Дневники гибрида: Заставь меня чувствовать

Эмоции человека – это дар от наших животных предков. Жестокость – это дар, который люди приобрели сами. Ганнибал Лектер

На Мистик Фоллс волнами опускался осенний туман, дымкой поддевая окружающий мир и заставляя немногочисленных водителей на дорогах сбавлять скорость. Сквозь него мягко пробивались лучи раннего и оттого холодного солнца и отражались от капель росы на траве. Николь, все еще не отпуская руки Клауса, смотрела на проносящийся мимо лесной массив, чувствуя утреннюю стужу даже через стекло машины. От вчерашнего жаркого солнца не осталось и следа, но Николь слишком поздно поняла, что оделась не по погоде, и теперь откровенно ежилась. — Замерзла? — обеспокоенно спросил гибрид, ощутив ее дрожь. Николь отвлеклась от окна и, растерянно взглянув на него, молча кивнула. Клаус отпустил ее руку и потянулся к панели управления, чтобы включить обогреватель. И снова тишина. Неуютное молчание преследовало их всю дорогу, и Клаус не знал, как это исправить. Поэтому он просто продолжал вести машину, изредка бросая взгляды на Николь, и не мог перестать думать об их коротком разговоре перед домом, с которого и начался каскад его тревожных мыслей. Едва увидев его машину, Николь с интересом принялась ее рассматривать, сыпля восторженными комментариями по поводу его нового Lincoln Navigator 2007-го года, отметила функциональность и технические улучшения, даже прошлась по различиям между американской и европейской версиями машины и спросила, знал ли он, что для американских моделей специально делают больший литраж из-за дальних расстояний. В ее глазах было столько детского восторга, что Клаус невольно улыбнулся и не смог сдержать удивления в голосе: — С каких пор тебе интересны машины? Он понял, что где-то просчитался, когда с лица Николь слетела улыбка, и она тут же отвела взгляд. Вопрос прозвучал с толикой осуждения или скепсиса. Как будто бы Клаус знал Николь всю ее жизнь, а она каким-то образом скрыла от него, что разбирается в моделях машин. Но его не было в ее жизни. Он самолично и давным-давно принял решение уйти из нее, и теперь у гибрида не было права удивляться чему-либо. Осознание того, что он совершенно и абсолютно ничего не знает об этой девушке, обрушилось на него с новой силой. С самого начала — тогда в Лондоне и сейчас в Мистик Фоллс — между ними все шло наперекосяк. Он ее не узнал, укусил, почти убил… а она осталась. И снова почему-то доверилась ему. Он понимал это без слов, чувствовал ее эмоции сквозь легкое касание пальцев, и эта искренность и готовность открыться были единственным, что сдерживало его паранойю и не давало начать допрашивать ее прямо в машине. Потому что, несмотря на неожиданное появление в тот самый момент, когда он сбросил проклятье и стал гибридом, несмотря на то, что она каким-то образом преодолела его внушение, несмотря на десять лет разлуки, за которые Николь из милого ребенка могла стать кем угодно, хоть пособницей Майкла, он не чувствовал какой-либо возможной опасности. И это пугало. После всего, что он натворил, она не отвернулась от него, но Клаус знал, что еще немного — и не выдержит даже она. Они подошли слишком близко к точке невозврата и Нику казалось, что он ступает по тонкому льду, где еще одно неверное слово способно разбить все в дребезги, и тогда он снова ее потеряет. В этот раз уже навсегда. И он молчал, когда на самом деле хотелось расспросить ее о столь многом. Молчал еще и потому, что любой возникавший в голове вопрос возвращал их к событиям в Лондоне и к его, Клауса, стыду и ошибкам. Лучше было и вовсе не говорить ничего, чем начинать разговор с подобной темы. Николь, очевидно, тоже затруднялась найти подходящие слова, потому что также не проронила ни слова. Утешало лишь то, что руки она не убирала. И когда Клаус вернул руку на прежнее место на подлокотник, Николь тут же, не глядя, взяла его ладонь в свою. Гибрид