Отрицание

      Аой запуталась. Настолько, что не было ни сил, ни желания в чём-либо разбираться. Ведь стоило только начать — и голова разорвётся к чертям от обилия мыслей.       Она любила Огу. Отрицать это было настолько бессмысленно, насколько бессвязной становилась её речь, стоило кому-то обратить на влюбленность внимание. Казалось, уже все вокруг это знали, сколько бы Аой не отрицала любые подобные слухи. Но шепотом или прямо в лицо — она то и дело слышала о своём неспокойном отношении к Оге.       Хочет признаться в любви, позвать на свидание; стала ревнивой любовницей — сколько предположений, иногда головокружительно абсурдных, было сделано другими, стоило Аой отозвать Огу в сторону или просто оказаться с ним рядом. И он, конечно же, тоже их слышал. Только вот, в отличие от неё, даже в лице не менялся. Могло сложиться впечатление, что он слишком погружен в свои мысли, чтобы воспринимать болтовню окружающих. Но любая фраза, не касающаяся отношений — и Ога отвечал прямо, не делая вид, что не слышит.       Аой не знала, что думать. Не выглядело, будто бы она ему неприятна как человек. И Ога, пускай не блистал высоким интеллектом, не был настолько глупым, чтобы ничего не понимать. Так неужели её чувства были ему до того неприятны, что он предпочитал их не замечать?       Так или иначе, у Аой была весомая причина даже не задумываться о признании. Возможно, решись она на такое, у Оги уже не было бы возможности перевести разговор или отмолчаться... Лишь возможно. Но даже если так, что тогда? Отказ? Напряжение в общении? Избегание общества друг друга? Аой не хотела этого узнать, ведь даже быть его другом — уже немало. Ога был внимательным товарищем, пускай сам ни за что бы в этом не признался, а его забота иногда приобретала агрессивный характер.       Но в этом и был весь он — прямой, резкий, самоотверженный. Кого бы, друзей или врагов, не касалось дело.       Ога слишком выделялся даже на фоне ишиямовцев. Раньше Аой удивлялась, откуда берётся столько хулиганов по её душу, теперь же — откуда столько людей без инстинкта самосохранения, что раз за разом пытаются одолеть сильнейшего в Ишияме.       Аой выбралась из дома на прогулку и возвращалась, когда уже темнело. Позже, чем рассчитывала, да и желаемого покоя в голове обрести не удалось. Огу она встретила совершенно случайно, просто именно в том переулке, через который она сокращала дорогу, на него в очередной раз решили напасть. Аой дьявольски устала за день и хотела спать. Но пройти мимо, даже не поздоровавшись, не смогла.       Он со спокойным лицом топтал ногой последнего противника. Тот уже, кажется, давно перестал сопротивляться, но едва нахмуренные брови Оги говорили о его недовольстве, поэтому экзекуция не прекращалась. Определить причину этого удалось с первого взгляда — некогда белая рубашка с теперь оторванными пуговицами была вся в пыли и заметно помята. Аой попробовала представить, как обычным хулиганам удалось довести её до такого состояния, но не смогла. Видимо, среди них всё же был кто-то стоящий.       Малыш Вельзи уже уснул, привычно повиснув на спине, и Ога явно никуда не торопился. Аой даже подумала было, что всё же не стоит привлекать к себе внимание и отрывать его от столь увлёкшего занятия, но он её уже заметил. Перестав топтать не шевелящееся тело, Ога отступил от него и заговорил первым:       — О, Куниеда, и ты тут? Здаров.       — Привет, — Аой неуверенно улыбнулась и шагнула к нему, разглядывая место битвы. — Я домой шла, а тут... Ты.       — А, — Ога недовольно цыкнул. — Напали, когда мы с бесопузом возвращались от Фуруичи. До чего настырные оказались, первого раза им мало было.       Аой понимающе качнула головой. Да, подобные люди и её всегда удивляли. Стоило понимать, когда пора принять своё поражение и сдаться.       Под ноги так неудачно подвернулось чьё-то тело, и Аой, споткнувшись, полетела на Огу. Устоять в такой ситуации для неё — пустяк. Но в голове мелькнула мысль — неуловимая и явно бредовая — и она позволила себе ткнуться лбом в оголённую мужскую грудь, вцепиться руками в напряженные плечи. Кожа его была едва влажная от пота и обжигающе горячая. Поднимая голову, Аой чувствовала, как сердце сорвалось вниз и забилось — громко, часто. Как и всегда рядом с ним.       