Под гнётом журналистов

Не будем спорить, что ситуации глупее не придумать. Тусклый свет, куча народу и сквозь неё друг на друга злостно смотрели два мужчины, один из которых крепко сжимал её руку, а второй делал это не так давно. Эмма никогда не видела Джино таким... злым. Он был действительно зол, он так оглядывал Тарино, что Эмме точно становилось не по себе. Но, в конце концов, она ведь ничего ему не должна. Итальянец то появлялся, то пропадал из её жизни, не давая ей никаких объяснений об их отношениях. И как он вообще мог сейчас так на неё смотреть? — Джино, я... — начинает Эмма, но Дэвид её одергивает, громко шепча. — Давайте не сейчас. Джино соглашается с этим решением, делая кивок, и отворачивается к сцене. В страхе, от переизбытка чувств, Эмма сильнее сжимает руку Дэвида, а он, в свою очередь, начинает успокаивающе гладить её кисть большим пальцем. На сцене появляется ведущий. Возгласы, овации и какая-то непрекращающаяся болтовня. Купер нет до этого дела, она смотрит на сцену, но не видит ровным счётом ничего. Не слышит речей, слов, не обращает внимания на тех, кто поднимается на сцену, берет какие-то награды. Сейчас она просто не может даже спокойно дышать. — И, конечно же, поприветствуем овациями человека, что получил нашу высшую премию! — Дэвид сжал руку Эммы покрепче. — Его фильм набрал самые большие оценки в своём жанре и побил все рекорды этого года! — задорно говорил ведущий. — Дэ-эвид Та-арино! Дэвид тепло улыбнулся Эмме и, отпустив её руку, последовал к сцене. Теперь она осталась совсем одна и пыталась слиться с этим красным креслом, чтобы никто даже и не вспомнил, что она здесь была. Она чувствовала на себе взгляд Джино и намеренно не поворачивалась к нему. — Хочу сказать большое спасибо нашей команде, — начал Дэвид, — актёрам, монтажёрам, операторам и всем, кто приложил свой труд к фильму. И, конечно, отдельную благодарность моей спутнице, а по совместительству музе — Эмме Купер. Сердце на мгновенье остановилось, оваций было не слышно. Её зовут на сцену, Джино с непониманием размахивает руками и говорит что-то, но она ничего не понимает. Её слух приглушён, она слышит лишь удары своих каблуков. Ноги совсем подкашиваются, Дэвид это замечает и, когда она подходит к сцене, он встречает её. Тарино крепко берет её руку и помогает подняться по лестнице. Со сцены Эмма замечает, насколько этот зал большой. Она так рада, так счастлива, что стоит здесь. Она улыбалась своей белоснежной улыбкой и махала в свет софитов, пока мужчина крепко прижимал её к себе, чтобы она не упала. — Наш союз, — начал Дэвид, держа микрофон и смотря Эмме в глаза, — это именно тот союз, который, казалось бы, не мог состоятся ни при каких обстоятельствах, но это случилось. Дэвид настолько широко улыбался, что всё, что здесь происходило, Эмма посчитала за искренность, её улыбка расплывалась в его глазах, и она забыла о всех проблемах. Она стала понимать, что начала влюбляться в это вечно недовольное лицо, в эти острые скулы, едкий язык, в эти карие глаза, в эти тонкие пальцы, что держали сейчас её так уверенно, что она совсем ничего в жизни, казалось бы, не могла бояться. Дэвид убирает микрофон и целует Эмму в губы. Она вздрагивает, стоя, как истукан. Но, осознав, что происходит и где она находится, девушка быстро выходит из ситуации и отвечает на поцелуй, обвивая руками его шею. Дэвид отвернул её и закрыл собой от всех, широко улыбнувшись. — Так и знал, что на вкус ты, как карамель, — прошептал он ей на ухо, и они поклонились и ушли. Сейчас Эмма спускалась по лестнице уверенной. Уверенной в завтрашнем дне и в своём счастье. В том, что с ней рядом идёт мужчина, которому она хочет довериться.

