***
— Очаровательная девочка, ты так не считаешь? Делора стояла перед гардеробом и придирчиво осматривала синее вычурное платье, которое Люсьетт на ней раньше не видела. На мебели вокруг валялись другие наряды, как будто ведьма перед приходом бывшей кронпринцессы перемеряла кучу платьев и никак не могла определиться с выбором. — Только не говори, что ты послала за мной ради помощи с нарядом. — Заботлива и мила, как всегда, Люсьетт. — Делора, что тебе нужно? — Разве нельзя пригласить тебя просто поговорить, чтобы ты могла отдохнуть от трудовых обязанностей? — Если отдых означает отказ от ужина, я предпочту отказаться от этого отдыха. — Ты все еще обижена? — А ты считаешь, что нет?! Ты обманывала меня, Делора. Лгала и умалчивала то, о чем мне следовало знать! Лгала ей не только Делора. Не только она умалчивала важные вещи, но именно на нее Люсьетт сердилась сильнее всего. Если с другими она могла вести какой-то диалог, выслушать объяснения или оправдания, то насчет ведьмы Люсьетт знала точно — ее совершенно не интересует, что будет говорить Делора, и лучше бы им вообще не пересекаться. — Ты и без того была растеряна, принцесса. А наше вмешательство могло сделать лишь хуже… — Так оно и сделало — хуже. Вы играли моей судьбой, как вам вздумается! — вспылила Люсьетт. — Это было для твоего же… — Блага? Люсьетт почувствовала, как в груди собирается ноющий комок. Резь внутри, что щипала, скручивалась и вызывала желание кричать нарастала, пока девушка смотрела на стоящую перед ней Делору. Женщина выглядела растерянной, она безостановочно мяла в руках синее платье и молчала. Люсьетт хотелось орать на нее, обильно жестикулировать или, хотя бы, уйти и хлопнуть дверью, но она сдержалась. Сейчас, смотря на ведьму, она стала кое-что понимать. Та тяжесть, что она испытывает — это разочарование. Люсьетт схватилась за платье, под которым скрывалась хрустальная подвеска. Хрусталь больно впился в ключицу острым концом. — Можно ли назвать благом окрещение человека злобным существом, не способным на какие-либо человеческие чувства? — Принцесса… — Вместо того, чтобы направлять и помогать, вы меня прокляли, Делора. Обрекли на участь быть неузнанной и непонятой. Лишили меня привычной жизни, родного человека и дома, бросили в незнакомое место и приказали быть благодарной за это. Делора, если бы с тобой обошлись так, ты бы смогла быть благодарна? — Люсьетт, мне очень жаль, что тебе пришлось такое испытать, — Делора отбросила наконец чертово платье и приблизилась к девушке. — Но посмотри на себя сейчас. Тебя окружают множество людей, ты больше не одинока! Появились друзья, улучшились отношения со всеми знакомыми, лишения одарили тебя самым главным для человека — эмпатией и осознанностью! — Матушка тоже считала, что поступает так для всеобщего блага. Обе ведьмы — взрослая и несовершеннолетняя, стояли на своем. С одной стороны Люсьетт — недавний ребенок, которого неумеющим плавать бросили в озеро и наказали выплыть, с другой — Делора, уверенная, что не выплыви ребенок — и королевству конец. Обе считали, что истинны их собственные слова, что вторая недостаточно хорошо понимает, о чем речь. О судьбе ли целого королевства и трех народов, или же о судьбе единственного человека — ребенка, выросшему с родителями, но без них. О чем бы ни говорили ведьмы и что бы они ни думали о другой, вторая все равно понимала то, что говорит первая, и первой были знакомы мысли второй. Только в столкновении все это забылось. Исчезло все остальное, остались лишь сожаления. — Вы считали меня злодейкой, — сжала губы Люсьетт, — считали человеком, которого надо исправить и починить. Как в историях Сказочника, наполненных детской моралью и точными критериями положительных