Raging Fire

«Меня пленило Как раз все то, чем отличен мой муж. Лицом Отелло был мне дух Отелло.»  — «Отелло», акт I, сцена 3 Кристина искала его везде. Она приходила в западную часовню и обращалась к сценам; как неприкаянное приведение, слонялась по театру, настороженно вслушиваясь в каждый шорох. «Будь проклят тот, кто закричит «Пощада»!», провозглашал Призрак, вытаскивая бутафорскую шпагу, украденную из реквизита к одной из постановок «Ганнибала». «Пощады не видать тебе, Макбет», Кристина вскакивала на ноги и направляла свою шпагу на него. И они начинали сражаться. Призрак всегда дрался левой рукой, заводя правую руку за спину, но Кристина всё равно выигрывала лишь потому, что по сюжету Макдуф поражал Макбета. Он позволял Кристине ткнуть себя в живот, и падал навзничь. Кристина оказалась в актовом зале. Был вечер воскресенья, и зал пустовал. По некогда разноцветному стеклу витража стекали серые капли. Кристина поднялась на сцену. — Лицом Отелло был мне дух Отелло… — тихо-тихо, словно боясь быть услышанной, прошептала Кристина. — Лицом Отелло… Кристина разрыдалась. В глубине души она знала, что потеряла его. Потеряла из-за пьяного идиота Бюке. Потеряла из-за своей нетерпеливости, потому что так жаждала увидеть то, что скрывает его маска. Потеряла не в прямом смысле слова. Возможно, она даже увидит его когда-нибудь снова — но будет ли всё по-прежнему? Кристина услышала позади себя шаги. Кристина обернулась. Светловолосый мальчик поправил свою мокрую от дождя куртку и неуклюжим шагом направился к ней. Кристина едва заметно улыбнулась. Рауль подошёл к ней и сел рядом — как всегда, не слишком близко к ней. — Дождь идёт, — сказал Рауль таким же тоном, как и тринадцать лет назад. — Ага, — отозвалась Кристина. Несколько минут они просто молчали. — Отец всегда говорил, что у меня так себе получается выказывать поддержку, — Рауль почесал затылок. — И я с ним согласен. Рауль посмотрел на Кристину. В сероватом свете ее лицо выглядело осунувшимся, уставшим, почти больным. — Поэтому я вчера весь вечер думал, и додумался вот до чего, — продолжал Рауль. — Помнишь, когда мы были детьми, я рассказывал тебе про Италию? Конечно, Кристина помнила рассказы о лазурном море в Позитано и белых берегах Сицилии. — Через пару недель я уезжаю в Сардинию на месяц. И я хочу взять тебя с собой. — Я согласна, — ответила Кристина. Рауль застыл. Очевидно, он готовился произнести длинную и убедительную речь, но своим быстрым и внезапным согласием Кристина сорвала его план. — Ну слава богу! — выпалил виконт. — А я-то уж думал, что придется тебя уговаривать… За сценой раздался грохот, словно кто-то уронил несколько ящиков с реквизитом. Кристина и Рауль вскочили на ноги; виконт инстинктивно закрыл Кристину собой. — Он здесь, — восторженно прошептала Кристина. — Кто здесь? О чём ты? Рауль оглядывался по сторонам. — Рауль, милый, поговорим в другой раз, — Кристина лихорадочно схватила его за руки. — Пожалуйста, оставь меня одну. Рауль не понимал. — Я согласна ехать с тобой, — уточнила Кристина. — Я хочу этого больше всего на свете. Прошу тебя, сходи к мадам Жири и скажи ей, что я буду выступать завтра. Рауль смерил её недоверчивым взглядом и покинул зал. Кристина развернулась в сторону кулис. — Ужасный, жестокий человек! — выпалила девушка. До её ушей донёсся знакомый шелест плаща. Кристина вытянулась, словно скрипичная струна, и замерла. — Ты так стыдишься своего уродства, что боишься выйти ко мне и принять грудью всё, что я тебе скажу? Оскорбить его, открыто вызвать на словесную дуэль — вот то, что могло заставить его выйти к ней. Кристина закрыла глаза. Теперь она чувствовала его присутствие. — Выйди на Голгофу и прими свой приговор, — тихо сказала девушка. Леденящий ужас уколол Кристину под ребрами. Она знала: с ним нельзя так разговаривать. И, наверно, никому в жизни он не позволял так обращаться с собой. И сцена повторилась. Кристина не видела его, но ощущала его в полуфуте перед собой. Кристина протянула руку вперёд и дотронулась до него. Девушка распахнула глаза. Правая половина его лица, сокрытая лакированной маской, больше не таила