Русалочка и Принц

Люсьетт улыбнулась. Она смотрела на человека, который спас ее своим появлением. Он спас ее, когда пришел в «Сказку». Он не осознавал этого, а она не признавалась себе в том, что была рада встретить знакомого человека среди той кучки незнакомцев. Он явился, и она сразу приняла решение идти за ним — обратно домой. Она лишилась всего: дома, отца, одежды, денег, вкусной еды и привычного уклада жизни. Изменилось все, кроме Рода и Эмелин. Отец забыл ее, Эмелин познакомилась с ней заново, а Род всегда ее помнил. Наверное, потому Люсьетт его и ценила. Потому ли она не отказывалась от общения с ним, несмотря на то что разговоры с Родом так или иначе ее всегда задевали? Он был и продолжал быть ее сводным братом. Он всегда был рядом. Затем что-то изменилось. Изменилось ее отношение к Эмелин. Они подружились. Узнай матушка о том, что Люсьетт может подружиться с той, что заняла ее место — была бы в ярости. Она бы спросила Люсьетт в своем ли та уме. Да. Будь матушка жива, Люсьетт вступила бы с ней в спор, выгораживая Эмелин. Что-то изменилось. Она сильно привязалась не только к новой сестре, но и к Роду. Она привыкла к его характеру, его манерам, его словам и мышлению. В какой-то момент она могла сказать себе, что теперь знает Рода лучше, чем себя. Да, она не знала его прошлого, но знала и понимала его настоящего. Так ей казалось до тех пор, пока Род не говорил или делал то, что сильно ее удивляло. И тогда она понимала, что знает его недостаточно; что ей хочется узнать его лучше. Теперь она узнала его. Род стоял перед ней, будучи не похожим на себя самого. Он являлся уверенным, спокойным, умным и надежным парнем, казался старше, чем он есть. Так ли оно на самом деле? Род стоял перед ней, пряча от нее глаза — растрепанный, неуверенный, с едва заметными следами высохших дорожек на скулах, будто ожидающий ее мрачного обвиняющего вердикта. — Ты выглядела так, будто сошла со страниц сказки. Вот как. Люсьетт продолжала улыбаться. Ему хватило уверенности такое сказать. Род стоял перед ней совершенно поникший. Должно быть, он осознает все прегрешения. Как будто ей это поможет. — Ты доволен жизнью в замке? Род нахмурился, будто был недоволен ее словами. Должно быть, немного жестоко с ее стороны такое говорить. Он давно признал свою ошибку и долгое время живет с ее осознанием. Недаром же он так упорно скрывал свой «секрет». Люсьетт продолжала улыбаться, когда уязвленный Род посмотрел в ее глаза. Она смотрела на него и продолжала улыбаться. — Ты рад говорить со мной? — спросила она. Род отвел взгляд. Она смотрела на человека, спасшего ее своим появлением. Приняв опрометчивое решение, она отправилась в пасть монстру, откуда ее и спас принц. Он спас ее от… ведьмы, которая сделала его этим принцем? Люсьетт хмыкнула. Род молчал. У него хорошо получалось это делать. — Мне нужно подумать, — кинула она Роду и отправила лошадь в галоп. *** Люсьетт проникла в бывшую комнату, схватила одну из кукол и с размаху прыгнула на мягкую пружинистую кровать. Свернулась клубком. Рядом уложила куклу, и только потом заметила, что не знает ее. Люсьетт покрутила куклу в руках. Она казалась смутно знакомой, Люсьетт когда-то ее видела. Возможно, она ее даже знает. Аккуратные малозаметные стежки, интересный фасон и недорогая ткань платья прямо говорили о ее происхождении — кукла из магазина Виорики. Откуда она здесь? Отбросив все лишние мысли, о которых не хотелось больше задумываться, Люсьетт легла на спину и подняла куклу над головой. Взяла маленькую ручку в свою, она помахала кукольной рукой, делая вид будто игрушка с ней здоровается. Судя по всему, куклу сюда кто-то принес. Неужели Род? Смешно. Люсьетт швырнула куклу в стену. Раздался слабый неубедительный «шмяк». Такое не ломается. Если подумать, то в комнату помимо нее ходит еще кто-то. Кто-то, кто принес куклу, кто-то, кто помял платье на одной из ее любимых кукол, кто-то, кто украл шкатулку. И, может