Раненым зверем

У девочки глаза цвета прозрачного осеннего дыма, просвеченного замерзшим ноябрьским небом, и при одном взгляде становится ощутимо холодно, будто из раскрытой настежь форточки в минус тридцать. Она Стаса моложе всего лишь на десять с чем-то лет, но он, истрепанный жизненным пиздецом, прошитый не одной пулей, не единожды перекроенный докторами, с психушкой в анамнезе и мастерским умением вляпываться во всякое дерьмо, ее снисходительно-пренебрежительно про себя называет девчонкой. Ведь она, такая честная, нелепо-самоотверженная, неправильно-светлая, в его проржавевших от закоренелого цинизма мозгах никак не называется женщиной: рассудительной, эгоистичной, стервозной, хотя и рассудительности, и стервозности в ней будет на порядок побольше, чем у прожженных "львиц", считающих себя прирожденными хищницами. Капитан Лаврова, несмотря на острый ум, хладнокровие и неизменную выдержку, нисколько не хищница — в ее вселенной люди не вписываются в суровую схему хищник-жертва, разве что жертва-преступник. В ее мире еще каким-то чудом верят в справедливость и честность, совсем как в дурацких сериалах о благородных ментах, которые не берут взяток, не жестят с уголовниками и умудряются вершить справедливость — параллельная вселенная, не иначе.

---

А у Стаса все банально до оскомины, так заученно, что скучно даже: погоня за очередными уродами, усмирение всяких буйных придурков, зачистка окружающего мира самым простым и действенным способом да неискоренимая привычка влезать туда, куда не просят — туда, куда нормальный человек бы не сунулся. Но бывший подполковник с нормальным человеком имеет мало что общего — у меня даже справка есть. Психи-недогерои неизменно погибают в лучших традициях дешевых драм; да и дикие хищники редко умирают в неволе от старости — чаще в безжалостной схватке. Выцветшее от жары небо опрокидывается тоннами прозрачной синевы; пыльный асфальт пережжен полуденным зноем. В угасающем сознании бурыми вспышками — кровавая роса на белоснежных затоптанных лепестках; а еще почему-то никакого отчаяния.

---

У девочки в квартире предсказуемо пахнет остывающим кофе, пыльными бумагами из тяжелых папок и фруктовой свежестью тонких духов; но сильнее — засыхающей кровью, химически-едкой мазью, лекарствами и хроническим недосыпанием. И ей, по хорошему, следовало бы сплавить в больницу опасного психа тире раненого бывшего начальника, но...       — Добрая ты слишком. Если кого попало жалеть — жалелка сломается.       — Наверное, мне вас следовало оставить под дверью истекать кровью, — голос резок и сух; движения рук, сменяющих повязку, отточенно-спокойны и деловиты, и только залегшие под глазами тени выдают уже привычную утомленность.       — Я и говорю, добрая, — скалится заученно, только скорее от боли, чем саркастически. И думает сквозь болезненно-красные всполохи, что втянуть хорошего честного мента в какую-то грязную историю, в полубессознательном состоянии добравшись до ее квартиры — самый херовый вариант из всех существующих. И ему вообще-то давно бы следовало, наглотавшись обезболивающих, выбраться из чужой тихой пристани — разбираться, искать, наказывать, — и это будет единственно правильным. Хорошие девочки не заслуживают быть впутанными во всякое дерьмо — и хоть Стас давно уже имеет все существующие принципы, почему-то именно этот пункт в списке сомнительных правил соблюдается свято.

---

Утро карамельным светом заливает комнату; ослепительно-синее небо вычищено от облаков до хрустальной прозрачности. Из признаков чужого присутствия в квартире — только аккуратно свернутый плед на диване, еще не выветрившийся до конца больничный запах и... внушительная сковорода жареной картошки на плите.       — Точно — псих, — вердиктом в сонную утреннюю тишь.

---

У Стаса — другая жизнь, другое окружение, документы на другое совершенно имя и — ничего нового, правда же? — очередная гонка на выживание. У Светланы в почтовом ящике — толстый конверт, набитый до отказа крупными купюрами, и краткая записка, напечатанная на компьютере: "От друзей Стаса". У Кати под дверью — пышный букет простых полевых ромашек, пахнущих чем-то неуловимо-медицинским, а еще жгучим июльским солнцем и свежим ветром. И среди растрепанных зеленых листочков — простая бумажка с неразборчивой крупной надписью. "Девочке из параллельной вселенной".