предпочитал не думать о том, почему он разочарован тем, что Николь не позволяет ему в полной мере считывать ее эмоции. Эти мысли были слишком странными, нелогичными — он ведь знал, какую опасность это может в себе таить — и совершенно ему несвойственными. Потому, он попытался отвлечься от них и заодно завязать хоть какой-то разговор, начав с легкой шутки. — Тебе не нужно постоянно держать меня за руку, — улыбнулся Клаус. — Я никуда не исчезну. — В прошлый раз ты тоже так говорил, — безотчетно прошептала она. И Клаус вздрогнул. Из машины. Он имел в виду, что никуда не исчезнет из машины, а не… Но было слишком поздно что-либо говорить или исправлять. Николь тут же встрепенулась, вскинула испуганный взгляд и поспешно выдернула ладонь из руки гибрида, прижимая ее к груди. Словно бы боялась, что не сможет удержаться и потянется вновь. Как раньше, когда потребность в прикосновениях была почти физической… Но Клаус понял истинную причину: в момент внезапного испуга Николь потеряла контроль над своей силой. Всего на мгновение, но он успел это почувствовать. Глухая тоска, обида, горечь предательства. Терзающие сердце боль, сомнения, отчаяние. Перед глазами вместо деревьев и серого шоссе встала другая картина: больничная палата, Николь с перебинтованной головой и руками и удерживающие ее санитары, пока она кричит и зовет его сквозь слезы… Клаус резко сдал по тормозам, пытаясь отдышаться и отогнать от себя странное видение и такие яркие эмоции. Эмоции, которые вызвал он. — Прости, прости… — доносился до него как сквозь толщу воды голос Николь. Окончательно он пришел в себя лишь тогда, когда дверца машины хлопнула с гулким стуком и салон опустел. Перед глазами прояснилось, и он огляделся. Машина стояла прямо посреди пустого шоссе, с обеих сторон окруженного хвойным перелеском. Между темными силуэтами деревьев плыл серый туман, и все чувства Клауса обострились и сконцентрировались лишь на одном: человеческом сердцебиении. Быстром, громком, взволнованном. Его собственное сердце билось не хуже. Клаус все еще чувствовал их. Эмоции, которым он с трудом мог дать название. Слишком много их было намешано, слишком много времени прошло с тех пор, как он позволял себе настолько к кому-то привязываться, чтобы чувствовать нечто подобное. Раньше все было иначе. И это более чем беспокоило Клауса. Двенадцать лет назад в Лондоне сила Николь не действовала на него так, в этом гибрид был уверен. Она могла подолгу делиться с ним своей болью, переживаниями, страхами и ночными кошмарами, он ощущал их как свои собственные… но еще никогда он не терялся в них, забывая кто он и где он, и еще никогда при этом у него не возникали видения. Что, черт возьми, это было? Отдышавшись и убедившись, что все его чувства снова под контролем — не раньше — Ник вышел из машины и направился за девушкой. Бесшумно ступая по мерзлой земле, он остановился в нескольких шагах от нее, не решаясь подойти ближе. Еще несколько минут назад он думал о том, как слабо чувствует ее эмоции, сейчас же их было слишком много, слишком сильно, слишком… честно. Он никогда не предполагал, что однажды его внушение может развеяться, а потому не задумывался, какую боль он этим причинил Николь. Все вышло далеко за рамки детских обид и подорванного доверия. Все было намного хуже, и он не представлял, что теперь со всем этим делать. — Николь? — позвал он. Тихо и неуверенно. Она стояла, прислонившись к стволу дерева и повернувшись спиной к шоссе и машине с Первородным. Словно бы пряталась от всего мира и в особенности от того хищника, что в клочья разорвал сердце маленькой девочки. Но ответа не последовало. Николь не шелохнулась и никак не отреагировала на чужое присутствие. Клаус обошел ствол дерева, подходя ближе и ожидая увидеть на ее лице всю ту гамму чувств, что он успел испытать в машине, опущенную голову, дрожащие плечи и слезы в глазах. Но Николь стояла ровно и неподвижно, словно