Смотри на меня

Мысли в голове давно плетут коварные сети, когда она оказывается в хитросплетении его рук. Огрубевшие пальцы изучают тело, как нотную грамоту, пробегая по молочной коже бегло и скомкано в попытках получить желанный звук. Хочется уцепиться за что-то, но линии — плавные до крайности, поэтому скользко. Глаза в глаза. Выцветшие и глубокие, подсвеченные угасающим закатом, смотрят жадно. Хочется кричать, не издавая не звука, и молчать, срываясь на крик. Но ни того, ни другого будто нельзя. Это все запретно. Поэтому лоб ко лбу. Пальцы цепляются за тёмную прядь, наконец. Так бережно заправляют за оттопыренное ушко, а она ускользает тут же. Девушка рот размыкает и смотрит своими чайными на трещинки на губах, что напротив. Касается их тонкими пальчиками осторожно. Чтобы не ранить вдруг. Ритмы дыхания стекаются в одну мелодию и губы смело накрывают трещинки, чтобы заполнить, чтобы непременно залечить. Ладони большие притягивают ближе резко, что она успевает сделать рваный вдох. Распоряжается он по-хозяйски, по своему, пухлую губу чуть покусывает, пока не срывает стон, едва уловимый. Недовольный, несладкий совсем. Поэтому настойчивым поцелуем снова затыкает. Тонкие пальцы зарываются в соломенных волосах, чуть оттягивая. В их играх привыкла водить она, но слышится рык сдавленный, и хрупкое тело оказывается покорно прижатым к стене. Заставляет неделикатно руки вверх поднять, заключая тонкие кисти в кольца своих. Подчиняется, поцелуй не разрывая. А он живо от губ отмыкает, безразмерную футболку с девочки утягивая вверх, шершаво по рёбрам пройдясь. Отшатывается на пару секунд и будто зависает. Для него время в замедленную съёмку поставили. Темные линии бюстгальтера с плечиков скидывает, будто кистью, контуры выступающих ключиц обводя осторожно. Пересчитывает позвонки, скидывая застежку, которая на пути так мешает и ставит на паузу. Она замирает, в спине чуть прогнувшись, воздух ловя ртом рвано, пока грудная клетка волнуется. Изящная. Полупрозрачная. Его. Он смотрит откровенно, чтобы глаза приторно-медовые не размыкала под битами дыхания учащенного. Пока те с серыми снова не сталкиваются. В серых — глубина. Темные волны плещутся, предвещая грядущий шторм, за который просить прощение будет тысячекратно. И она его ненастье принимает. Лёгкой поступью расстояние меж ними сводит на нет, телом своим обнаженным к мужской фигуре прижимаясь. Ушко на грудь кладёт, будто прислушиваясь ко всем сигналам бедствия. Они где-то в области сердца раздаются, и времени почти не остаётся. В поцелуй его утягивает нежно, прохладными руками по животу блуждая. Он руки перехватывает и от толстовки, такой душной на разгоряченной коже, избавляется с её помощью. А выныривая, девичье лицо обхватывает и впивается жадно без всякого предупреждения мчс о неизбежной стихии. До кровати добираются интуитивно, друг за друга цепляясь отчаянно. Сплетением тел, камнем вниз, и хрупкая фигурка на него приземляется, поцелуями влажными и несдержанными от губ до низа живота дорожку проводя. За край боксеров цепляется, пока он ладонью ее руку не накрывает, куда-то за ушко сдавленно проскулив. Как бы даёт разрешение, смело вниз направляя. Будто оно ей и правда необходимо. Она снова к губам тянется, пока он ее ручкам нужный вектор задаёт. Команды выполняет по наитию, а грубые пальцы в простынь впиваются в поисках опоры. Земли, что в его глазах прикрытых уплывает безвозвратно, когда он губы ее на себе ощущает. Медленно и плавно, его на терпение проверяют и желают, чтобы проверку он эту провалил. И он посылает все к чертям и, руку на затылок темный опуская, без всякого трепета темп набирает. Ему глубоко так, что готов захлебнутся добровольно, уйти под воду, насовсем лишившись воздуха. Если воздуха лишит она. У него в лёгких будто переизбыток никотина и всех запрещённых веществ вместе взятых, что на пик выводят по ее велению, и, как кита, выкинутого на берег самой мощной волной, оставляют почти без дыхания. Она поднимается к нему осторожно, будто о камни боясь пораниться, пытается ощущения его уловить, успокоить. По-детски носиком в колючую щеку утыкается в знак извинения. И прощение она просит будто за все, что море его тревожит, что глаза эти светлые затуманивает болезненной пеленой разочарований. Но шершавая ладонь скользит по спине и прижимает ближе, как бы на беспокойство нелепое отвечая, что все хорошо. Большим пальцем проходится по линии скулы, вспыхнувшие щеки поглаживая, за несдержанность хочет оправдываться, но ловит взгляд карих, дикий совсем. Переворачивает фигурку на спину, оказываясь над ней нависающим и черты, знакомые наизусть, заново изучает. От подбородка по шее большими руками скользит к груди, невесомо твёрдых сосков касаясь, как бы невзначай. По животу ведёт под белье аккуратно, попутно оставшийся предмет одежды стягивая. Она прогибается и хрипит, пока другая рука подбородок вверх одёргивает.

Смотри на меня

Касания музыкальных пальцев перебежками по всему телу ощущает. Она, как любимая его гитара, звуки издаёт стройные и протяжные, все чаще срываясь на стоны. А он знает, какие струны затронуть, чтобы полилась музыка. Настоящая. Не фальшивая. Его. Но штормит обоих и настройки ломаются в раз, когда толчок следует слишком резкий. Она родными звуками чаек вскрикивает и глаза до передела распахивает, уцепившись за сильную спину коготками больно. Тут же прерывистые поцелуи куда-то в область деликатной родинки ловя, почти трепетные. Движения то на доли секунд замедляются, отзываясь горячем влажным дыханием на шее, то набирают ход, отпечатываясь россыпью синячков пальцев и губ на фарфоровом теле. Извивается и цепляется за ржавые волосы жадно, подаваясь веред. Близко до предела, душно до головокружения. Она, в его власти по своей же воли, падала бы вниз неизбежно, но ее ноты он изучает с особой любовью, по тем клавишам проводя, от которых высоко. Он свою девочку знает слишком хорошо, и единственное, что просит — просто смотреть. Видеть, как изящное тело отдаётся импульсам, как отзываются в нем разряды. Как огромные глаза в расфокусе становятся темнее в стократ. Он, оперевшись руками, наконец, по обе стороны, дрожь ловит и падает куда-то в область шеи, в омут шоколадных волос безмолвно, своим телом её укутывая. И пальчики волосы пшеничные разбирают уже по привычке, ото лба пряди прильнувшие убирают и гладят по голове нежно. Она — гавань, где хорошо и безопасно. И буря отступает. Только лёгкое волнение в море отдаётся приятным бризом воспоминаний, будто выплыл из морской воды на берег, целым и невредимым, и тело твоё обмякло на тёплом песке.