быть, это все разные люди. Не закрытая запрещенная к посещению комната, а проходной двор. Люсьетт сжала губы, рывком поднялась и пошла искать брошенную куклу. Нельзя так обращаться с игрушкой, которую Виорика так тщательно шила. Неважно, кто ее сюда поставил. Будь это даже Род. Найдя несчастно лежащую на полу куклу, Люсьетт вздохнула и присела рядом с ней. Игрушечные руки трагично раскинулись, одна рука возлегла на лицо, как будто кукла в шоке от жестокого бренного мира, а платье неприлично задралось до колен, открывая миру святая святых. Куклу осторожно подняли и поправили ей платье. Игрушка опустила вниз возмущенные руки и приняла спокойный вид. Дверь открылась. Люсьетт даже встать не успела. На нее изумленно смотрела Офелия. Люсьетт вскочила. Офелия оглянулась через плечо. Люсьетт спрятала за спиной куклу. Офелия закрыла дверь. — Приветствую Ее Величество, — Люсьетт присела в реверансе. Ее теперь накажут? — Здравствуй, Люсьетт, — кивнула Офелия, — я рада, что ты выздоровела. Мачеха знает об этом? Люсьетт осмелилась поднять голову. — Ваша доброта не знает границ. Спасибо, что беспокоитесь обо мне, Ваше Величество. — Не стоит формальностей, ты — подруга моей дочери. Только я должна быть тебе благодарна. Люсьетт вопросительно подняла брови. Офелия улыбнулась. — Кстати, не говори королю о том, что я сюда заходила, — мачеха перешла на заговорщицкий шепот, заставив Люсьетт озадаченно моргнуть. — Мне будет неловко, если он об этом узнает. — Хорошо, — согласилась Люсьетт, не веря тому, что, похоже, никто ее наказывать не собирается. Как ни посмотри, Люсьетт нарушила запрет короля, зайдя в закрытую спальню. Не говоря уже о том, что она касается и швыряется вещами, которые, формально, теперь ее вещами не считаются. Запрет на вход нарушила, кстати, и королева. Если запрет, конечно, касается и ее. Судя по ее словам, так и есть. — Тоже любишь захаживать сюда? Самое тихое место во дворце, если честно, — практически призналась в регулярности нарушения запретов королева и хихикнула, сильно напомнив этим свою дочь. — Я рада, что вы не видите в этом ничего плохого, — выдохнула Люсьетт, немного расслабившись, и поддержала разговор, — здесь своеобразная атмосфера, которая помогает чувствовать себя самим собой. — Не могу с тобой согласиться, — немного грустно улыбнулась королева и пояснила, — у меня возникают другие впечатления при посещении этого места. — Какие? — Меня… одолевают ощущения потерянных возможностей. Будто есть то, что меня когда-то волновало, но спустя время это самое исчезло, оставив меня одну с пустотой неисполненных желаний. Прости, наверное, прозвучало довольно странно, — сконфуженно отвернулась королева и пошла по направлению к шкафу. Остановившись перед ними, королева стала с интересом рассматривать куклы. — Извините, Ваше Величество, я не сталкивалась с таким чувством. — Надеюсь, что и не столкнешься. Живи полной жизнью, Люсьетт, дыши глубоко и искренне. — Я не совсем понимаю… — Я тоже, — погрустнела королева. — Глубоко извиняюсь за такой вопрос, Ваше Величество, но позвольте мне поинтересоваться. — Да? — бодро откликнулась женщина и посмотрела на Люсьетт. — Вы несчастны? Женщина рассмеялась. — Неужели я выгляжу несчастной? — Но… ваши слова… — вспыхнула Люсьетт, принявшись размышлять как оправдаться. — Это моя ошибка, Люсьетт. Не твоя. Я ввела тебя в заблуждение, — отсмеявшись, Офелия вытерла уголок глаз от выступившей слезинки. — Я хотела сказать, что у взрослых есть свои проблемы, которые они никак не могут решить. Даже не могут понять, с какой стороны к ним подступиться. Плохая характеристика для королевы, как считаешь? Люсьетт помотала головой, не совсем понимая с чем именно она не соглашается. То ли с тем, что королевы могут себе позволить быть не идеальными, то ли с тем, что такие проблемы возникают не только у «взрослых». Офелия улыбнулась и потянула руку к Люсьетт. В последний момент она остановила себя и прижала руки