Платье в полоску и черный мундир ( Banded Dress and Black Coat )

      Когда Врата открылись и Риф шагнул внутрь, он нахмурился, глаза смотрели с металлическим блеском и постоянно двигались в поисках малейшей угрозы. Они пробыли в Черной Башне три дня, но он предпочел бы, чтобы они остались там навсегда. Он схватился за рукоять меча, благодарный за обостренное восприятие бушевавшему внутри него саидин.       Боде последовала за ним и посмотрела на него, приподняв бровь, выражение ее лица было смесью раздражения и нежности. Она сказала, что может постоять за себя, кокетничала и просила, но Риф был непреклонен. Не в этом месте. По его мнению, это было опасно для любой женщины, способной направлять, даже для Айз Седай.       Через несколько мгновений прошла и Аливия. Она выглядела почти зеленой, как будто ее тошнило. Понятно, учитывая, где они были. Среди кого они находились. Боде улыбнулась ей, и Риф тоже попытался улыбнуться; это, казалось, не смогло успокоить нервы женщины.       Боде вышла вперед и зашагала по улицам. Риф продолжал смотреть по сторонам, оценивая все и вся. Это место было опасно для Боде, и сожги его Свет, если она пострадает, потому что он ослабил бдительность. По крайней мере, Аливия разделяла его опасения; в конце концов, именно она боролась против прихода в это место.       Риф вздохнул и продолжил наблюдать, как они продвигаются в Эбу Дар.

***

      Аливии пришлось заставить себя дышать ровно, чтобы побороть подступающую тошноту. Неудивительно, что Лорд Дракон держал ее подальше от этих людей во время своих походов перед Последней Битвой. Она чувствовала себя разбитой! Она искренне надеялась, что человек, с которым Бодевин хотела встретиться, того стоит.       Она вынуждена была признать, что Шончане хорошо ладили с местными жителями. Архитектура и одежда по-прежнему были в стиле Эбу Дар, по крайней мере, насколько она помнила со времен «возвращения». Но ее опытный глаз мог заметить часто едва заметные изменения, распространившиеся в городе. Она лениво размышляла, прекратятся ли когда-нибудь эти изменения или Эбу Дар в конце концов станет еще одним маленьким Шончан.       В конце концов, они подошли к Большому дворцу, который был их пунктом назначения. Бывшая Дамани собралась с духом и двинулась следом за Бодевин. После столь длительной свободы от проклятого Айдама, она была готова проверить, выступив против них, показать им, что она больше, чем дамани, как они думали, что она стала больше, чем они считали возможным.       Охранники у ворот, слишком знакомые светловолосой женщине по насекомообразным шлемам, спросили, зачем они здесь. Получив ответ от Бодевин, она почувствовала, что они рассмеялись бы, если бы могли. Они просто смотрели на Бодевин, которая пристально рассматривала их в безымянном состязании воли. Соревнование, которое было прервано внезапным окриком. — О, ради Создателя, ребята! Она не угроза, она моя сестра! Отойди, сожги тебя Свет, или я надеру тебе задницу так сильно, что из носа пойдет кровь! — Стража Последнего Часа никак не отреагировала на тираду, только отошла в сторону и пропустила крикуна. Видимо, они к этому уже привыкли.       С другой стороны двора шел высокий, долговязый, но мускулистый мужчина, одетый в длинный зеленый камзол, прикрывавший минимум придворных нарядов. Темная широкополая шляпа, кожаная повязка на глазу и перстень с печаткой на пальце выделяли его. Копье с наконечником в виде меча, которое он нес на плече, несомненно подтверждало, кем он был. Это был легендарный Принц Воронов, муж Императрицы. Единственный стратег и полководец Последней Битвы, старший брат Бодевин, Мэтрим Коутон.