каменное изваяние, напряженная как струна, и не мигая смотрела на лес прямо перед собой. — Опасна, — медленно, без тени эмоций в голосе вдруг прошептала она. — Я опасна. И ее остекленевший и расфокусированный взгляд напугал Клауса до чертиков. — Николь? — тверже позвал он девушку и не нашел в ее глазах узнавания. — Нужно было позволить мне умереть, — все так же безучастно продолжала она говорить словно бы сама с собой. — Николь! Что с тобой? — Клаус встряхнул ее за плечи, чувствуя нарастающую панику. В этот раз свою собственную, потому что вместо эмоционального фона, который он беспрерывно чувствовал последние несколько часов, была абсолютная пустота. И в то, что Николь настолько хорошо контролировала свои способности в подобном состоянии, верилось с трудом. — Да посмотри же ты на меня! Наконец, окрик и слегка болезненная хватка на плечах на нее подействовали. Взгляд Николь стал более осмысленным, и на мгновение в нем появилось странное, неподдающееся трактовке выражение. А затем Николь вздрогнула в его руках, словно бы только сейчас ощущая впившиеся в кожу пальцы. — Думаю лучше, если я не буду использовать свои силы какое-то время. Они сейчас нестабильны, — она склонила голову, избегая смотреть ему в глаза. — Еще раз прости за это. Клаус лишь кивнул, принимая к сведению, и отступил на шаг, показывая, что не станет нарушать ее личного пространства и провоцировать очередной всплеск силы. Он все еще не знал, как реагировать на произошедшее. Обвинить ее в недостатке самоконтроля? Не ему судить за это. Извиниться за собственную неосмотрительность? Но он не имел в виду ничего такого. Или притвориться, будто ничего не произошло и вернуть все, как было прежде? Хотелось бы, вот только забыть у него точно не получится. Николь попыталась благодарно улыбнуться, но вышло слабо и откровенно натянуто. В тот момент Клаус впервые подумал, что эта на первый взгляд открытая девушка могла скрывать очень многое за такой простой и частой улыбкой. Как бы то ни было, он притворился, что поверил. И всю оставшуюся дорогу наблюдал как излишне беззаботная Николь бежит обратно к машине, радостно сверкает глазами на проносящиеся мимо пейзажи и не перестает широко улыбаться. Нужно было дать мне умереть. Он никак не мог выкинуть ее безжизненный голос и пустой взгляд из своей головы.

***

Клаус припарковал внедорожник у подъездной дорожки ресторана и заглушил мотор. Николь откровенно потряхивало после событий на шоссе, а навалившиеся воспоминания не давали свободно продохнуть. Внешне она продолжала улыбаться, притворяясь, что все в порядке — о! как она научилась притворяться за последние несколько лет, чтобы не быть запертой в какой-нибудь элитной психбольнице или убитой очередным магическим существом, — но внутри все сжималось от ужаса при мысли, что все могло повториться. Смех, легкость, громкая музыка. Визг шин, крики, глухой звук удара. Больница, тюрьма, кладбище. Из собственных воспоминаний ее вырвал легкий рывок остановившейся машины и голос Клауса. Николь смотрела на гибрида, спасшего-разрушившего ее жизнь, и головой понимала, что питать иллюзии насчет доброй природы Майклсона — по меньшей мере глупо, но пресловутое сердце готово было простить и принять абсолютно любого Клауса со всеми его кровавыми потрохами. У Николь ушло несколько месяцев, чтобы понять, откуда взялось столь разительное расхождение мыслей и чувств, и еще год, чтобы просто с этим смириться. Единственное, что оставалось неизменным, были благодарность за спасенную жизнь и боль от предательства. Или так она думала. Потому что непосредственная близость гибрида воскрешала, довольно буквально, те два года в Лондоне, наполненные детскими эмоциями и полным отсутствием самоконтроля. Результат был налицо, и это откровенно пугало. Николь тряхнула головой, отгоняя оцепенение, и вышла из машины. Сейчас не время и не место. Сейчас просто хотелось тепла и спокойствия, немного