к груди. — Извини, иногда ты мне напоминаешь кого-то. Кого-то, кого я знала очень давно. — Кого? Кого именно? — спросила Люсьетт, замерев. — Она… часто на меня злилась. Эта девушка имеет право злиться… на меня. Я не помню! Она имеет большее право находиться здесь… ох, — вздохнула королева. Люсьетт привычно приложила палец к подбородку, и королева воскликнула. — Вот! Она делала точно так же! Ох! Офелия зажмурилась, коснулась висков и застонала от боли. Сначала Люсьетт ее ненавидела. Эта женщина нагло заняла место ее матушки. Офелия согнулась, склонив голову перед стоящей напротив служанкой и тяжело оперлась о полку с куклами. Люсьетт подскочила к ней и подставила плечо, чтобы матушка Рода и Эмелин могла за нее ухватиться. Вместе они сумели добраться до кровати, и Офелия присела на мягкую поверхность. Несмотря на боль, королева сказала: — Извини, что продолжаю сравнивать. Я знаю, что ты — это только ты, Люсьетт. Люсьетт ничего не ответила и уложила королеву в постель. Офелия откинулась на подушки, постепенно она перестала жмуриться, лицо ее разгладилось. — Я очень рада, что именно ты стала ближе всех к Эмелин. Она много о тебе говорит. — Надеюсь, что только хорошее, — заставила себя улыбнуться Люсьетт, глядя на покрытую потом лицо мачехи. — Так и есть, — рассмеялась женщина, — ты помогла ей раскрыться и почувствовать себя более уверенной. Спасибо. Офелия закрыла глаза и глубоко задышала. Не так, как дышит спящий или засыпающий человек, но так, как дышит человек, желающий успокоиться. Люсьетт посмотрела на королеву. Она лежала перед ней совершенно уязвимая, ничуть не похожая на родную матушку. Они говорили друг с другом, и Люсьетт ни разу за разговор не почувствовала злости или обиды, как раньше. Офелия не была идеальной королевой, к ее словам и поведению можно придраться, но зачем? Люсьетт ее больше не ненавидела. Офелия ведь матушка Рода и Эмелин. Офелия — женщина, с которой счастлив отец. И, возможно, Офелия — женщина, которая займет место ее матушки. — Ваше Величество? — окликнула ее Люсьетт, — я считаю, что она больше на вас не злится. Королева открыла ясные глаза, из которых исчезла боль, вызванная попытками вспомнить, и улыбнулась. — Ты очень добра, Люсьетт. По комнате разлился мягкий теплый свет, проникавший в комнату даже через плотную ткань платья Золушки. *** Предательство прощать нельзя. «Предательство». Люсьетт покатала на языке непривычное слово и явление. Являлось ли предательством умолчание некоторых фактов, и считается ли ложью молчание? У него были причины молчать, сугубо личные, но все же. Люсьетт перекатилась на живот и засунула руку под подушку. Вытащила на свет злосчастный флакон, который не решалась выкинуть. Она снова лежала на кровати. И снова — на своей. На одной из них, в той гостевой комнате, которую отвели для Люсьетт по настоятельной просьбе Эмелин. И камин топили слуги, и стирали ее одежды тоже слуги. Хорошо, что в предыдущие тесные покои она вряд ли вернется, до бала осталось четыре дня. Иначе главная служанка бы ей попортила крови. Всего пять дней, и Люсьетт избавится от проклятия. Она потянула за тонкую цепочку, вытягивая из-под ворота невесомую туфельку и маленький ключик. Доказательство того, что она близка к цели и сама по себе, она может попытаться снять проклятие до своего совершеннолетия, но… ей потребовалось несколько месяцев, чтобы завершить два этапа, неужели четырех дней хватит для того, чтобы совершить и третье доброе дело? В конце концов, Люсьетт так и не поняла, что значит добро. Не может же она считаться доброй, если ее такой считают окружающие?.. Или может? Люсьетт вскочила и сжала кулаки. Неужели ее не считали доброй, когда она помогала таскать ткани одной из служанок? А ведь это была ее работа, а помогать Люсьетт и не могла? Или вот, например, старый библиотекарь, которому она помогала с уборкой в хранилище? Ее ведь об этом никто не просил. А девушка из кондитерской, которой