***

      При виде своего брата Боде широко улыбнулась. Она не нуждалась в нецензурной брани, в этих оскорблениях, чтобы узнать его; она будет помнить этот голос до самой смерти. Мэт шагнул вперед и передал свой Ашандарей, как назвала его Илэйн, одному из охранников, прежде чем обнять Боде. Она с радостью приняла их. — Рад тебя видеть, Боде! — сказал он. — Наконец-то кто-то из родных избавит меня от скуки этих чопорных Шончан. — Он отпустил ее со своей плутовской ухмылкой. — И Айз Седай тоже; лучше бы они не превратили тебя в требовательное ледяное чудовище, которое не принимает «нет» за ответ, как они.       Боде рассмеялась над описанием, которое, как она должна была признать, было довольно точным. — Расслабься, Мэт. Я все еще я. — Мэт усмехнулся и повернулся к Рифу. — Так это твой парень, о котором говорилось в мамином письме? — Боде кивнула и отошла в сторону. Риф кивнул, отдав честь Аша’Мана, не сводя глаз со Стражи Последнего Часа. Мэт улыбнулся еще шире и указал на охранников. — Расслабься, друг. Эти парни похожи на дрессированных собак; они не кусаются, пока не прикажет член королевской семьи.       Риф посмотрел на Мэта, прежде чем ответить. — Я беспокоюсь не о них, — сказал он, провожая взглядом Сул’дам и Дамани, когда они проходили мимо. Аливия выглядела хуже, чем Риф, как будто ее сейчас стошнит, ей хотелось сжечь внутренний двор до основания.       Мэт вдохнул через нос и похлопал Рифа по плечу, глядя ему прямо в глаза. — Рифтен, верно? — Риф кивнул. — Ты действительно думаешь, что если бы Боде угрожала хоть малейшая опасность, я бы пригласил ее сюда? Неужели? — Риф опустил глаза, подумал и покачал головой. Мэт снова улыбнулся. — Можешь расслабиться. Ничего с вами не случится. — Он вырвал у стражника ашандарей и отошел назад. — И не думай, что ты сорвался с крючка, Аша’Ман, — сказал он с притворной строгостью. — Я все еще старший брат Боде, и у меня есть свой способ проверить тебя. А до тех пор я за тобой присматриваю.       Боде вздохнула при виде чувства юмора брата, однако Риф рассмеялся. Он посмотрел на Боде, которая жестом велела ему следовать за Мэтом. Боде взяла Аливию за руку и подтолкнула ее вперед.

***

      Ирелла убрала руки с головы старика, который улыбнулся ей тремя зубами и поблагодарил. Его кашель исчез благодаря ее Исцелению. Ирелла, проходившая обучение в Белой Башне, улыбнулась, чтобы скрыть отвращение. Старик нищий заковылял прочь, опираясь на старый посох, возможно, менее старый, чем тот, кто им пользовался.       Ирелла вздохнула и попыталась подавить горечь. Она вспомнила тот день, чуть больше недели назад, когда ее зачислили в Родню. Она прибыла в Кэймлин из Белой Башни и получила указания, как добраться до дома Родни, большой усадьбы во Внутреннем городе.       Она была вынуждена признать, что Родня была весьма приветлива, ее приняли в течение часа. После зачисления они назначили ей наставницу, женщину, которая научит ее обычаям Родни, какими они были до их раскрытия Илейн и Найнив, и какими они стали сейчас, в Андоре. Сибелла, тощая женщина с желтыми волосами, была ткачихой ковров в Эбу Дар. Она рассказала историю Родни, а также их правила, как старые, так и новые. Она объяснила систему рангов, основанную на возрасте, и обязанности в Родне, которые проживали в Андоре, в Кэймлине или где-то еще.       Родня заключила соглашение с королевой Илэйн Седай об оказании помощи в Исцелении и Перемещении граждан Андора в обмен на жилье и защиту. Группы Родни были созданы в крупных городах Андора, таких как Беломостье и Арингилл. И в рамках Шончанского соглашения с Тар Валоном женщины из Родни, захваченные сул’дам, были освобождены и возвращены на Андорскую землю.       Помимо обучения правилам, Сибелла расспрашивала Иреллу о ней, о ее происхождении, способностях и талантах, о ее мнении, несмотря на молодость и низкий статус в иерархии Родни. Она казалась вполне счастливой, когда Ирелла упомянула о своем умении исцелять, даже новыми плетениями, изобретенными Найнив Седай. Это было далеко от равнодушия Айз Седай.       Но, несмотря на теплый прием, Ирелла не могла не думать о том, в чем ей было отказано. В течение девяти лет она мечтала стать Айз Седай, и эта мечта была разрушена. Девять лет она трудилась в поте лица, пытаясь получить шаль, и спустя почти десять лет они отвернулись от нее. Она больше всего на свете хотела присоединиться к Красной Айя и помочь миру, уничтожая мужчин, способных направлять, которые разрушили мир и все еще были угрозой.       Ирелла была назначена на Исцеление в первую неделю, главным образом для каменщиков и плотников, пострадавших во время восстановления из руин Кэймлина. Честно говоря, это было унизительно. Она обладала силой Айз Седай, и она была вынуждена жить в трущобах с отбросами Белой Башни.       Ирелла поплелась в обеденный зал в усадьбе Родни. Завьеру лучше закончить свое пребывание в Башне в ближайшее время. Его слова о том, как с ней обращались в Белой Башне, пробудили некоторые идеи относительно закостенелых статуй, которые называли себя Айз Седай. И эти идеи были нехорошими.