для неё тайны. Когда она закрывала глаза, перед ней представало его деформированное, изуродованное лицо. — Что тебе говорили всю жизнь? — Кристина попыталась заглянуть ему в глаза. — Сказать тебе самое худшее? — спросил мужчина. — Самое худшее, — кивнула девушка. Он больше не выглядел напряженным, каким она привыкла его видеть каждый раз, когда дотрагивалась до этой темы. Его левая половина лица не выражала ничего — словно чистый лист бумаги. Кристине показалось, что именно сейчас — сейчас, когда его единственная слабость перестала быть для него ахиллесовой пятой — он по-настоящему пугает её. — То, что если бы Господь по-настоящему хотел наказать женщину, он бы послал ей такого ребёнка, как я. — Что ещё? — Кристина сделала шаг вперёд. Мужчина рефлекторно отпрянул назад. — Что если бы лицо Иуды было так же уродливо, как и его душа, оно бы выглядело так, — продолжал он. — Что ещё? На его лице мелькнула тень непонимания, и это придало Кристине сил. Под его новой маской всё ещё была тень неуверенности, страха, ожидания, и это делало его человеком, которого она знала раньше. — Я просто пытаюсь понять, как я должна повести себя, — тихо сказала Кристина. — Что я должна делать? Мужчина не отрывал взгляда от её лица. — Я должна в ужасе закричать, проклинать тебя, бежать и рассказывать всем, что я увидела? — Всё сразу, — сухо отозвался он. — Я знаю, этот мир омерзителен, — глухим, словно не своим голосом произнесла девушка, опуская взгляд в пол. — У меня столько вопросов к тому, кто его создал. Её черты лица ожесточились. — Этот мир покалечил нас обоих. Меня, когда отнял у меня отца, когда я была совсем ребёнком. Тебя, когда дал тебе это лицо, и когда даровал глаза всем остальным. Кристина снова сделала шаг к нему, и в этот раз он не тронулся с места. — У нас есть все причины ненавидеть этот мир. Это же такой лёгкий вариант. Что может быть легче — поддаться чувству боли и несправедливости и сжечь до тла чёртов храм? * Девушка схватила его за край плаща и крепко сжала свою руку. — И что может быть сложнее, чем выбрать любовь и свет? Рука девушки отпустила его плащ, скользнула под него и дотронулась до его руки, привычно ледяной, как остывший мрамор. — Я не буду врать тебе, — продолжала Кристина. — Когда я закрываю глаза, я вижу твое лицо. К моему стыду, я так же награждена глазами, как и все остальные. Кристина посмотрела на него. — Но когда я закрываю их ещё раз, я перестаю видеть тебя. Я могу только слышать. Я могу только чувствовать. Кажется, дни в темноте не прошли для меня даром. — И это твой приговор? — негромко спросил мужчина. — И это мой приговор, — кивнула Кристина. Капли продолжали стекать по серому стеклу некогда разноцветного витража. Третий день в Париже шёл ливень. Мадам Амандин приходилось перемывать деревянный пол по десять раз на дню, поэтому когда Кристина ввалилась в зал в дорожном плаще, с которого рекой стекала вода, женщина хищно зашипела, как кошка. — Извините меня, мадам Амандин, — выпалила Кристина, на ходу снимая накидку с плеч. На пол натекло ещё больше воды, и мадам Амандин отчаянно замахала руками. Едва завидев в дверях Кристину, мадам Жири двинулась к ней через весь зал. — Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, — сухо произнесла женщина, замечая возбуждение на лице Кристины. — Намного лучше, — кивнула Кристина и широко улыбнулась. — Тогда будь добра присоединиться к остальным и начать репетицию. Мысли Кристины были далеко от текста оперы, и, кажется, мадам Жири это сразу заметила. Кристина то и дело время поглядывала на настенные часы. — За что мы платим ему деньги? — до ушей Кристины донёсся громкий шёпот месье Мушармена. — Терпение, Арман, терпение, — отвечал ему месье Ришар. Кристина про себя улыбнулась: Жаку Шарпенье так и не удалось ничего разузнать о Призраке Оперы. Если бы они все только знали, как много знает она, простая юная хористка. Кристину полоснуло чувство страха. Жозеф Бюке, она совершенно про него забыла. Нужно непременно сказать Мастеру, чтобы он его не трогал. Едва Кристина успокоилась насчёт Бюке, как её охватило другое беспокойство. Ей предстояло