Люсьетт на радостях после выручки оставила больше монет, чем на самом деле стоила та булочка? Люсьетт раздраженно помотала головой и вновь легла, оставив в покое надоевшую волшебную туфлю с недостающим осколком. Или дело не в том, что ее считают доброй, а в том, кто именно?.. Люсьетт застыла. Даже дышать стала медленнее, боясь упустить мысль. Первый осколок она получила от Эмелин. Когда она… признала ее другом? Неужели? Люсьетт нахмурилась. Она не знала, что послужило причиной. Момент получения осколка она упустила, потому не может даже догадываться. Второй — от Офелии. Неужели проклятие посчитало, что Люсьетт «исправляется» только из-за ее слов? Нет, как-то странно. Вряд ли из-за этого. Девушка вздохнула. Несмотря на то, что сияние и Люсьетт, и Офелия заметили сразу, она так же понятия не имеет, что послужило условием снятия проклятия. Люсьетт увидела перед глазами вновь ту картину с ослабевшей женщиной, по которой ударило ее проклятие забвения, когда та почти ее вспомнила, и моргнула, избавляясь от воспоминания. Вспоминать было… грустно. Как будто Люсьетт была виновата в том, что Офелии стало дурно. Надо быть осторожней и не выпытывать прошлое у людей, ее не знающих. Люсьетт вновь перекатилась по кровати, сминая под собой одеяло. Личная служанка кронпринцессы Эмелин маялась от безделья. Кронпринцесса пропадала на чаепитиях целыми днями и недавно едва не согласилась на посещения бала у одной из благородных особ до своего дебюта, к счастью, она вовремя одумалась. Да, Эмелин растет. Люсьетт довольно улыбнулась, отмечая победы сестры в высшем свете, которые она стала одерживать до дебютного бала. Он был совсем близко — бал. Приготовления к нему шли полным ходом, дворец и слуги пребывали в некоторой истерии, и Люсьетт могла бы приложить и свои руки… но Эмелин строго наказала Люсьетт в приготовлениях не участвовать, и к работе во дворце не приступать. И Люсьетт была вынуждена согласиться. Как-никак, самое важное уже позади: платье Эмелин и Офелии готово, меню утвердили, приглашения давно разосланы, гости потихоньку прибывают, и их комнаты готовы. Взамен она потребовала у сестры, чтобы та прекратила свои мольбы о ее сопровождении на чаи. Коль бы ни было необходимостью поддерживать дружеские встречи со светом, бывшая кронпринцесса терпеть не могла общества знатных дам, только и делавших, что ведших разговоры о модных в сезоне шляпках с перьями, которые следовало носить при посещении в салон, но никак не на прогулку в сад. У Эмелин это как-то получше получалось, стоит признать. Вот и получалось, что времени у Люсьетт теперь стало намного больше. И она не знала, что с появившимся временем делать. Книги у нее отобрали, когда лекарь заметил, что служанка кронпринцессы стала щуриться и часто моргать, пытаясь увлажнить высохшие глаза. На что Люсьетт справедливо заметила, что у принца в таком случае учебники отобрать тоже надо. Ведь он имел пагубную привычку читать при свечах. На подозрительный вопрос откуда она об этом знает, Люсьетт смущенно отвела глаза. Что лекарь подумал, Люсьетт не хотела и думать. Ну не могла же она ему сообщить, что подглядела за ним, когда ведьма следила за обитателями замка? Люсьетт села на кровати и посмотрела в окно. Летали птицы, облюбовавшие теплое местечко над комнатой. Они время от времени пролетали стремительной стайкой, улетая в небесную высь. Всегда возвращались, пели свою песнь и прятались где-то наверху. Звонкие голоса птиц, когда-то казавшиеся ей надоедливыми, таковыми больше не ощущались. Их песня очаровывала и приковывала к себе, заставляя Люсьетт прижиматься лбом к стеклу в непонятном желании слушать их пение подольше и отчетливее. Люсьетт вздохнула и прервала размышления. Наскоро приведя себя в порядок, она выскользнула из комнаты и отправилась куда глаза глядят. Ей надоело строить из себя пленницу, все вокруг слишком ее опекали. Она уже вполне здорова. И давно. И ждать все не приходящего загадочного