еды и долгого отдыха. Хотелось, чтобы между ней и Клаусом все было как раньше, просто и понятно, но все, что она могла себе позволить, это один день во власти проснувшихся эмоций, прежде чем суровая реальность снова все разрушит. Обеденный перерыв еще не начался, так что людей в «Мистик Гриль» было немного. За дальним столиком сидела молодая пара и о чем-то увлеченно разговаривала. В нескольких метрах от них сидел мужчина средних лет, уставившись в экран телефона и бездумно поглощая пищу. Мэтт Донован стоял за барной стойкой и разговаривал с темноволосым парнем, периодически наливая ему виски. Все это Николь успела охватить беглым взглядом прежде, чем они с Ником заняли столик у окна, и вскоре уже знакомый бармен подошел к ним, чтобы принять заказ. — Вижу, ты все же нашла его, — без особого энтузиазма отметил Мэтт, при этом нарочно игнорируя присутствие Клауса. Ника позабавила подобная наглость со стороны смертного, и он с интересом посмотрел на Николь. Эти двое явно были знакомы. — Мэтт помог мне найти тебя, — ответила Николь на невысказанный вопрос, вызывая искреннее удивление Первородного. — Я также сказал ей, что искать тебя — плохая идея, — уточнил Мэтт, словно бы сама мысль о помощи Майклсону вызывала в нем внутреннее отторжение. Впрочем, возможно, так оно и было. Но Клаус был в благодушном настроении и всегда уважал смелость и честность, особенно, когда это касалось смертных, а потому никак не отреагировал на оскорбление. — Раз ты так считаешь, значит в моей благодарности за помощь Николь нет нужды, — почти дружелюбно оскалился гибрид, ввергая Донована в культурный шок от мысли, что Майклсону не чуждо чувство благодарности. — А теперь, будь так добр, прими наш заказ, — и вежливость, очевидно, тоже. — Алкоголь с утра пораньше? — лукаво поинтересовалась она, когда Мэтт ушел с заказом на стейк и салат для Николь и бокал виски для Клауса. — Во-первых, я сегодня еще не спал, так что время скорее позднее, чем раннее, — усмехнулся он, — а, во-вторых, виски отлично помогает справиться с жаждой. — Я думала, тебя больше не должна мучить жажда, раз ты теперь… — она осторожно оглянулась и понизила голос, — не совсем вампир. — Ты права, — кивнул он, — кровь больше не является естественной потребностью гибридов. Мы можем прожить и на обычной человеческой еде, хотя кровь лучше насыщает и делает нас сильнее. Но всегда остается личностный фактор. Кровь — это дело вкуса. — Хмм… — Николь, кажется, всерьез задумалась, а затем вдруг спросила, — А я вкусная? — И, если бы Ник мог подавиться воздухом, он бы непременно это сделал. — Моя кровь в смысле, — уточнила она, не обращая внимания на огромные шокированные глаза. — Мне всегда было интересно, но раньше никто не пил моей крови, да и спрашивать о таком у кого попало как-то неудобно, это… слишком личное, наверное. Клаус со странной смесью удивления и облегчения отметил, что во всей этой малопривлекательной ситуации, вкус собственной крови действительно волновал Николь больше, чем сам факт свершившегося. Но, прежде чем гибрид успел ответить, он услышал раздражающе-знакомый голос: — Я не прочь попробовать и выдать свой вердикт, милочка, — к их столу бесшумно подошел невысокий брюнет с ясными глазами и самодовольной ухмылкой. Клаус непроизвольно зарычал. — Сальваторе! Волна ярости начала подниматься изнутри, стоило лишь представить, как кто-то пьет кровь Ники, причиняя ей боль. Если бы хоть одна жалкая вампирская тварь посмела прикоснуться к ней, он бы убил их всех с особой жестокостью, за каждую каплю пролитой крови девушки. — О, который из двух? — неожиданно оживилась Николь с неподдельным интересом разглядывая вампира. — Вегетарианец-потрошитель или плохиш с братским комплексом? Клаус так удивился, что на мгновение даже забыл о присутствии Деймона. Слова Николь безжалостно били точно в цель, и при этом выражение невинной кроткости ни на секунду не покинуло