найти Рауля и сказать ему, что она не поедет с ним в Сардинию. Она знала, что теперь её жизнь должна в корне измениться. Ей придется проводить половину своего времени в подземелье театра, если, конечно, ей не удастся вытаскивать его на свет почаще. Но это её не волновало: в конце концов, Аид и Персефона смогли прийти к взаимному соглашению. Кристина протянула руку и попыталась дотронуться до него, но мужчина отстранился. — Что ты пишешь? — спросила Кристина, заглядывая ему за плечо. Ответа не последовало. — Я не узнаю тебя, — задумчиво произнесла Кристина. — Раньше ты мне обо всем рассказывал с таким блеском в глазах. Что я вообще здесь делаю? Мужчина отложил рукописи и повернулся к ней. — Тебя здесь никто не держит. — Ложь, — Кристина скучающе зевнула. — Ты хочешь сказать, что я могу просто взять и уйти отсюда, и ты не попытаешься меня вернуть? Девушка лукаво на него посмотрела. На его лице проскользнула тень испуга, и Кристина поспешила примирительно поднять руки вверх: — Ладно, ладно, остаюсь здесь по собственной воле. Мастер, это просто шутка. — Так же, как и поездка в Сардинию? — осведомился Призрак. Кристина вздрогнула, как от удара током. — Что? Кристина пыталась понять, откуда он знает об этом. Ну конечно. Он был там, в актовом зале, когда они с Раулем разговаривали. — Ты про Рауля? — усмехнулась Кристина. — Я именно про этого спесивого, избалованного мальчишку, — рявкнул Призрак. Кристина не смогла сдержать смеха. — Да ты ревнуешь? — Кристина попыталась дотронуться до него рукой, но он снова отстранился. — В самом деле? Призрак вскочил со своего места. — Отелло, ты ли это? — удивлённо воскликнула Кристина. — «Я согласна ехать с тобой», — прошипел Призрак. — Не твои ли это слова? Веселое и лёгкое настроение Кристины перерастало в искреннее удивление. Он же ничего не знает, подумала она. Совсем ничего не знает. Его гнев забавлял её. — Не хочешь процитировать ничего из тех трех дней, когда я ходила по пустому залу и умоляла тебя вернуться, как умалишённая? — прохладно осведомилась Кристина. — Ты прекрасно чувствовала себя рядом с виконтом, — бросил Призрак. Детский азарт и удивление Кристины сменила тихая ярость. Как он смеет?.. Наверняка он слышал все ещё обращения к немым стенам. Наверняка он знает, как его отсутствие почти свело её с ума. — Рядом с виконтом ещё никто не чувствовал себя плохо, — Кристина изогнула левую бровь. Призрак едва заметно вздрогнул, как будто его кольнули невидимой иглой. «Так тебе и надо», подумала Кристина. — Я в этом не сомневаюсь, — отрезал Призрак. — В прочем, очень на тебя похоже. Кого не привлекает внешний блеск… Он резко обернулся к ней, и их взгляды встретились. Кристина в неверии покачала головой. — Что же ты такое говоришь… — прошептала девушка. — Неужели ты настолько ущербно мыслишь? Призрак горько хохотнул, и Кристина невольно поёжилась. — Кто бы говорил об ущербности, — прошипел мужчина. — Наверно, титул виконтессы всё же привлекает тебя? Кристина замерла. Её взгляд впивался в его лицо. «Пожалуйста, остановись», не сказала Кристина. «Я не могу», не сказал Призрак. «Прошу тебя, останови меня. Ты же видишь, я не могу остановиться сам.» — Наверно, тебе всё-таки хочется появиться на людях под руку с молодым виконтом? — холодно спросил мужчина, убирая руки за спину. Кристина заметила, что левой рукой он теребит рукав на правой. — Конечно, это куда лучшая перспектива, чем показаться рядом с чудовищем… — Бесспорно, — Кристина вернула ему холодный тон. «Остановись!», не воскликнула девушка. «Прошу тебя, остановись. Мы с Раулем — как брат и сестра. Я знаю, что ты не мог этого слышать: мы говорили об этом в лавке месье Дюфре.» «Я тебя не слышу», не сказал Призрак. «Прошу тебя, скажи это вслух. Я не могу тебя слышать.» Его глаза метались по её лицу, пытаясь что-нибудь прочесть на нём. Кристина покачала головой. — Жалкое создание ночи… — прошептала девушка. — Убирайся отсюда, — бросил Призрак. «Прошу тебя, останься», говорил его взгляд. — Хорошо, — равнодушно ответила Кристина. «Я не слышу тебя». Её взгляд скользнул по его лицу, и девушка скрылась за каменной дверью.