***

      Мин Фаршав, Провидица Судьбы, Говорящая Правду Шончанской Императрицы, усмехнулась, глядя на брошенные кости. Фермер из Эбу Дар проклял свою неудачу и двинулся дальше, прихватив с собой выпивку. Мин не была уверена, чем это было вызвано, то ли титулом Мэта, Стражами Последнего Часа или присутствием среди них Аша’Мана, одного из тех, кто нанес первое истинное поражение так называемой «Победоносной армии».       До того как Шончане и большая часть Победоносной армии отплыли обратно в земли Шончан, Мэт нашел время на создание нескольких игорных домов в Эбу Дар, финансируемых Хрустальным троном. Мин все еще не понимала, почему Фортуона позволила это, но ей было все равно.       Мин внимательно наблюдала, как Мэт бросил кости и выпало шесть корон. Несмотря на потерю статуса та’верена, легендарная удача Мэта едва пошатнулась. Теперь, вместо того чтобы выигрывать каждый бросок, он просто выигрывал девять из десяти. И даже при этом он, казалось, чувствовал, когда проиграет, и, таким образом, мало что потерял, но много приобрел. Возможно, именно поэтому Фортуона позволила себе это; он так редко что-нибудь терял.       Мин посмотрела в сторону, чтобы увидеть будущего зятя Мэта. При первой встрече Мин увидела красную ленту, обвязанную вокруг их запястий. Не нужно быть гением, чтобы понять, что они привязаны друг к другу сердцем. Мин снова сосредоточилась на игре; это была ее первая ночь отдыха в качестве Говорящей Правду Фортуоны за несколько недель, и ей хотелось насладиться этим отдыхом.

***

      Риф попытался сосредоточиться на игре, или, как Мэтрим назвал это «способом проверки Рифа». Риф ухмыльнулся, почувствовав, как в Узах мелькнуло веселье; по крайней мере, Боде хорошо проводила время. Риф подскочил, когда Мэтрим швырнул ему стаканчик с костями. — Еще раз, Риф. Давай посмотрим, из чего ты сделан, — сказал он беспечно. Риф с трепетом посмотрел на стаканчик с костями и его близнеца, стоявшего перед Мэтом. У него никогда не было ни денег, ни желания играть в азартные игры, поэтому у него было мало практики в этом деле. Эта часть ночи была тем, чего он боялся больше всего, и не без оснований. Он проиграл каждый бросок, который делал.       Риф призвал пустоту и взял кости. Рискнув, он передвинул все свои деревянные фишки, которые стояли на кону вместо корон, с изображением лисы, гоняющейся за воронами, и начал встряхивать стаканчик с костями. Риф ухватился за Источник, оседлав бушующий шторм огня и льда, которым был саидин. Он сосредоточился на стаканчике с костями, каждый надрез и углубление на деревянном сосуде был виден ему, желая, чтобы кости выпали в его пользу и выиграть.       Риф опрокинул стаканчик на стол одновременно с Мэтримом. Словно реагируя на действия, в глазах расцвела головная боль. Боль была внезапной и острой и исчезла прежде, чем он успел схватиться за голову. Риф покачал головой и отпустил источник. Он затаил дыхание, пока они с Мэтримом проверяли кости. …

***

      Мин уставилась на Рифтена широко раскрытыми глазами. Когда он бросил кости, на краткий миг ей предстало видение над его головой. Это было похоже на пару игральных костей, падающих на ткацкий станок, нити которых поднимались, чтобы ухватиться за кости. Она не была уверена, что это значит, но чувствовала, что это важно.

***

      Риф уставился на кости перед собой. Шесть корон. Его взгляд метнулся к Мэтриму. Пять корон. Что только что произошло? Мэтрим никогда не проигрывал, когда ставил так много. Всякий раз, когда он проигрывал, он ставил ровно столько, чтобы просто играть.       Когда Мэтрим отошел от шока, на его лице расплылась широкая улыбка. Он подтолкнул кости к Рифу. — Молодец, Риф, — рассмеялся он. — Я даже не помню, когда проиграл в последний раз. Молодец.       Риф улыбнулся в ответ. Но какая-то часть его продолжала задаваться вопросом, что же только что произошло.