героев. Бескорыстная, честная, доброжелательная и скромная — вот ваша добродетель. Остальное же подлежит чистке. — В этих сказках ведьм показывали как зло! — возмутилась Делора, ведь основной проблемой в сказках было именно это. — Можешь представить мои чувства, когда оказалось, что и я ведьма? — Но ведь это не так! Ведьмы — не злые, Люсьетт, я думала ты уже поняла! Будь мы ведьмой, феей или обычным человеком — мы все являемся людьми. — Но не моя матушка, ведь так? Если кого и винить во всем, так это ее. По крайней мере, именно так вы и говорите. — Люсьетт, послушай, сказки ошибаются, в них было только черное и белое, только зло и добро, но так не бывает. Нет ни злых, ни добрых, все мы — люди, и добрые, и в чем-то злые. Только в нас, в ведьмах тьмы больше, чем в остальных, именно потому мы должны тянуться к свету и контролировать темную сторону. Понимаешь? Принцесса отвернулась, не в силах смотреть на ведьму, но и сдвинуться с места она не могла, лишь стояла, опустив голову. Кому, как не ей, понимать это? Она понимала. Начинала понимать. Делора осторожно положила руку ей на плечо. — Страх управляет людьми, Люсьетт. Страх ошибиться, страшиться быть отвергнутым, бояться открыться… страх нами управляет. Страх управлял народом, когда они пошли против ведьм, страх управлял ведьмами, когда они напали на людей, страх охватил фей, оказавшихся перед выбором. Все королевство боялось темной королевы, но и королева, твоя мать, тоже боялась. Она совершила ошибку, а мы ошиблись, когда побоялись тебе довериться. Люсьетт некоторое время молчала. Затем вздернула подбородок, окатив Делору вызывающим взглядом. — Я боялась, что не смогу вернуть титул. Что проклятье останется со мной навечно, а я так и не пойму, в чем провинилась. Это было до того, как я узнала, что верну титул в любом случае, даже если ничего не извлеку из этого урока. — Значит, страх тебя отпустил… — Нет, я все еще боюсь. Но уже других вещей. Люсьетт шагнула назад и резким движением сбросила с плеч руку Делоры. Сердито взмахнув хвостом, она вздернула носик. — Я больше не буду бояться. Завтра бал, важный день для нас с Эмелин, мы к нему долго готовились, и я, и она верим, что справимся. Это первый шаг. Я не одинока, и Эмелин тоже. Вместе справляться со страхами легче. Девушка наступила вперед, вынуждая Делору сделать шаг назад. — Второй шаг! Признание Офелии хорошей женой и матерью! Я решила дать ей второй шанс, и попрошу дать второй шанс и мне тоже, когда к ней вернутся воспоминания. Мы не связаны кровным родством, но какая разница, если мы теперь одна семья? Шаг второй, и Люсьетт вынудила Делору присесть на помятое синее платье. — И третий шаг, третий осколок разбитого символа семьи. Третий член новой семьи — это Род. Но связан ли он с проклятьем? Я злилась на него, злилась так же, как сейчас на тебя, Делора, но он не связан с моим проклятьем, ведь так? Люсьетт отступила, и Делора смогла обратно встать на ноги. Шаг третий, белая маленькая рука с едва наметившимися мозолями легла поверх руки ведьмы и мягко, но требовательно отобрала платье. Огладив помятую синюю ткань, Люсьетт расправила платье и придирчиво его оглядела. — Проклятье не бывает однозначным, Люсьетт. Некоторые ставят точные условия, а кто-то просто желает «пускай она отпустит сожаления и станет счастливой». Люсьетт удивилась. Ошарашенно заморгав, она повернулась к Делоре. Правда ли то, что она говорит, и если это правда, то… что побудило ведьму такое пожелать? Глядя на то, как, не понимая, хмурится принцесса, ведьма улыбалась. Прошло всего несколько месяцев, как девушка покинула таверну, а уже так повзрослела. Делора не хотела, чтобы что-то произошло с Люсьетт без ее ведома, и долгое время наблюдала за ней из дворца, сидя в закрытых