страшного гостя ей тоже надоело. Люсьетт полагала, что он явится после ее визита к ведьме. Что бы он от нее ни хотел, но чего-то он все же хотел, и, скорее всего, своего еще не добился. Флакон-то она не использовала, и в лжи их уличила. Зачем им лгать? Знали ли они правду и зачем им влюбленные друг в друга Род и Виорика? Люсьетт не знала. Она шла по коридорам, по которым суетливо мельтешили слуги, и удостаивалась скользящих по ней ненавидящих взглядов тогда, когда они полагали, что Люсьетт не видит. Но Люсьетт видела. И слышала. Она даже улыбнулась, когда поймала себя на мысли, что все это сильно напоминает ее прошлое. Ничего не меняется. И не поменяется, ведь она вернет свое имя уже совсем скоро. Причина только сменится у этих взглядов и шепотков, ну и слуги будут позволять себе чуть меньше того, что позволяют сейчас. Люсьетт бы помогла им, но… во-первых, ей запретили, во-вторых, попросили бы вежливо, без всяких шепотков. Девушка крутила головой, наблюдая за жизнью дворца. Сновали слуги, некоторые из них — незнакомые, должно быть прибыли вместе с хозяевами. Сновали и их хозяева — члены древнейших родов, прибывших во дворец заранее: пролетали стайки хихикающих леди, и тогда все слуги приостанавливали мельтешение и склонялись в поклоне; степенно шагали их отцы, кидали презрительные взгляды их матери — и тогда слуги склонялись в глубочайшем поклоне. А вот королевских особ видно не было. За исключением самой Люсьетт. Должно быть, отец сидит в кабинете, Род наверняка учится, Эмелин снова в городе, а Офелия… или занята беседами с гостями, или снова спряталась от них в запрещенной спальне. Или нет. Люсьетт как раз проходила мимо пустого королевского зала, который открывали лишь во время официальных визитов, как вдруг ее что-то остановило. Тихое бормотание. Приоткрытая дверь. Отсутствие стражи. Склонившаяся перед пустым троном стройная фигура в длинном чайном платье и с собранной в небрежную прическу золотыми волосами. Фигура сидела, склонив голову, на красном ковре, руки она соединила перед собой в молитвенном жесте. Что здесь делает Эмелин? Она не на чаепитии? Разве мероприятие так быстро закончилось? Люсьетт потянулась к двери, но остановила себя, испытав странное чувство. Как будто такое уже происходило. А ведь происходило. Она тогда подглядывала за Эмелин. Тогда сестра не была одна и приятно проводила время с матерью. Как раз тогда Люсьетт и упала в обморок. Как давно это было… нет, совсем недавно, несколько дней назад. Только после того дня произошло столько всего, что теперь те дни, когда Люсьетт волновалась только о подготовке к балу и чаепитию, казались давно ушедшим «до». «До» того, как к ней пришел загадочный дворянин, от которого веет злобой. «До» того, как она узнала о том, что Рода ожидает смерть в конце пути в случае их неудачи. «До» того, как она поехала к ведьме и узнала правду. Ведьма. Люсьетт поежилась, почувствовав пробежавшие по спине мурашки, и шагнула в приоткрытую дверь. Она не хочет подглядывать. Эмелин услышала тихие шаги, ступавшие по красному ковру, и обернулась. — Привет, Люсьетт. — Эмелин, — кивнула она сестре и опустилась на колени рядом с ней. Юбки девушек разноцветным бутоном раскрылись по ковру. Люсьетт — в черно-белой форме, Эмелин — в нежно-розовом платье, украшенном хрупкими цветами. — О чем ты думаешь? — спросила Люсьетт, не смотря на сестру. Взор ее был приклеен к пустому трону, перед которым сидели девушки. Эмелин долго не отвечала. Сбоку от Люсьетт раздалось шуршание одежд. Эмелин открыла глаза и опустила руки на колени, нерешительно взглянула на подругу. — Думаешь, я справляюсь со своими обязанностями? — ответила она вопросом на вопрос. Подруга серьезно кивнула, и Эмелин вздохнула, обратив взгляд обратно на трон. Обстоятельства легли так, что недавняя простолюдинка стала наследницей престола. Настанет время, когда на троне будет сидеть она, а не Его Величество. Как ни взгляни, это пугало до