Клетка

Небо над Собриком ясное до тошноты. Линии силового купола — тонкие, обычно едва заметные, — расчерчивают его на одинаковые, идеально ровные шестиугольники. Сетка, решетка. Клетка. Солнце стоит в зените, но поле слегка рассеивает его лучи, мягкий свет окутывает город, делая его не таким уродливым, как обычно. Над головой ни облачка, но тебе почему-то кажется, что скоро пойдет дождь. Густой, влажный воздух липнет ко лбу и щекам, каждый вздох дается с трудом, и ты едва успеваешь остановить себя, когда рука тянется, чтобы расстегнуть слишком тугой воротник. Нельзя, пока она здесь. Нельзя, пока она смотрит. Она смотрит на тебя, и от ее взгляда перехватывает дыхание. Она смотрит на тебя, как на любого из сотен тысяч нечувствительных к Силе: как на вещь, на инструмент, в лучшем случае — как на оружие. Ты привык к этому, ты знаешь свое место, и тебя это больше не задевает, но есть в ее взгляде что-то, что заставляет тебя вздрогнуть и отвести глаза. Ты ждал ее прихода. Дарт Барас предупредил тебя, Дарт Барас приказал помочь своей ученице. Ты чувствовал ее приближение — не так, как чувствуют ситхи и джедаи, но так, как солдат на передовой понимает, что грядет беда. Перед тобой стоит рок, сука-судьба, закованная в тяжелую броню. И когда она уходит, ты еще долго смотришь в дверной проем. Тебя зовут Малавай Квинн, и ты — в полной заднице. Ты чувствуешь ее, даже когда она далеко. Гарнитура холодит кожу, но тебе кажется, что щека горит огнем — где-то внутри этого куска металла прячется ее голос. Ты сделаешь все, чтобы помочь ей. Ты сделаешь все, чтобы она как можно скорее покинула Балморру. Но когда ее миссия заканчивается успехом, когда ты чувствуешь, что скоро освободишься, на твой голоком приходит вызов от Дарта Бараса. Твой новый приказ очень прост — ты должен сопровождать его ученицу, куда бы она ни направилась. Помогать ей. Следить за ней. День, которого ты так ждал, наконец наступил: ты улетаешь с Балморры, но теперь вся вселенная — это твоя тюрьма. В тесном пространстве корабля ее присутствие становится невыносимым. Ты с головой уходишь в рутину — проводишь диагностику систем, калибруешь оружие, выстраиваешь запасные маршруты на случай экстренных прыжков, даже пытаешься объяснить Ветт базовые понятия тактики. Но ты не можешь прятаться вечно, потому что она здесь, она рядом, она близко. Слишком близко. Она прекрасна, но ты ловишь себя на том, что совершенно ее не хочешь. Надо быть безумцем, чтобы вожделеть ураган на Дромунд Каасе или взрыв сверхновой. Но она смотрит на тебя, и ты понимаешь, что у тебя нет выбора: ты же хочешь жить, ты хочешь дышать, и когда она целует тебя — резко, грубо, демонстрируя не привязанность но власть над тобой — ты отвечаешь ей. У нее нет привычки закрывать дверь, и вся команда знает о том, что ты — ее трофей. Пуговица за пуговицей, ты застегиваешь офицерский мундир прежде, чем шагнуть в коридор, но настоящей твоей броней становятся холодность и надменность. Ты, конечно же, говоришь ей, что любишь ее. Джейса Вильямсон чувствует ложь, и ты стараешься держаться от нее подальше. Это не трудно: ты настроил всю команду против себя. Отличная работа, лейтенант Квинн, но сейчас тебе это на руку. Ты стараешься не думать о том, что случится, если она узнает о твоих настоящих чувствах. Новый приказ от Бараса ты получаешь, как только вы покидаете Квеш. Ты знаешь, что делать, и знаешь, что сделаешь это. Ты смотришь, как она мечется по кораблю — ярость бури, заключенная в человеческом теле, — и думаешь, что скоро это закончится, так или иначе. Эта мысль пробуждает в тебе странную, почти болезненную радость. Обернуться — тяжелее всего. Ты готовился к этому, ты сам составил программу для дроидов-убийц, поэтому ты прекрасно знаешь, что этого недостаточно. Она – ярость, она — гнев, она — смерть, и жалкие куски металла не имеют ни единого шанса ее остановить. Ты сжимаешь ладони в кулаки и смотришь ей в лицо. Это — твое самоубийство, и ты встречаешь его с честью. Когда невидимая рука сжимается на твоем горле, ты чувствуешь облегчение. Смерть — это тоже свобода, когда-то ты боялся ее, но сейчас готов принять. Но она отпускает тебя. Ты слишком занят тем, чтобы дышать — глупое тело, несмотря ни на что, оно упрямо хочет жить, — и даже не думаешь о том, почему она решила тебя пощадить. Позже ты спросишь ее об этом. Она не ответит. Ты остаешься рядом, всегда рядом. Сломанный, сломленный, ты наблюдаешь за тем, как она несется вперед — шторм, сметающий все на своем пути, гнев, сотрясающий звезды и галактики. Когда она исчезает, ты бросаешься ее искать. Ты не веришь, что она умерла: смерть не может погибнуть. Ты знаешь, что должен делать, ты знаешь, что сделаешь это — все, что угодно, все, что в твоих силах. Если она поймет, что ты отступил, бросил ее, снова предал ее… Ты смеешься, когда люди министра Лормана окружают тебя и ведут в камеру. И только там, за решеткой, впервые за много лет ты понимаешь, что снова можешь свободно дышать. А потом тебе говорят, что она жива, и двери твоей тюрьмы открываются, и двери твоей тюрьмы захлопываются.