опочивальнях, но обстоятельства вынудили ее отступить обратно в таверну. И теперь ведьма жалела, что оставила ее. Принцесса изменилась еще сильнее за время, которое они не виделись. Как тут не расстраиваться? — Так что единственная, кто знает условия твоего проклятия — ты сама, не я, а ты, — заключила ведьма с легкой грустью. — Значит, если я думаю, что это не связано с Родом, то… — Если ты чувствуешь именно это, то так оно и есть. Подведя итог, Делора забрала синее платье и приложила к груди. Потянула в стороны длинные кружевные рукава, показывая девушке напротив наряд во всей красе: темно-синий шелк переливался глянцевыми волнами, черные кружева шли от лифа к плечам, и вниз, к пальцам, образуя вычурную паутинку. Юбка же отличалась простотой, гладкой волной спускаясь до самого пола. Видимо, с платьем до конца не было решено. На кровати лежала черная полумаска, и она могла подойти к любому платью. Любому из тех, что были у Делоры. Черный — не для празднеств, но бал-маскарад исключение из правил. — Красивое платье, — сказала Люсьетт, — почему ты колеблешься? Оно ведь самое красивое. — Слишком красивое для боя ведьм, — усмехнулась Делора краешком губ. Когда есть подозрения, что придется драться, вряд ли наденешь дорогое платье. — Думаешь, он осмелится напасть на целую толпу? Люсьетт нахмурилась. Одно дело строить козни исподтишка и пытаться напоить принцессу любовным зельем, но совсем другое — напасть на балу, когда все смотрят. Даже самый верный последователь на такое не решится, он же не дурак. — Надеяться надо на лучшее, но забывать готовиться к худшему не стоит. Никто пока не знает, кто мы такие. Кроме Мита. Увидев нас, он поймет, что его песенка спета. Отныне мы всегда будем во дворце, что бы он ни задумывал, ему придется отказаться от старых планов и свыкнуться с простой ролью королевского советника. Делора хмыкнула, оглядела еще раз платье и бросила на Люсьетт веселый взгляд. — А знаешь, я выберу все же это платье. Когда еще мне представится шанс надеть дорогой наряд? — Не оставь нас Варг, у нас было бы доказательство вины советника. Слова дались принцессе с трудом. В мыслях все еще крутились слова Урсулы о том, что Варг — это человек, с которым она некогда была очень близка. Тяжело смириться с тем, что именно он напал на Рода с намерением убить. Но его ведь контролировали… Люсьетт могла лишь надеяться на то, что тот человек на самом деле не хотел им ничего дурного. А теперь Митрос лишился своей марионетки, у него больше нет чужих рук, которыми он мог творить злодеяния. — Для нас же безопаснее, когда Варга нет поблизости. Хорошо, что он ушел. Мы избавились от ошейника, и найди его теперь Митрос — и от нашего зловещего нахального недруга не останется и мокрого места, — Делора не знала, кто такой Варг, она не терзалась душевными страданиями, как Люсьетт. Чувства, испытываемые к Варгу, то есть, к ее бывшему верному рыцарю, были схожи с чувствами, которые она испытывала к матушке, или ко всем ведьмам вообще. Неверие, сожаление, грусть и незнание, как все исправить. Возможно, главнее всего было в этом чувстве желание что-либо исправить. — Думаешь, он еще вернется? — произнесла Люсьетт, обращаясь скорее не к ведьме, а к самой себе. — Неужели этот нахал тебе понравился? — приподняла бровь Делора и подперла руки в боки, напомнив этим другую ведьму. — Я думала, тебе нравится кое-кто другой. — Кто тебе сказал? — встрепенулась Люсьетт. — Ты сама. Только что. Делора расхохоталась, когда принцесса подозрительно щурила глазки. — Похоже, даже ты можешь заблуждаться, Делора. Ты ошиблась. — И что, даже его проклятье не отпугнуло тебя? Ты согласна на свадьбу, чтобы спасти его? — Что!.. откуда ты… Делора снова захохотала, а Люсьетт сокрушенно наморщила