дрожи. Эмелин сцепила руки, уговаривая себя перестать дрожать. До этого момента еще далеко, но все же… вдруг король и ее мать заведут нового ребенка и объявят наследником его? Было бы хорошо… даже если нет, что, если Род… если все его одобрят… Эмелин почувствовала, что не справляется. К пальцам вернулась дрожь, девушка безуспешно попыталась спрятать руки в складках легкого платья. Рядом сидящая девушка заметила это несмотря на то, что вовсе на нее не глядела. — Эмелин, — произнесла она, — рядом всегда будут люди, которых ты можешь попросить о помощи. Волнуешься о предстоящем бале? Волновалась она не только о бале, но Эмелин все же согласно кивнула. — Я не думаю, что готова. Я всех разочарую. — Главное — это то, что ты никогда не сможешь разочаровать самых важных тебе людей. Люсьетт повернула голову. Губы ее сияли понимающей терпеливой улыбкой. Эмелин ощутила, как к глазам подступают благодарные слезы. Прежде чем она поняла, что делает, Эмелин уже сжимала в руках пискнувшую от неожиданности подругу. — Спасибо, Люсьетт. Подруга неловко похлопала ее по плечу, не зная, что еще делать. Это показалось Эмелин слишком милым, и принцесса рассмеялась. Не собираясь дальше ее мучить непривычными жестами, Эмелин отпустила девушку. — Ты придешь на бал? Все будут в масках, так что не думаю, что кто-то будет против… — Да, приду. Только тебе нужно помочь мне с выбором наряда, я совсем не в курсе последних веяний моды, — ответила та, проговорив последние слова смотря совсем в другую сторону, будто стыдясь своего незнания. Эмелин снова рассмеялась и стерла с глаз проскользнувшую слезинку. *** — Придется заглянуть в один из модных домов, — не обрадовалась данной перспективе бывшая кронпринцесса. — Жаль, что мы не подумали о твоем платье заранее, — проявила сочувствие кронпринцесса нынешняя, и обе девушки обменялись огорченными взглядами. Род отметил сплоченность двух принцесс и повернулся к окну. Уши предательски алели, и пейзаж за окном показался ему необычайно умиротворяющим. — Надеюсь в салоне найдется подходящее платье, иначе мне останется только пойти в форме, — фыркнула одна из девушек, и Род с удивлением понял, что иначе интерпретирует произнесенную фразу. Раньше он бы посчитал это грубостью, и скорее всего выражением раздражения она бы и являлась. Теперь же… — Бал-маскарад же, — хихикнула Эмелин, — останется только надеть маску, и наряд готов! Но какая маска подойдет к форме горничной? — Черно-белая маска Арлекина, самое то для развлечения гостей, — мрачно отозвалась Люсьетт, и Род невольно хмыкнул. — Тогда тебе нужна полумаска Колумбины, — вставил свое слово Род, и девушки удивленно на него уставились. Люсьетт задержала на нем взгляд и высоко приподняла правую бровь, будто вопрошая: «Ты смеешь со мной говорить?». Род поспешил вернуться к любованию однообразными редкими деревьями, сквозь которые уже виднелся город. — Хорошая идея! — оживилась Эмелин, — только черный — не слишком подходящий цвет для дебюта, нужно будет выбрать более нежные теплые цвета. — Дебюта? — повернулись к девушке Род и Люсьетт. — Люсьетт, у тебя же тоже, получается, будет дебют, — произнесла Эмелин, и Люсьетт нахмурилась. Дебют у проклятой кронпринцессы уже произошел ранее, но как ей об этом сказать? — Действительно, надо будет хорошенько подумать над нарядом, — поддакнула она в итоге и задумчиво прижала палец к подбородку в привычном жесте. — Только бал-маскарад вряд ли подойдет для дебюта, чьей была идея устроить именно маскарад? — Моей, — отозвалась Эмелин и затихла. Спрятаться от сотен взглядов проще под маской, это факт. Род поджал губы. Это из-за него сестре приходится терпеть. — А ведь на следующий день назначена свадьба Виорики, ты сумеешь встать пораньше после бала? Будет прискорбно, если мы ее пропустим, — задумчиво протянула Люсьетт. — «Мы»? Ты тоже пойдешь? — удивился Род. — Да, меня пригласили, — холодно ответила ему Люсьетт. — Это же здорово, Люсьетт! Как