***

— У меня есть вера в солнечный день, у меня есть вера в себя… — Стоп, стоп, стоп! Месье Ришар несколько раз хлопнул руками в воздухе. Кристина замерла на сцене с сатиновой шалью в руках, которую она через секунду должна была подбросить в воздух. — Кристина, спой строчку еще раз. Пожалуйста, делай акцент на слове «вера». — Хорошо, месье, — кивнула Кристина. — У меня есть вера в солнечный день, у меня есть вера в себя… — Не так! — рёв Ришара снова прервал её. Балерины столпились кучкой возле края сцены и в предвкушении наблюдали за разгорающимся скандалом. На их памяти, месье Ришар и месье Мушармен были просто влюблены в Кристину; в свою очередь, Кристина Даае никогда их не подводила. — Кристина, ты не простыла? — Ришар недовольно сдвинул брови. — Я не простыла, — Кристина вдруг резко повернулась к нему. — Тогда в чем проблема? — В том, что это всё — какой-то фарс, — девушка выпрямилась. Месье Ришар опешил. — Что вы хотите этим сказать? — Чьей вообще было идеей делать из «Тита Андроника» оперу? Это же просто глупо, — Кристина обернулась к месье Мушармену. — Партия Лавинии? «У меня есть вера в солнечный день»? Вы вообще пьесу-то читали? — Мадемуазель Даае, хочу вам напомнить, что вы не оперный критик, — месье Мушармен угрожающе поднял палец вверх. — Ваша работа — петь то, что написано в либретто. Так что будьте добры… Кристина скинула со своих плеч меховой палантин. Балерины в восхищении уставились на неё. — Мадемуазель Даае возомнила себя оперной дивой, — раздался голос Карлотты. Итальянка вышла на сцену, и юные балерины разбежались в стороны, словно стайка мотыльков, уступая ей дорогу. — Но Мадемуазель Даае плохо понимает, что она легко заменима, не так ли? — Карлотта притворно улыбнулась Кристине. Кристина стиснула зубы. — Конечно, сеньора, ведь желающие участвовать в водевильском мусоре найдутся всегда, — сказала Кристина, глядя бывшей приме прямо в глаза. — Да как она смеет! — взвизгнула Карлотта. — Она говорит прямо как Призрак Оперы, — шепнул Ришар Мушармену. — Помните то его письмецо по поводу «Ганнибала»? Один в один выраженьица… Кристина спрыгнула со сцены и исчезла в дверях, оставляя ошеломленных директоров и остальную труппу позади. Кристина направлялась в сквер. Первый раз за несколько дней выглянуло солнце, но трава все ещё оставалась мокрой. — Кристина? Её окликнул полноватый молодой человек с густыми каштановыми усами. — А, Гастон без фамилии, — узнала его Кристина. Гастон смутился, но сходу сдаваться не собирался. — Зато вашу фамилию только и слышно. Вы что, и в самом деле только что назвали постановку «Тита Андроника» фарсом? Кристина пожала плечами: — Возможно, у вас получится придумать для этого лучшее название. Гастон захихикал. — Так им и надо. Кстати, раз уж довелось, что вы разбираетесь в литературе… Гастон заерзал и начал шарить по карманам своего пальто. Из внутреннего кармана он извлёк стопку листов бумаги, перевязанных конопляной веревочкой. — Как вы знаете, я делал кое-какие наброски о так называемом Призраке Оперы… — Нет, только не сегодня, это исключено, — замахала руками Кристина. — Хотя впрочем… Дайте сюда. И Кристина вырвала наброски из рук опешившего Гастона. — Это чушь, это тоже… — девушка переворачивала листы бумаги один за другим. — А про это вам кто сказал? Карлотта Гуидичелли? В следующий раз, выбирайте более проверенные источники информации… Гастон растерянно разводил руками. — Кристина, при всём уважении! — воскликнул молодой человек. — Но вам-то откуда об этом знать?! Кристина подняла на него усталый взгляд и впихнула листы бумаги ему прямо в распростёртые