ее лица. Деймон тем временем все также продолжал обворожительно улыбаться, но его черты заострились и стали более хищными. Очевидно, описание Николь не пришлось ему по душе. — Деймон Сальваторе, к вашим услугам, — вампир изобразил шуточный поклон, но глаза его оставались холодными. — В ваших услугах не нуждаются, — тут же парировала Николь, возвращая взгляд. Твердо, но без какой-либо явной враждебности. — Да, я заметил, — и на явное недоумение девушки пояснил. — Эту бледность я не спутаю ни с чем, милая. Тебя почти полностью осушили, — он бросил красноречивый взгляд на Клауса. — Должен сказать, я впечатлен, что ты можешь устоять на ногах после такого. — Это было недоразумение, — поспешно и уже менее безмятежно произнесла Николь. — Может быть у нас тоже как-нибудь произойдет такое недоразумение? — Деймон наклонился ближе к Николь и почти прошептал последние слова ей на ухо. Девушка не успела ответить. В следующее же мгновение Деймон оказался опрокинутым спиной на стол, и рука Клауса крепко сжималась на его горле, не позволяя вампиру вырваться. — Только дотронься до нее, — яростно прошипел гибрид, и его лицо испещрили черные вены, а клыки угрожающе вытянулись, — и ты, и твой брат будете умирать медленно и мучительно от моего укуса, и поверь мне, в этот раз милая мордашка Кэролайн вам не поможет. Деймон резко дернулся, пытаясь вырваться из стальной хватки и оттолкнуть от себя гибрида, но Клаус не сдвинулся с места и лишь сильнее сжал пальцами горло вампира, от чего тот начал хрипеть. Разница в силе была очевидной. — А если тебе этого мало, — продолжил он предельно серьезно, — то советую подумать о том, что станет с вашей драгоценной Еленой, когда умрут ее бравые братья-защитники. Не забывай, двойник все еще жива и на свободе только по моей милости. Деймон мгновенно замер, прожигая Клауса полным ненависти взглядом, но сопротивляться перестал. Николь же наблюдала за развернувшейся перед ней сценой и понимала, что кажется поторопилась с выводами. Во-первых, от ее внимания не ускользнули имена некой Кэролайн, ради которой Ник очевидно кого-то спас от укуса, и Елены, двойника, чья жизнь должна была оборваться в ходе ритуала, это Николь хорошо помнила по рассказам Первородного. Но что это было? Привязанность? Сострадание? А во-вторых, ее защищали. Яростно и неистово, и это было… приятно. Причем эмоции эти принадлежали не маленькой глупой девочке, чьи воспоминания бросали Николь из крайности в крайность, а взрослой и рассудительной личности, которой последние несколько лет приходилось самой стоять за себя в мире, где вампиры хотели ее крови, оборотни — разорвать на части, а ведьмы — проклясть позаковыристее. И потому Николь не питала иллюзий по поводу других сверхъестественных существ, и братьев Сальваторе в частности, ведь порой сомнительная и серая мораль являлась частым атрибутом всех бессмертных, а не только Клауса. И тем страннее было видеть его таким. Три года Николь жила с воспоминаниями о холодном и бездушном существе из прихоти изменившем ее жизнь, и чувствовать его искренние заботу и раскаяние казалось чем-то диким, совершенно не укладывающимся в ее восприятие мира. И вот теперь все снова встало с ног на голову. Потому что несмотря на доводы рассудка, знание того, что кто-то был готов на угрозы и насилие не ради праздного удовольствия, а ради ее защиты, отчего-то грело душу. Тем временем убедившись, что информация благополучно дошла до адресата, гибрид рывком поднял вампира со стола и, выпустив его из захвата, а также вернув себе человеческий вид, невозмутимо произнес: — Рад, что мы друг друга поняли, Деймон. Все это небольшое действо заняло не больше пары минут. И, едва отлучившийся из зала на кухню за свежим заказом, бледный до синевы Донован уже спешил к их столику, нервно оглядывая перешептывающихся клиентов «Мистик Гриль» и молча проклиная тот день, когда сверхъестественное ворвалось в его жизнь.