***

      Позже той же ночью, а может быть, ранним утром, Мэт сидел на балконе Императорских покоев, глядя на Эбу Дар. Прошедший год был довольно насыщен острыми ощущениями, и было приятно передохнуть. Туон решила оставить Эбу Дар в более чем умелых руках Беслана и отплыла на родину Шончан, чтобы вернуть свой дом. Естественно, Мэт был вынужден сопровождать ее.       Как оказалось, Мэт сыграл важную роль в возвращении Шончан. Его необычный тактический опыт и лишь немного уменьшившаяся удача ускорили процесс возвращения, по мнению нескольких генералов Победоносной армии, начиная от многолетнего конфликта до решающего удара. Все, что осталось после этого долгого года, — это очистка и восстановление окраин на границах Империи. Туон утверждала, что сам Хрустальный трон тоже не пострадал.       Мысли Мэта вернулись к младшей сестре и ее Стражу. Мэт не был экспертом в этом вопросе, но у него было чувство, что через год они поженятся. Он нахмурился, вспомнив, что Рифтен продолжает нервничать из-за сул’дам и Дамани. С другой стороны, это было не так уж странно, учитывая, что Шончане отменили эту практику меньше года назад.       Мэт улыбнулся при этой мысли. «Разговор» Артура Пейндрага с Туон после Последней Битвы был тайно записан императорским писцом, как сделал бы любой полоумный писец вечно дотошных Шончан, и результаты были… необычными.       Согласно записи, которую Мэт тайком приказал переписать как можно больше раз, Ястребиное Крыло устроил Туон и всем присутствующим кровавую взбучку, от которой по коже побежали мурашки, подчеркивая лицемерие возвращения и ужас ай’дам. Излишне говорить, что, не считая исключительных побед, он не был счастлив. Он даже рассказал, что первоначальная экспедиция была организована Ишамаэлем, это он знал, наблюдая мир из «мира снов».       Также излишне говорить, что неодобрение Ястребиного Крыла заставило всех присутствующих просить о массовом преобразовании Шончанской культуры. Какое-то время Туон горевала по этому поводу, как и всегда, но она с удивительной силой заставила себя это сделать. Все да’ковале постепенно освобождались в течение нескольких месяцев, несмотря на ворчание их владельцев. Некоторые коварные Высокородные были постепенно уничтожены, в некоторых случаях в буквальном смысле.       Но самая важная перемена произошла, когда сама Туон, в редкий момент смирения, объявила об открытии, что сул’дам могут направлять. Потрясение, вызванное этим заявлением, было похоже на бушующий морской шторм (некоторые воспоминания Мэта, очевидно, были предоставлены морскими офицерами). Всех только что пойманных  Дамани немедленно отпустили. Тем, кто нуждался в а’дамах, было позволено сохранить их, но производство поводков и практика ошейников были запрещены в соответствии с «Верховным Правилом Артура Ястребиное Крыло».       Мэту потребовался еще почти год, чтобы убедиться в этих переменах и пригласить сестру в гости. Перемены часто бывали трудными и не менее трудными для Шончан. Но он видел собственными глазами, что попытки Туон «изменить наследника Империи Ястребиного Крыла в соответствии с вИдением его прародителя» работают.       Мэт встал и вернулся в постель, чувствуя, что ему не хватает присутствия жены в теплом и холодном одеянии. Туон поклялась оставаться на Родине до тех пор, пока каждый дюйм, принадлежавший ей по праву, не будет возвращен. Мэт лег на спину и вздохнул. Иногда было больно иметь в женах такую энергичную женщину. Но тогда, подумал он с улыбкой, это одна из причин, почему я люблю ее.

***

      К северу от Эбу Дар стоял большой город Джурадор, окруженный стеной для защиты соляных шахт. Глубоко в шахтах находилась кладовая, вырубленная Дамани, все еще на поводке, из твердого, как железо, основания горы, чтобы вместить что-то ценное, что-то опасное. Это место было тщательно охраняемой тайной; его содержание было еще более секретным. Полдюжины сул’дам и Дамани, которым было поручено помогать шахтерам, также получили секретные приказы защищать ужасные сокровища. А теперь они все мертвы, их шеи сломаны.       Шончанский Высокородный вошел вслед за другой фигурой в кладовую. Он сильно пострадал от новой политики Императрицы, да будет она жить вечно. Он потерял своих  «да’ковале», самое ценное имущество. Он хотел отомстить, и этот человек обещал ему это.       Человек, невысокий и одетый в темный плащ, подошел к большому сундуку у дальней стены. Он был сделан из того нового материала, который производила так называемая Черная Башня, «камень сердца» — Квейндияр. Неразрушимый контейнер стоил целое состояние. Его благодетель развел руками и сундук распахнулся.       Человек в плаще сунул руку внутрь и достал три обруча — браслета, каждый из которых предназначался для украшения. Он сложил их в маленький мешочек и положил в карман мундира под плащом. Высокородный улыбнулся их успеху. — Ну и что теперь? — спросил он. Этот безумный план был идеей его благодетеля. Мужчина повернулся и посмотрел на него краем глаза, как будто забыл о его присутствии. Он поднял руку и щелкнул пальцами. Прежде чем Шончанин успел закричать, он взорвался.       Человек, Аша’Ман, снял плащ и открыл Врата. — Для тебя ничего, — ответил он садистски. Он прошел через Врата и позволил им закрыться. Орудия его плана мести теперь принадлежали ему. Теперь оставалось только ждать; ждать подходящего времени, чтобы его осуществить.