руки. — Плохо, Гастон. Переделывайте. Гастон ещё долгое время смотрел вслед удаляющейся из сквера девушке. Затем он кинул рукописи на землю, плюнул на них и громко топнул ногой. — Кристину Даае заменили Карлоттой Гуидичелли в «Тите Андронике», — со всех сторон доносился возбуждённый шёпот. — Кажется, она слишком много о себе возомнила… Кристина показалась в дверях театра, и стайка девочек тут же стихла, кидая на неё изумлённые взгляды. — Виконт де Шаньи! — громко позвала Кристина. Следом за ней вышел молодой светловолосый виконт, и стайка девочек издала восхищённый вздох. — Виконт де Шаньи, не согласитесь ли вы меня сопроводить в лавку месье Дюфре? — нарочито громким голосом продолжала Кристина. Краем глаза она видела, с какой завистью на неё косятся юные балерины. — Сочту это за удовольствие, — ответил Рауль и поцеловал её руку. — Она его не заслуживает! — шепнул кто-то из девочек. Кристина демонстративно позволила виконту взять себя под руку, и они вышли за ворота театра. Едва они оказались вне поля зрения юных обитательниц театра, Кристина кинулась Раулю на грудь. — Я только что потеряла главную роль, — залепетала Кристина. — Что же я наделала? Кем я после этого буду? Рауль начал поглаживать её по вздрагивающей спине. — Кристина, я вижу, что с тобой происходит что-то неладное, — мягко сказал Рауль. — Я поговорю с директорами, и… — Не нужно, Рауль, — отозвалась Кристина. — Месье Ришара не устраивало, как я пела. Может быть, я просто бездарность? Об этом никто… — Не говори так, — жёстко отрезал Рауль. — Ты самая талантливая певица, которую я когда-либо встречал. У тебя просто тяжелый период. Я уверен, Сардиния поможет тебе. Кристина начала успокаиваться. — Расскажи мне, что случилось? — Рауль мягко взял её за руку и серьёзно посмотрел на неё. И ей захотелось рассказать ему всё. Про её невидимого учителя музыки, про то, как он в конце концов обрёл свое тело, про то, что скрывает его маска. — Рауль… — Кристина замерла в нерешительности. Стоит ли ему знать?.. — Кристина. — Рауль, помнишь, как отец рассказывал про Ангела Музыки? Рауль кивнул. Кристина упоминала Ангела совсем недавно, и тогда он не уделил этому особого внимания. Она сказала что-то вроде: «Отец обещал послать ко мне Ангела Музыки, чтобы тот всегда оберегал меня, но и это оказалось ложью.» — Отец был прав, — сказала Кристина. — Он и правда послал его ко мне. Ангел Музыки общался со мной через стены в Западной Часовне. Он давал мне уроки пения. Благодаря нему я стала той, кто я сейчас… Рауль пытался осмыслить услышанное. Утром он говорил с Гастоном, который делился своими новыми познаниями насчёт Призрака Оперы, а сейчас Кристина Даае на полном серьёзе рассказывает ему об «Ангеле Музыки». Что с этим театром не так, в конце концов? — Он стал моим лучшим другом, — с грустной улыбкой продолжала Кристина. — Многие годы. И больше всего на свете я мечтала увидеть его, дотронуться до него… — Кристина… — задумчиво произнёс виконт. — Кристина, наверно, я плохо соображаю. Но Ангел Музыки, который общается с тобой через стены?.. Кристина сокрушенно вздохнула. Конечно, Раулю де Шаньи ни за что её не понять. — Прошу тебя, прояви терпение, — попросил Рауль. — Я правда пытаюсь понять. Сначала Гастон и директора со своим Призраком Оперы, теперь ты с «Ангелом Музыки»… — Это один и тот же человек, Рауль! — в отчаянии выпалила Кристина. Tableau vivant. Две фигуры, одна в исступлении, вторая в неверии. — Ты знакома с Призраком Оперы? — правая бровь Рауля поползла вверх. Кристина едва заметно кивнула. — Но этого быть не может, — мягко улыбнулся виконт. — Призрак Оперы — легенда. Обычная театральная