хорошо, что тебе понравилась Виорика, — зарделась Эмелин, а Люсьетт открыла рот, чтобы ей ответить, но Род успел раньше. — У тебя же день рождения в этот день, — нахмурился он, а Люсьетт одарила его раздраженным взглядом. — Ох, день рождения? Ты же отметишь его с нами? — подпрыгнула на месте Эмелин и встревоженно принялась бормотать, — я не подготовила подарок, маскарад закончится ближе к утру, свадьба назначена на полдень и будет длиться несколько часов: после обряда в церкви будут накрыты столы на малой площади, а где ты хочешь отметить свой праздник? От резкого перехода на личное Люсьетт неловко засмеялась: — Не тревожься об этом, Эмелин, я не думаю, что буду отмечать. — Как же так? — огорчилась сестра, а Род украдкой взглянул на непроницаемое лицо кронпринцессы. Это действительно ее устроит? — Я больше не хочу об этом говорить. Извини, Эмелин, — произнесла она несколько устало, и сестра не стала настаивать. Не стал говорить об этом и Род. Карета остановилась, Род не стал дожидаться лакея и выпрыгнул из экипажа. Подал руку сестре и, когда она спустилась, протянул руку второй. На учтиво ожидающего Рода легко опустилась нежная рука, изящные пальцы принцессы едва коснулись открытой ладони и оставили на ней призрак теплого прикосновения. Люсьетт едва взглянула на него и прошла дальше. Обе девушки зашли в здание. Род понял, что задерживал дыхание, выдохнул и наполнил грудь воздухом, возвращая себя к жизни. Он замешкался у входа, не решаясь заходить. Род никогда не заходил в подобные места. Если Эмелин требовалось хорошее платье, они с матерью шли сами, не беря его с собой. А себе вещи Род обычно смотрел на рынке. После повторного замужества матери ходить в магазины ради одежды стало и вовсе не нужно, во дворец были вхожи искусные портные. Да и нужно ли ему заходить? Наверное, Люсьетт будет мерить платья, и ему не стоит… Он почувствовал, как к щекам прилил жар, и чертыхнулся. Затем оглянулся на ничем не подавшего виду кучера, он же не услышал? — Ну Род, давай быстрей! — выглянула из-за двери голова сестры и тут же исчезла из виду. Род, скрепя сердце, потянулся к дверной ручке. Внутри все оказалось не так, как он представлял. Наверху сияла светом огромная сверкающая люстра, почти такая же, как в приемном зале, и ярко освещала несколько манекенов в бальных платьях. Невдалеке от них висели другие платья — попроще, но девушки на них даже не смотрели. Рядом с одним из манекенов стояла Люсьетт, она держала рукав платья и что-то на нем разглядывала. — Как думаешь, Род? — возникла Эмелин, глаза ее сияли от восторга, — правда, оно подойдет Люсьетт? Род только невразумительно угукнул. Люсьетт смотрится хорошо в любом наряде. — Мне не нравятся кружева, — отозвалась она, и Эмелин сразу его покинула и подлетела к манекену. — Можем их заменить на другие. Желаете посмотреть на образцы? — откуда ни возьмись появилась хозяйка салона, махнула рукой и из другой комнаты тотчас вынесли белоснежные тонкие паутинки. — Да, слишком мелко, — протянула Эмелин, Люсьетт кивнула, будто говоря «точно-точно, видишь?». Она подошла к столу, на котором выложили кружева и стала разглядывать теперь рисунок на них. Род тяжело вздохнул и тоскливо посмотрел в окно. Заметил около него диванчик, подошел к нему и сел. Одна из девушек, выложивших кружева на стол, кинула на него взгляд и поспешно вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с подносом горячего чая. Род благодарно ей кивнул. Люсьетт зависла над выбором кружев, и Эмелин взяла дело в свои руки. Спустя полчаса девушки решили, что фасон платья им не нравится и они еще полчаса вместе с хозяйкой думали над тем, как перекроить наряд. Через некоторое время девушки поняли, что им не нравится цвет, обозначенный как цвет морской волны, и перешли к другому манекену, который радовал их глаз гораздо больше. По мнению Рода, как тот, так и этот были синими. На полный жалости к себе вопрос, озвученный им сестре, о