Зимний вечер

      Незаметно для самого себя, день медленно подходил к концу. Облака заботливо укрыли небо серым одеялом, солнце промчалось от востока до запада за считанные часы, и ночь снова вступала в свои права. -Может, сходим сегодня куда-нибудь? -спросил Ахиллес. -Почему бы и нет,- отозвалась Тина бесцветным голосом. -Тогда в 7 часов у «Мэйсиз», ладно? -Хорошо.       Диалоги с ним всегда проходили по устоявшейся схеме «вопрос-ответ». Не звучало ничего случайного, словно весь разговор был заранее выверен, обозначен во всех деталях и заучен назубок, так что любые импровизации были исключены и неуместны. Мужчина удалился. Тина с облегчением выдохнула, взглянув на результаты своих стараний. Будь у неё возможность, она закончила работу сегодняшним днем во что бы то ни стало, но у вечера на неё были другие планы.       На улицах по-особому многолюдно в это время; в гуле окружения не было ничего конкретного, только одна плотная масса звука и говора, в которой сколько ни пытайся, ничего нельзя было разобрать. Всё вокруг постепенно обволакивает ночь, которая зимами отчего-то куда гуще и тяжелее, чем в любое другое время года.       Поминутно съёживаясь от холода в своем зимнем плаще, Тина быстрым шагом возвращалась домой. Окончание дня не предвещало ничего волнующего: отношения Тины с Ахиллесом оставались весьма туманными даже для нее самой, а Куинни соблюдала дистанцию, не желая ставить сестру в неловкое положение. Порпентина не спеша готовилась к встрече, хотя со стороны могло показаться, что она просто водила глазами по собственному отражению. -Ты пойдешь так?- спросила Куинни, быстро окинув девушку взглядом. Тина не успела ничего толком ответить, как почувствовала, что её ожидает целая тирада от младшей сестры, которая знает цену каждому своему слову, если разговор заходит о внешности. -Даже подумать страшно, как долго ты носишь эту блузку! Ради Мерлина, может, тебе стоит чаще, чем раз в жизни, надевать украшения? –в эту секунду заклинание вынуло из шкатулки темно-синие серьги и бережно опустило их на столешницу,- Я подарила их тебе на двадцатилетие! Знаешь, сколько раз ты их надевала с тех пор? Три!       Возмущения Куинни очень трудно было воспринимать всерьёз, а ссора с ней на повышенных тонах представлялась чем-то на грани фантастики. Впрочем, слова сестры явно смутили старшую Голдштейн; она едва заметно пожала плечами и поддалась наставлениям Куинни, когда последняя уже ретировалась не в лучшем расположении духа. Прошло буквально полминуты, как вдруг Куинни пришла в себя и стремительно «сорвала» с макушки Тины последние её раздумья. Всё тайное стало явным в мгновение ока; девушка легкой поступью пересекла комнату, и на миловидном лице, выглядывающем из-за громады дубовых дверей, засияла торжествующая улыбка.       Порпентина застегивала плащ, когда краем глаза заметила сестру и бросила ей в ответ быстрый взгляд. Её губы окрасились той улыбкой, которую знает каждый человек, умеющий посмеяться над собой. -Ты взяла палочку?- внезапно спросила Куинни; ликование упорхнуло с её лица и сменилось на плохо скрываемое беспокойство. -Нет, да я и не думаю, что… -Возьми,- отрезала младшая Голдштейн и подала Тине палочку. Брови последней в напряжении скользнули вниз; девушка убрала свое оружие в узкий внутренний карман подкладки. -Пока,- проговорила Порпентина и направилась к дверям. Её серьги робко блеснули на прощание в мягком полумраке прихожей. -Пока-пока. Не задерживайся, ладно? - встревоженно откликнулась Куинни, но сестра решила не придавать звучанию её голоса большого значения.       Короткое «ага» раздалось в наружной темноте и тут же оглушилось ею. Тепло улетучивалось с одежды Тины по мере того, как она отдалялась от дома. В городе царило привычное для преддверия выходных оживление: одни пешеходы спокойно держали дорогу перед собой и шли, будто по канату, тогда как другие косили из стороны в сторону, как поломанные в бурю флюгеры. Казалось, что где-то неподалеку обрушилась плотина, и ничем не сдерживаемые потоки людей хлынули на пораженные улицы.       Девушке было некомфортно в новом окружении: запахи становились острее, голоса – четче, прохожие невзначай дергали друг друга за рукава и подолы. В толпе легко затеряться, но необходимость и в ней искать свое место делает перспективу погружения в этот поток не самой заманчивой.       Спустя какое-то время она приметила впереди себя застывшую фигуру, которую люди огибали подобно упавшему в воду камню. Она принадлежала высокому мужчине немногим старше Тины. Девушка мгновенно узнала его со спины: высокий, коренастый, с короткими иссиня-черными волосами и в безупречном пальто цвета плитки горького шоколада. Не могло быть никаких сомнений: это Ахиллес Толливер. -Привет, -сказала Порпентина. Мракоборец замер на секунду, резким движением развернулся к Тине лицом и тут же воскликнул: -Привет. Девушка ненароком бросила взгляд вдаль, на город позади Толливера: темно-багровые облака лениво плескались в непроглядной черноте неба и манили её тем, чему и названия она не могла подобрать. Их взгляды столкнулись в точке, намеченной чуть выше громогласного людского течения. -Совсем заволокло. Это к холодам,- деловито произнес Ахиллес и пригладил воротник своего пальто. Тина тихонько усмехнулась. Мужчина взглянул на неё и вопросительно поднял брови. Она мотнула головой. -Ты не против того, чтобы сходить в кафе? Я очень голоден. -Пойдем.       