байка, придуманная директорами для публичности. Его не существует. — Рауль, я видела его! — воскликнула Кристина. Несколько прохожих обернулись на них. — Ты хочешь сказать, что это тот тип, который убил месье Дюрана? — Рауль старался говорить как можно тише, чтобы не привлекать внимание зевак. — Нет, — выпалила Кристина. — Точнее, люди говорят, что он убил месье Дюрана, но на самом деле это не так. — Вот и хорошо, — снова улыбнулся Рауль. — Ты мне не веришь. Рауль попытался приобнять Кристину. — У тебя сильный стресс, — мягко сказал виконт. — Сардиния пойдет тебе на пользу. Вот увидишь, всё будет хорошо. Кристина бессильно опустила руки. Часть её души радовалась, что Рауль ей не поверил и счёл её рассказ бредом перетрудившейся примадонны. — Расскажи мне про Италию, — примирительно попросила Кристина. Рауль обнял её за плечи, и они отправились вниз по бульвару Бертье. — В Сардинии удивительного цвета море. Оно прозрачное, как воздух, поэтому сквозь него можно видеть морской песок. Домики в деревнях Сардинии разноцветные, как стекла витража в актовом зале… Его голос действовал на неё успокаивающе. Кристина чувствовала, как светлое чувство снова разливается по её венам. День незаметно подошёл к концу. Когда они вернулись, девочек у ворот театра уже не было. Кристина облегчённо выдохнула. Рауль взял Кристину за руку и снова поцеловал её. — Рауль, спасибо тебе, — прошептала Кристина. Кристина испытывала к нему невероятную нежность. Иногда это важно — иметь человека, который бы рассказывал тебе про далёкие берега Сардинии посреди хмурого дня, и Кристина была за это благодарна. — Этот театр и меня бы с ума свёл, — добродушно заметил Рауль, окидывая взглядом громоздкий фасад. Кристина рассеянно улыбнулась и крепко обняла его. Вечернюю тишину нарушил душераздирающий вопль. Рауль инстинктивно схватил Кристину за локоть и завёл за свою спину. Из театра выскочила мадам Амандин. — Mon Dieu! — восклицала женщина. — Mon Dieu! Рауль обернулся к Кристине, и они обменялись непонимающими взглядами. С секунду Рауль раздумывал, что ему надлежит делать. Он скользнул взглядом по лицу Кристины. Кристина коротко кивнула, и Рауль бросился ко входу в театр. Девушка кинулась за ним. Коридор был заполнен людьми. Со всех сторон доносились вздохи и причитания. Кто-то снова пронзительно закричал. — Разойдитесь, — рявкнул виконт, расталкивая зевак локтями. — С дороги, с дороги… Кристина пыталась что-нибудь рассмотреть из-за его спины, но в суматохе ничего не было видно. — Он здесь, Призрак Оперы был здесь! — завопил кто-то из девочек. В этот раз, ни мадам Жири, ни мадам Вильнёв не попытались сердито прикрикнуть на маленькую балерину. Наконец, прорвавшись в начало толпы, виконт замер на месте, и Кристина стукнулась лбом об его спину. — Не смотри, — едва успел сказать виконт. Но было поздно: Кристина протиснулась под его локтем и выглядывала из-под его руки. В углу коридора лежал Жак Шарпенье. Вернее, тело Жака Шарпенье. Вернее, то, что осталось от тела Жака Шарпенье. Кристина в ужасе зажала рот рукой. Руки и ноги месье Шарпенье были неестественно выгнуты, как будто его несколько раз уронили с самой высокой башни театра на каменную мостовую. Его ребра в нескольких местах протыкали его кожу. Голова Жака Шарпенье была повёрнута на все триста шестьдесят градусов, как у совы. — Уведите отсюда детей, — прошептал виконт де Шаньи. Его губы побелели. — Уведите отсюда детей! — За мной! — раздался громогласный крик мадам Вильнёв. Кто-то зажал Кристине глаза рукой, и Кристина не сопротивлялась. Толпа ломанулась к дверям, увлекая её за собой в бешеном потоке.