***

Эмма стояла одна, Дэвид отошёл куда-то для разговора и изредка одарял её взглядом с конца зала. Эмма махала ему рукой и дальше осматривала помещение, держа в руках бокал шампанского. — Такая красивая и стоит одна, — она обернулась на голос и увидела Джино, появившегося из-за её спины. — Извини за весь этот спектакль, Джино, — проговорила она, склонив голову. — Я скучал, — он тепло улыбнулся, склонив голову. — Грацио, Эмма. Ты само совершенство. — Спасибо, но... — Ничего не говори, здесь во всём виноват я, — он опустил голову. — Не стоило оставлять такую красоту одну так надолго. Конечно, её бы расхватали. Но знаешь, я не очень доверяю Дэвиду. Он скользкий тип. — Почему? — Эмма подняла брови. — Еще недавно ты звонила мне в истериках, в которые он тебя приводил, и говорила, что не пойдешь к нему на съёмки никогда в жизни, — начинает он. — А сейчас он на весь мир признается к тебе в любви, и вы целуетесь перед миллионами людей. — Я сама не до конца всё это приняла. И ещё в шоке. — Просто будь с ним аккуратнее, — Джино кладёт руку ей на плечо и тепло улыбается. Эмма накрывает его ладонь своей и тоже с улыбкой склоняет голову, не успевая вымолвить «спасибо». — Какие-то проблемы, Габардини? — за спиной появился Дэвид, он стал осматривать происходящее. Джино убрал руку с Эммы и повернулся. — Нет, мы просто разговариваем. — Поехали, Эмма, — Дэвид протягивает ей руку, и она кладёт в неё свою, послушно идя за ним. Они минуют множество людей, проходов и выходят на улицу, к машине Дэвида. Тарино, не провожая Эмму, садится на своё сидение, и она доходит до своего сама, таща за собой это длинное платье. — Не надо крутиться у Джино у всех на виду, — прошипел Дэвид, сжимая руль. — Ваш разговор выглядел слишком тёплым. — И что? — возразила Эмма. — Мы давно не виделись и имеем право поговорить. И он вовсе не посторонний мне человек. — А какой? Близкий? — фыркнул Дэвид. — Вполне! — съязвила Эмма, выпрямив спину. — А ты ревнуешь? — Нет, я не ревную! — прошипел он. — Да и было бы кого ревновать! Пучок розовых волос на шпильках, который ничего из себя не представляет. Эмма в удивление открыла рот. И это ему она доверилась два часа назад? И это он казался ей убежищем от всего? Глаза зажгло, начали подступать слёзы, которые Эмма незаметно сразу же вытерла. — И доли правды не было в твоих словах за сегодняшний вечер? — тихо промолвила Эмма. — В каких словах? — усмехнулся он. — Если «Город Грёз» выстрелит с помощью тебя, то я буду единственным режиссёром, что получит премию пять раз подряд. Слёзы накатывали новой волной, и Эмма уже не могла их прятать. Дэвид остановил машину, заметив это, и озабочено повернулся, осматривая её. — Что случилось? — спокойно спросил он. Она отвернулась к окну, сглатывая весь поток слёз. — Эмма, что заставляет тебя так рыдать? — Ты! — Эмма срывается на крик. — Всё, что ты говоришь! Про пучок волос на шпильках, про то враньё на весь мир! Дэвид озадачено сводит брови, округляя глаза. — Разве мы с тобой по-другому когда-то общались? И правда. Эмма вдруг осознает, что это обычное поведение Дэвида: оскорбления, крики, самомнение. И просто Эмма вместо того, чтобы спокойно отвечать, закрывается в себе. И понятно почему. Ещё каких-то два часа назад она ловила себя на мысли, что влюблялась в него, думая, что это взаимно. А сейчас он продолжал угнетать всю атмосферу, и она навсегда останется для него этой глупой посредственностью, которую он встретил в клубе. Ничего никогда не изменится. Он никогда не увидит её другой. От этих мыслей слёзы покатились по её щекам. Всё это время Дэвид с изумлением осматривал её, боясь произнести хоть слово. — Если тебя так задели мои слова, прошу прощения, — выдавливает он. — Обычно тебя трудно обидеть. Эмма отворачивается к окну. — Просто отвези меня домой. Дэвид заводит мотор и двигается с места. Всю дорогу они едут молча. Дэвид боится что-то сказать, хотя в его голове целый ураган мыслей. Конечно, Эмма ему нравится. И ему больно видеть, что эти неаккуратно брошенные слова довели её до такой истерики. Когда они, наконец, приехали, Эмма тяжело вздохнула и стала тянуться к ручке двери. Дэвид перехватил этот момент и нажатием одной кнопки на своей двери заблокировал машину. Она испуганно обернулась. Он сидел такой холодный, красивый, осматривал её покрасневшее лицо. Эмма увела взгляд. — Ты не пучок розовых волос на шпильках, — начал он, но она перебила его. — Не надо ничего говорить. Я и без тебя знаю, кто я. Лучше реши это для себя. И выпусти меня! — Нет, не выпущу, — проговорил Дэвид, схватив её запястье. — Что значит «реши для себя»? — То и значит! — прошипела она. — Кто я там: бездарность, дура, пучок волос на шпильках или муза, вдохновитель! — Эмма, — прошептал Дэвид. — Конечно же ты не бездарность. Но ты потерялась в жизни! Я не понимаю, что ты хочешь, — он повысил тон. — То ты кричишь, называя педиком, то соглашаешься играть со мной пару, то не видишь разницы между игрой и жизнью и плачешь от слов, на которые раньше не обращала внимания, — он прикрикнул. — Что происходит? — Ты просто идиот, Дэвид, — ответила она, скинув его руку со своего запястья. — Выпусти меня! — крикнула она. И Дэвид послушно нажал на кнопку разблокировки. Девушка вышла из машины да так громко хлопнула дверью, что внутри Дэвида будто что-то оборвалось. Он смотрел в след уходящей Эмме, что на ходу вытирала слёзы, и не мог осознать произошедшее.