой Без умолку волшебной силой Твердит о нем». Собака-Пушкин, конечно же, прав, но, черт побери, — почему это чудовище? Почему из всех добрых и милых отбитых парней мне в голову ударила именно моча с помешательством на этом идиоте? Мне такие вселенские вопросы невдомек, сама я ограничивалась объяснением «полюбишь и козла». Козлом он был и остается. В глазах окружающих. Но я-то, как истинный сталкер, прочесавший все поисковые системы в поисках информации об этом петушаре, знала, что Лютик может быть милым и заботливым. Но этом все потом. Сначала был торнадо по имени Алина с языком без костей и черепушкой без мозгов. — Алин, привет, — бодро начала я этот бестолковый базар с глупым выражением лица и поплывшей на нем улыбочкой. — А как зовут того парня с серьгой в ухе и странной челкой? — Ты про алкаша Лютова, что ли? — со смешком переспросила она. Вот же наглая мразь! Да как посмела эта дрянь оскорблять Его Величество, мать его, алкаша Лютова! Тогда у меня по нему была довольно жесткая течка, как у первоклассниц по Биберу. Я бесилась по-любому поводу. — Зачем он тебе сдался, он же отбитый! Да это я и сама знаю, капитан Очевидность! — Просто интересно, — промямлила я, а потом увидела его, шагающим прямо по курсу к нам со своим дебильным дружком Сашей. Про него Лиза-добрая душа шутила, что на нем штаны висят как будто он в них наложил. Алинка мне поведала все, что знала о Лютике, а именно то, что он ебнутый мудак, у которого с психикой не все в порядке, о нем мало чего известно, потому что никто не достоин общения с этим ледяным принцем. Зато все в курсе, что Бобреныш лечился где-то в районе Ганино или это были просто слухи — хрен знает. Такие же сплетни собирали о количестве его шлюшек, поездках в полицейский участок Октябрьского района за дебоширство и прочей ереси. Непонятно было, в каких неведомых ****ях там затерялась правда, ибо со слов Алины «так все и было». Как будто сама она там свечку над ним держала, пока он ширялся или трахал малолеток. Я тяжело вздохнула, а когда расстояние между мной и мальчиком-я-звезда стремительно сокращалось, у меня поехала крыша, захватив с собой и остатки рационального мышления гордой, не нуждающейся в мужиках особы. Мне хотелось ржать и плакать, кричать похабщину и во всем подражать его милейшеству Наркокотику. Походу, в те прекрасные дни моей юности, сейчас-то я уже старая и науськанная, мне очень нравилось садо-мазо и все, что с ним связано. Иначе как объяснить помешательство на воплощении абьюза и женоненавистничества или даже, вернее будет сказать, ненавистника всего живого. С его замороженным сердцем и переполненной ненавистью душой он не заслуживал ни одного трепещущего перед ним девичьего тела, штабелями падавшего пред своим повелителем ниц. Очень неприятно осознавать в такие моменты свою собственную беспомощность и страдание от неразделенной любви к своему кумиру. Сейчас я думаю о том, что он не был человеком для меня, он был недостижимой мечтой, и в том была его прелесть. Сквозящий мертвецким холодом образ еще не успел обжечься и раствориться в прозе жизни и моих глазах. И чем дальше я пыталась раскрыть эту гребаную тайну Смолвиля, тем больше убеждалась в неизлечимости собственных чувств даже спустя годы после мимолетных встреч в школьном коридоре.