Ога смотрел удивленно — он тоже знал наверняка, что она могла устоять, и поэтому даже не попытался подставить руку для опоры. Хулиган или нет, он был куда внимательнее и заботливее, чем могло показаться.       Аой встретила его взгляд, чувствуя, что нещадно краснеет.       — Куниеда? С тобой всё хорошо? — Ога накрыл ладонями её руки, всё ещё лежащие на его плечах, мягко опустил их вниз; наклонился, внимательно её разглядывая.       — Нет. Кажется, мне нехорошо, — Аой нервно усмехнулась, отводя взгляд. Он был слишком близко. И в этот раз она сама виновата в сложившейся ситуации. Но наклоняться так, почти касаясь чужого лица — разве это не было лишним с его стороны?       — Простыла, что ли? — Уже в который раз он так говорил? — Красная вся и дрожишь.       Ога перехватил её ладони одной рукой, всё ещё не отпуская, вторую положил на затылок, притягивая голову ближе; коснулся лбом лба.       — Кажется, не горячая.       Спокойный — как будто так и надо. Аой уже не просто была горячая — она вся кипела внутри, и не знала, от чего больше — от близости Оги или от злости на него же.       Рвано засмеявшись, она не удержалась и выпалила в ответ:       — Говорят, губами надо проверять. — Тут же, впрочем, пожалев о сказанном. Не хватало ещё, чтобы он теперь лоб ей целовать начал.       Ога моргнул, медленно переместил руку с её затылка на щёку — почти ласково. Осторожно коснулся губ губами, прикрывая глаза.       Аой застыла, не веря в происходящее. Теперь ей начало казаться, что у неё действительно жар, а это всё — вызванный им бред. Но губы Оги шевельнулись — сухие, шершавые, как и весь он невероятно горячие, — приоткрылись. Аой почувствовала его язык, коротко скользнувший по её губам, невольно приоткрыла рот, удивлённо выдыхая. Для Оги это послужило приглашением.       Он целовал её неторопливо, уверенно, совершенно не обращая внимание на то, что ответной реакции практически нет.       Аой, стыдясь собственных мыслей, столько раз воображала себе их первый с Огой поцелуй, но на деле была совершенно не готова к нему морально. Точнее — она не верила даже, что подобное действительно когда-то случится.       Ведь что на уме у человека, поставившего на колени школу с самой плохой репутацией в округе? Сражения да поддержание своего авторитета. Аой в этом не сильно от него отличалась. Только вот уже не раз можно было понять, что девушки — отношения — Огу не интересуют.       А теперь он целовал Аой почти что нежно, поглаживал пальцем по щеке. И она никогда не смогла бы сказать, как долго это длилось. Ведь сердце стучало слишком быстро, а мозг не поспевал за реальностью. И когда Ога отстранился, улыбнулся дружелюбно — той самой улыбкой, что напугает не привыкших к ней людей, — Аой все ещё не могла до конца принять произошедшее как действительность, не сон, не воображение.       — Думаю, с тобой всё хорошо. Я тебя провожу.       Посмотрел выжидающе — прямо, открыто, внимательно, — не дождавшись реакции, взял Аой за руку и повёл за собой. Она не сопротивлялась, механически перебирая ногами. И все ощущения, все мысли сосредоточены были вновь лишь на нём: на сильной руке, окутывающей своим жаром её узкую ладонь.       И ведь Ога — мощный, грубый, — почти никогда не причинял боль самой Аой. Даже когда они были врагами. Даже когда за пару дней до первого сражения с ней отправил в больницу Химекаву и Канзаки, таких же членов Токуканхи.       Как человек может быть настолько противоречивой натурой?       Впрочем, не это ли привлекло в нём Аой?       Ога остановился на лестнице возле храма, развернулся, с лёгким прищуром разглядывая её лицо. Она не могла прочитать его эмоции: было темно, он стоял, загораживая головой луну, возвышаясь, сияя.       — Дальше дойдёшь сама?       Аой кивнула — кажется, простое и привычное мозг ещё был способен воспринимать.       Она поднялась на ступеньку выше, на ещё одну. Дальше что-то не пускало, и Аой запоздало поняла, что Ога всё ещё держит её за руку. Они были сейчас практически одного роста, а луна теперь хорошо освещала его лицо.       Ога улыбнулся и потянулся к Аой — вновь коснулся лбом лба, едва потёрся носом, поцеловал. Теперь — коротко, почти невинно.       Как будто так и должно быть.       — Ну, бывай.       Развернулся, отпуская её, махнул рукой на прощание.       Осознание произошедшего медленно накрыло Аой целиком.