Умножь в нас веру

Двигаться против течения. Смеяться в ответ на чужую наивность. Выбивать в тире десять из десяти и хранить простреленные мишени в отдельной комнате. Бить ногами лежачего. Добивать раненого, не касаться протянутой руки, не улыбаться в ответ на ласку и комплименты, не стараться быть человечным. Быть тем, чей каждый шаг контролируют. Каждую секунду опасаться удара в спину. Глотать слезы под шум воды в ванной и смотреть на осколок зеркала, зажатый в ладони. Дрогнет или не дрогнет рука? Не дрогнет, не дрогнет, не дрогнет. Эрон путается в мыслях и эмоциях, перестает понимать, где правда, а где ложь. Почти не видит оттенки, почти не открывает глаза. Почти не ест. Почти не дышит. Тихий смех вырывает из полубессознательного состояния, похожего на опиумный сон. По коже бегут мурашки, и резко становится холодно. Эрон дрожит, но страха нет. Нет отчаяния, нет боли, нет надежды. Он ждет исхода. Прикосновение к щеке — ожидаемое и неожиданное. Эрон тянется навстречу, льнет к горячим мозолистым пальцам, пытается представить, что если бы все пошло иначе. Что если бы все было иначе. Проще, лучше, светлее. Чуть удачнее. Чуть спокойнее. Что если бы пуля прошла сантиметром левее? Что если бы нож не выпал из ослабевшей руки? Эрон рвано выдыхает и опускается на постель. Теплая рука больше не путается в его волосах. Кровать не прогибается под чужим весом. Мягкий, чуть хрипловатый голос не пытается позвать его. Эрон где-то здесь и одновременно нигде. Потерянный, лишенный не свободы, но желания жить. Отчаявшийся и отчаянный. Ослепший и глухой. Эрон Кин, безымянный пленник собственного дома и живой мертвец. — Спокойной ночи, Эрон.