На двоих

В плотном туманном мареве Хэйвен словно утопленым на дне океана выглядит — на высоте же воздух совсем иной: чистый, прозрачный и свежий. С самого края крыши небоскреба Тигрица глядит на мерцающие сквозь дымку ядовито-неоновым светом ночные улицы и вывески казино. Бладхэйвен, впервые раскрывшей ей свои неласковые объятия, и вправду бывает красив по ночам — особенно если издалека смотреть. Станет ли она счастливой здесь, ради него оставив привычный СтарСити? В минуту передышки и тишины Найтвинг не может не думать об этом. — Ну, с боевым крещением нас. — шутливо трогает он забавные ушки ее маски в тщетной попытке отвлечься от сомнений. — Эй, киса, мы с тобой прямо как Бэтмен и Робин сегодня. Отличная команда. За плечом у нее привычный лук, и колчан уже изрядно опустел за первую же ночь. — Не называй меня кисой, никогда. — сердито фыркает Тигрица совсем по-кошачьи. — Иначе поцарапаю, Птичка. С бесстыжей улыбкой Найтвинг склоняется почти к самому ее уху. — Ты уже это сделала. Не далее чем пару часов назад. Под черно-синим костюмом яркие полосы свежих царапин на спине — пять и пять — еще слегка ноют, но это чертовски приятная боль. И на шее тоже следы ее зубов, на самой границе высокого ворота, и словно бы рассеяно он водит пальцами по красноватым отметинам, напоминая ей об этом. Смуглые, резкие скулы Артемиды, почти скрытые маской, незаметно вспыхивают застенчивым румянцем, а в темных глазах дрожат искры мечтательные и сладкие. Такие же как в тот момент когда она вцеплялась своими короткими ногтями в его спину и дрожала, и льнула к нему всем своим крепким, сильным телом. Боже, как ему нравится ее вот так поддразнивать. Впрочем, смутившись на мгновение, Артемида тут же безжалостно отрезает. — Сам виноват. — И ни в чем не раскаиваюсь. — безмятежно укладывается Натйвинг на спину и смотрит в затянутое тучами небо. Жаль, звезд сегодня не видно даже с высотки. — Что ж, не хочешь быть моей кисой… — смеется он, поправляя мешающие эскримы. — Будешь тогда моим Робином? — Я тебе не сайдкик. По-хозяйски Артемида усаживается сверху, упираясь наколенниками в сырую поверхность крыши. Кончик ее пальца в перчатке дразняще скользит по границе между его маской и кожей скулы, отрицая мнимую холодность. — Хочешь смотреть на меня в коротких зеленых шортиках? — Ну, они уже давно не в моде, но я совру если скажу «нет». — сжимает он ее бедра сквозь плотный материал костюма, мнет упругую, крепкую задницу. — Все же есть в мире вечные ценности… Кажется, словно ощущение ее обнаженной, гладкой кожи еще не успело остыть и изгладиться с ладоней. Жар горячей волной прокатывается вдоль позвоночника, как огнем прижигая еще свежие ссадины от ее ногтей. Еще немного, и, наверное, он уже окончательно наплюет, что отношения Натвинга и Тигрицы — не то, что стоит афишировать даже там, где чужих глаз быть в принципе не должно. — Извращенец. — со смехом дергает Артемида его за ухо, остужая вспыхнувший порыв. — И фетишист. — У меня моральная травма: я сам когда-то такие носил. — закатывает он прикрытые линзами глаза. — Благо это было чертовски давно. С тех пор Б. успел слегка прокачать свое чувство прекрасного… Артемида тихонько, совсем по-девчачьи смеется. — Есть идея получше. — склоняется она к его лицу, так что горячее, влажное дыхание почти касается его губ. — Давай лучше ты будешь моим личным Робином, милый: твоя задница все еще будет потрясно смотреться в зеленых шортиках. А теперь поднимай-ка ее и вперед: на углу Берч-лэйн и Пятой кто-то вломился в банковское хранилище. И включи, бога ради, свой сканер полицейских частот. Быстрый поцелуй обжигает его смеющиеся губы, а в следующий момент Артемида уже темной, гибкой тенью балансирует на самом краю парапета. — Вставай, вставай, Птичка. Преступность сама себя не разгонит. — бесстрашно соскальзывает она вниз, прямо в густой, затопивший город туман и где-то там цепляется за пожарную лестницу, оставляя Найтвингу следовать за собой. И так больно и так отчаянно ему хочется сейчас верить в крошечный шанс на хорошее, и наслаждаться каждым моментом — вопреки печальному опыту, вопреки месту и вопреки времени, как всегда неудачному. Оживший микронаушник в ухе вновь наполняет мир голосами с полицейской частоты — нервными, громкими, встревоженными. И краткая передышка, похоже, закончена. Бладхэйвен тут же вновь смыкается над ними обоими как толща холодного, наполненного хищниками, гнилью и ледяными айсбергами океана. Напоследок Найтвинг все же успевает подумать о кое-чем важном. Надо выкроить время и сводить Артемиду в кино — не все же скакать по крышам ночами, охраняя покой жестокого, неблагодарного города. Показать ей красивый вид на океан, и закат в хорошую погоду, и сводить в какой-нибудь ночной клуб поприличнее, чтобы не встрять в очередное дерьмо — но если быть реалистом, они же ведь все равно встрянут — и в уютную кофейню на соседней улице. Непременно надо найти для нее даже в этом городе что-то приятное как затерянные на дне сокровища — не только опасности, боль и печаль. Ну и, конечно, любить-любить-любить ее — очень сильно.