Гордость

      С самого начала Джоон считала это неправильным.               Ну действительно, чем они с сестрой хуже других, что им приходится терпеть все эти лишения? Разве они хуже того толстяка с масляными глазами, что они вынуждены мучиться от сводящего желудок голода? Разве они хуже той разукрашенной, глупо хихикающей девицы, что они должны кутаться в обноски в жалкой попытке защититься от пробирающего до костей холода?               Нет, не хуже!               Джоон никогда не сомневалась, что они с сестрой не хуже всех этих самодовольных, гнилых людишек, а во многом — даже лучше. В конце концов, они с Шион никогда не смотрят на кого-то с презрением лишь потому, что ему меньше повезло в жизни. Впрочем, возможно, просто мало кому повезло меньше, чем им двоим?..               Джоон остервенело трясёт головой, старательно отгоняя подобные мысли. Конечно же, она бы ни за что не стала презирать кого-то, над кем просто посмеялась жизнь! Слишком хорошо знает, каково это — когда достойного удача обходит стороной.               Джоон раздражённо выдыхает и смотрит на Шион. Та сидит рядом, такая жалкая и несчастная, с опущенной головой и треснутой миской в вытянутых руках, и смиренно просит милостыню. У Джоон сердце кровью обливается при виде сестры в таком состоянии. И как только кто-то может равнодушно проходить мимо неё, такой усталой и измученной?..               Едва она об этом думает, к ним двоим приближается какой-то мужчина. Джоон он сразу не нравится: он пошатывается, от него несёт перегаром, а рот растянут в уродливой насмешливой улыбке. А мужчина останавливается напротив и некоторое время смотрит на Шион сверху вниз. Внезапно он усмехается и ногой выбивает миску из рук Шион. Жалкие пять монет со звоном рассыпаются по мостовой, и мужчина со смехом наблюдает, как Шион смиренно ползает по земле и собирает их.               Глядя на то, как унижается её старшая сестра, как над ней насмехается какой-то отброс общества, Джоон буквально трясётся от гнева. Однако, помимо негодования, в её сердце рождается другое сильное чувство — решимость.               В этот день Ёригами Джоон пообещала себе, что больше никогда не будет испытывать нужду.       