том, почему они его взяли с собой, Эмелин авторитетно заявила, что им было важно мужское мнение. Хотя потом Эмелин сама осознала, что они ни разу не прислушались к его мнению. Неважно. Главное, что по истечении двух часов после их захода в салон, они все же вышли оттуда и пошли дальше, искать подходящие туфли и маску. На этот момент Род уже ни о чем не думал. Он был рад тому, что к заходу солнца девушки все же нашли себе все, что хотели, и завтра не потащат его с собой снова. Когда карета остановилась перед дворцом, Род обессиленно остался сидеть, пока девушки, оглядываясь на него и шепчась, спустились сами и направились к дворцу. За ними побежал лакей, держа на вытянутых руках многочисленные покупки. Наступили блаженные тишина и одиночество. Наступили пронзительные тишина и одиночество, сказав, что он что-то забыл сделать. Он должен был это сделать. Тишина оглушила. Род выпрыгнул из кареты. Люсьетт нигде нет. Она уже ушла. Не думая о том, как это выглядит со стороны, он побежал по лестнице, пробежал мимо стражников, кинул взгляд налево, направо. Направо! Вот они! — Люсьетт! — кричит он. Девушки обернулись. Люсьетт — удивленно, Эмелин выглядит шокированной. — Мне нужно с тобой поговорить! Лицо Люсьетт меняется, ее взгляд острее и холоднее, чем когда-либо. — Это важно, — понижает он голос. Девушки переглядываются. Эмелин неуверенно кивает брату, подруге. Она идет дальше, вместе с ней уходит и лакей с покупками. — Говорите, Ваше Высочество. Я вас внимательно слушаю, — склоняется она перед ним. Но ниже кого-либо ощущает себя именно он. Ее глаза внимательно смотрят на него, они ослепительно сияют в будто потустороннем освещении, вызванном множеством свечей, собравшимся вокруг них. — Не здесь, — обернулся он на стражу. Та усердно делает вид, что ничего не видит и не слышит. Лицо Люсьетт принимает еще более отстраненный вид. Она согласно поклоняется ему и величественно приближается. Вместе они выходят из дворца и направляются в сад. Сердце принца колотится. Он понимает, что необдуманными поступками дал почву для слухов и сестре, и лакеям, и страже. Кто знает, до чего они додумаются и чего решат. Но ведь никто не будет судачить всякое? Разве им есть до этого дело? Есть. Люсьетт, пользуясь тем, что вышла из дворца в безлюдный сад — недовольно кривит губы. Если она и была зла на него раньше, то теперь она зла более всего. Они останавливаются у большого фигурного куста. Не скрываются за ним, давая смотреть всем, кто мог наблюдать из окон — они стоят в приличном расстоянии друг от друга и говорят. Не более. — Извини за мой порыв. Я поступил необдуманно. — Хорошо, что ты понимаешь. О чем они говорят? О том, что произошло только что — в прошлом совсем недавнем, или о том, что произошло в прошлом давнем — настолько давнем, когда каждый из них был не тем, кем является сейчас? — Я, — собрался объяснить Род то, как он хотел сказать об этом в самом начале дня, но не успел, а потом понял, что тянуть с сообщением до завтра совсем не стоит, но затем… — не собираюсь оправдываться. — Отличное решение, — кивнула она, ее лицо обращено в другую сторону — не к нему. Он все портит. И каждое его слово делает только хуже. — Я нашел шкатулку, — выпалил он. Она резко повернулась. Надвинулась на него в порыве эмоций, придвигаясь ближе, чем следует. — Где? У кого? — Это довольно странно, но… у матери. — Что? Где она сейчас?! — она сильно удивлена, ошарашена, шокирована. Она в смятении. Думает о том, как именно его мать причастна к ведьмам или феям? — До сих пор там. Она сказала, что шкатулку принес король. Люсьетт отступила. Хмурится, закрыла глаза ладонью. Думает. Она всегда очень много думает — эта Люсьетт. Размышляет, гадает, замечает. Убирает руку с глаз, прижимает палец к губам, смотрит на него, сверкает глазами. Как он раньше не замечал в ней эту бурю, не дающую покоя ни ей, ни ему? Губы ее разомкнулись и произнесли: — Надо ее заполучить. Ты мне поможешь?