Живая половина Нью-Йорка мгновенно приняла в себя новоявленную пару, если таковой её можно было назвать. Ахиллес убрал кисти в карманы; Порпентина последовала его примеру и понадеялась только, что спутник не решится на предложение спрятать её руку в своей руке.       Тине было трудно сладить с Толливером, она не могла уловить всех изменений, которые не прекращались в нем ни на минуту. Сейчас Ахиллес тонет в собственном молчании, но скоро случайная мысль раззадорит его настолько, что звучный голос начнет резать слух. Он бросит колкость, а увидев возмущенную мину своего собеседника, рассмеется и превратит все в неумелую шутку. Зрачки не бегают, не стекленеют в толпе: они прыгают и рывками отталкиваются от всего вокруг, а потому его взгляд, случайно пойманный на себе, был не самой приятной неожиданностью.       Без всяких происшествий они добрались до укромного кафе, спрятанного в стороне от бушующего центра. Накрытый хлопковой белой скатертью стол, казалось, только их и дожидался. -Ты хочешь перекусить?- спросил мужчина. -Нет, я бы не сказала, - выпалила Тина в ответ и тут же пожалела: из-за дел девушка даже не обедала.       Место, в которое голод Ахиллеса и скука Порпентины привели их, оказалось куда более запоминающимся, чем можно было ожидать от пары комнат, атлантами подпирающих многотонный небоскреб. Официанты в накрахмаленных рубашках и выглаженных брюках, сверкающие чистотой окна, аккуратная мебель – всё вокруг было удачным воссозданием спокойной и мягкой домашней атмосферы, которой очень трудно добиться в общественных местах. Спустя минуту в руках пришедших оказалась пара тонких шелестящих книжек-меню. -Ты в порядке?- спросил Ахиллес, видя отсутствующее выражение на лице Тины. -Только устала. Грин-де-Вальд придал нам немало работы, - отметила она и замолкла. -Это уж точно. Грин-де-Вальд сейчас – наш главный работодатель,- громко произнес Ахиллес и усмехнулся. Тине стало не по себе от упоминания этого имени. Она оглянулась.       В нескольких метрах от пары сидела темноволосая худощавая женщина, которая обратила на мракоборцев свой пристальный, строгий взгляд. Девушка искоса посмотрела на неё, но таинственная посетительница и не думала отворачиваться. Порпентина замерла в нерешительности; холодок пробежал по плечам. Она не могла и не хотела знать, кем была эта женщина и что именно заставило её сверлить взглядом неосторожных гостей. Тина первой прервала бессловесную дискуссию и не оставила незнакомке для созерцания ничего, кроме собственной спины. -Знаешь, о чем я подумал? Хоть мы и учились на разных курсах, очень странно, что я совсем не помню тебя. Мы, кажется, даже не говорили. Не знай я Куинни тогда, ни за что бы не поверил, что вы – сестры.       Едва ли последнюю фразу можно было принять за комплимент. Тина засмущалась, но это была не та умиляющая неловкость, которую вызывают чрезмерные внимание и похвала. Чувство гнетущей скованности стремительно одолело её всю без остатка.       Не хотелось врываться в монолог и лишний раз напоминать о своем присутствии: хуже насмешки может быть только осознание того, что никто не слышал ни твоего голоса, ни слов, как будто они подобны ветру или скрипу снега – до того просты и естественны, что ни один человек не станет считаться с ними. -Вы всё ещё живете вместе?- спросил Ахиллес. -Да, а что? – мгновенно ответила девушка. -Я думал, что Куинни не из тех людей, которые способны по-настоящему привязаться к чему-либо, - под конец предложения Толливер несколько смягчил тон. -Ты плохо знаешь Куинни, - бросила в ответ Тина и тем самым прервала без того не самый оживленный диалог. Последние слова мужчины насторожили Голдштейн: она впала в глубокое неприятное раздумье. Будто ей самой не посчастливилось быть единственным зрителем, когда на сцене была только сестра, которая порхала вокруг невесомым привидением, а затем бесследно испаряется где-нибудь неподалеку, отпечатывается несмываемым силуэтом на половицах и зеркалах всех посещенных мест. Тине, в отличие от Куинни, не присущи были эти черты. Она была не тенью, а смутным наброском, на который люди смотрели лишь при необходимости, а не из любопытства. Жизнь с Куинни никогда не казалась обязанностью или необходимостью; она была одной из тех очевидных и неизменных вещей, с которой Тина ни за что бы не захотела расстаться. -Приятного аппетита, - вкрадчиво проговорил Ахиллес. Девушка вздрогнула. Чай в сопровождении пары пирожных уже давно возник перед гостями. -Спасибо, - сказала Тина и принялась понемногу уплетать десерт вслед за Ахиллесом.