***

              Джоон уже давно сбросила свои розовые очки и перестала списывать все успехи других на чистое везение. Джоон скрывает насмешливый взгляд за чёрными солнцезащитными очками и, обмахиваясь веером, снисходительно посмеивается над собой прежней. Неужели она и правда когда-то смела жалеть себя и оправдывать своё бездействие наивным "не повезло"?..               Теперь всё иначе.               С момента судьбоносного обещания Джоон перестала тешить себя жалкими надеждами на то, что фортуна когда-нибудь повернётся к ним с Шион лицом, и решила взять судьбу в свои руки. В конце концов, разве "удача" не улыбается тем, кому хватает решимости схватить её прямо за хвост? Вот Джоон и схватила; уцепилась крепко, вгрызлась зубами и впилась ногтями, чтобы вытащить их с сестрой со дна.               Держа в руках яблоко, украденное Джоон с рынка, или хлеб, купленный на вытащенные у очередного богача деньги, Шион всё время неуверенно рассматривала добычу, при этом бормоча, что воровать — неправильно. Джоон же, решительно откусывая кусок, хмыкала. Воровать — неправильно. Но она, Джоон, не воровала — она отбирала у недостойных то, что они с сестрой заслужили за годы нищенства.               Уже в самом начале Джоон знала себе цену, а осознав, как с ней несправедливо обошлась жизнь, — и подавно. Теперь же... теперь Джоон стоит гораздо, гораздо дороже.               В Джоон всегда была гордость, но теперь, когда Джоон своими руками добилась небывалых высот, она ещё больше горда собой. Теперь на ней не дырявые обноски — теперь на ней роскошные шелка; теперь у неё в желудке не мучительная пустота — теперь он полон лучших и вкуснейших блюд в любой момент, когда она этого пожелает; и самое главное: теперь перед ней не треснутая миска с жалкими пятью монетами — теперь сумочку на её боку приятно тяготит вес денег.               О да, теперь Джоон может забыть слово "нужда", как кошмарный сон. Её кошелёк всегда полон, и она вовсю наслаждается открывающимися перед ней возможностями: тратится на удовольствия, на красивые вещи и развлечения. Джоон разбрасывается деньгами, Джоон сорит деньгами, Джоон спускает баснословные суммы на всякую ерунду — и при этом она чувствует такую небывалую лёгкость, что хочется беззаботно рассмеяться.               А когда деньги заканчиваются, она больше не просит милостыню, а просто берёт то, что ей причитается.               Проходя по оживлённым улицам, Джоон иногда видит бедняков, молящих о подаянии. Когда-то она смотрела на них с жалостью и непременно доставала из кошелька пару-тройку хрустящих купюр, чтобы хоть немного облегчить им положение. Бедняки после этого всегда смотрели на неё, как на Мессию, и чуть ли не бросались целовать ей ноги, а Джоон лишь добродушно посмеивалась и искренне желала им вырваться из замкнутого круга бедности.               Однако сколько она ни ходила по тем же улицам, Джоон видела всё тех же бедняков. Всё такие же убогие, они всё так же протягивали дрожащие руки к людям и всё так же униженно склоняли голову в благодарность за брошенную им в чашку монетку. И, наблюдая, как они не предпринимают никаких усилий, чтобы выбраться из своей трясины, Джоон постепенно начала понимать, почему раньше люди вокруг смотрели на них с сестрой с таким презрением: их смирение и нежелание что-то менять порождали в её сердце отвращение. Она ведь дала им шанс что-то изменить — так какого чёрта они продолжают сидеть на этой проклятой грязной улице и жаловаться на судьбу?!               Именно поэтому Джоон, видя на улице нищих, смотрит на них с презрением. Если они не хотят брать судьбу в свои руки — пусть гниют дальше, это не её дело.               Самое мерзкое, что Джоон в какой-то момент заметила: Шион ничем не отличается от этих амёб. Если бы не труды Джоон, она бы так и продолжала сидеть на коленях, опустив голову в низком поклоне и вытянув перед собой руки с этой проклятой миской, и покорно терпеть презрение окружающих. В Шион совсем нет гордости, она не может сама поймать удачу — она лишь смиренно плывёт по течению, а то и вовсе упирается в закостенелые привычки.               Джоон долго не хотела этого принимать, не хотела разочаровываться в старшей сестре. Она старалась хоть как-то вытянуть Шион из болота апатии, но всё было напрасно: Джоон бронирует ей лучшую комнату в пятизвёздочном отеле — Шион сворачивается клубочком на коврике под дверью, а к мягчайшей кровати даже не приближается; Джоон ведёт сестру в шикарный ресторан — Шион заказывает самый дешёвый салат и воду; Джоон буквально засыпает Шион игрушками — Шион с робкой улыбкой благодарит и держится за двести раз перешитого плюшевого кота, когда-то очень-очень давно вытянутого Джоон в игровом автомате. Джоон натягивает улыбку, но не может перестать злиться. Что ей сделать, чтобы вытравить эту чёртову бедность из Шион?!              Джоон ужасно не хотелось, но в конце концов она разочаровалась в Шион — в этой жалкой Шион с сознанием нищего, которая отказывается меняться даже тогда, когда ей подают новую яркую жизнь буквально на блюдечке. И постепенно Джоон начала смотреть на сестру, как на тех нищих с улицы, — с презрением.               Время незаметно стирает воспоминания о совместном бедном прошлом: о том, как Шион тратила полученные деньги на еду и в первую очередь отдавала её Джоон, смущённо отмахиваясь на предложения поесть вместе, мол, не голодная; о том, как Шион однажды купила кусок качественной ткани и сшила из неё любимое платье Джоон — Джоон сейчас носит такое же, только из более дорогой материи; о том, как вечерами Шион обнимала её, чтобы согреть, и рассказывала сказки, чтобы отвлечь от голода.               Всего этого Джоон уже не вспоминает, видя перед собой лишь убогую нищенку, не способную двигаться вперёд. Такие жалкие существа годятся лишь на то, чтобы быть использованными другими, чтобы стать ступенькой к цели. И Джоон использует Шион именно так — как средство достижения целей.               А Шион просто продолжает быть рядом и поддерживать свою гордую и уверенную младшую сестру, восхищаясь ею из тени.