носик и закрыла глаза, пытаясь справиться с накатившим смущением. — Достаточно и того, что я повременю со своей, — сделала она акцент на последнем слове, — свадьбой, пока он еще не достиг совершеннолетия. — Пусть он и наследник, но это не означает, что в день совершеннолетия с него автоматически снимется проклятье. Все же, к счастью, Парфе жива, и он пробудет лишь наследником еще долгое время, он не станет Хранителем сразу. — Так ты знала?! — Могла ли я знать, что мальчишка, которого я в глаза никогда не видела и которому Парфе внезапно стала помогать — мальчишка, регулярно нас навещающий и шепчущийся о чем-то с Хранительницей Люкиса, окажется ее наследником? Нет, откуда мне знать. — А откуда ты поняла, что он… ну, мне… Люсьетт сжала губы и досадливо поморщилась. Она не смогла произнести этих слов. — Ответ, что вы по-особенному смотрите друг на друга, не подойдет? Делора прекратила смеяться в голос, но темные глаза ее насмешливо блестели — она не переставала смеяться над Люсьетт. Удивительно, но принцессу это никак не задевало. Вместо возмущения и отрицаний, она лишь нахмурилась и покачала головой, молча прося Делору продолжить. Ведьме хотелось дальше дразнить принцессу, но справедливо рассудила, что с нее пока достаточно того, что она безмолвно согласилась с обвинением ведьмы в сердечных делах. — В магии, которой мы, ведьмы и феи, владеем, важнее всего чувства, которые ее подпитывают. Поэтому я всегда вижу, когда другая ведьма что-то испытывает. И я вижу, что ты будешь сильной ведьмой. — Этот ответ ничем не отличается от первого! Ведьма лишь рассмеялась. Делора стояла перед ней и говорила непонятные вещи. Чувства, испытываемые к этой женщине, тоже были непонятными — неоднозначными. Продолжать ли злиться на нее или вознамериться исполнить первоначальное желание делать вид, что ее не существует, или даже принять благодарность, в которую облачилось ее желание меняться, Люсьетт не могла решить. Одно лишь стало ей понятно — решив этот вопрос, Люсьетт поймет как снять проклятие, и как вернуть народу веру в ведьм.***
Сумрак надвинулся неумолимо. А город оставался суетлив: съезжались последние кареты с родовыми гербами; гремели кружки в трактирах, по улицам горланили песни опьяневшие гости и слуги, получали гневные окрики, вызывались на поединки, сбегали от бдительного окрика стражи, увеличившей патрули; зажигались на бессонную ночь магические светильники в модных салонах — поправлялись в последнюю секунду последние модные платья; спешили домой запоздавшие девчушки, читались письма, отправлялись письма, передавались из уст в уста слухи, узнавались новости и пересуды. Город кипел жизнью. Кто-то шел на бал. Кто-то готовился к свадьбе, а чей-то путь лежал на фестиваль. Разные люди с различных слоев общества стекались в столицу отовсюду. Стены и дороги этого города давно не видали столько народа. Наступит ночь — и даже тогда жизнь не остановится. Найдутся люди, которые не смогут уснуть сами, или им не дадут уснуть шумные соседи, собьется с ног стража, потечет эль рекой, а золото утечет из карманов невнимательных горожан. Но все то — в городе. А дворец стоял поодаль. Гремели кастрюлями поварята, раздавал приказы покрасневший от натуги королевский шеф-повар, носились туда-сюда, стирая подошвы, слуги, ни на миг не прекращался поток карет, останавливающихся у ступеней дворца, сиял белоснежной роскошью оживший дворец, взмахивали пушистым крылом роскошные веера не менее роскошных дам, розовели девичьи щеки, демонстрировали стать гордые представители мужской половины аристократии, пудрили носики в своих комнатах отдельные леди, прибывшие во дворец заранее. Казалось, весь дворец затаил дыхание перед важнейшим торжеством — первым балом кронпринцессы.