Путь вулканца

В прохладном влажном мраке тоннелей, среди узких, изрезанных подземными водами пещер таится жизнь. Ее присутствие незримо, но ощутимо. Это тихое утробное ворчание, шуршание гравия, осторожное шипение, порой, легкие шаги. Я был не один. Каждое мое движение провожали алчными взглядами десятки мрачных существ, прячущих свои тела от убийственного солнца пустыни. Стоило только узкому лучу фонаря лизнуть поверхность стены, как раздавалось недовольное шебуршание, и мне оставалось лицезреть лишь запоздалый хвост, мелькнувший в световом пятне. Очередной тоннель оказался заваленным камнями и песком, и теперь я пытался понять, в том ли направлении продолжаю свое движение. Когда-то здесь проходило русло подземной реки, о чем свидетельствовали характерные борозды на стенах, кальцитовые натеки, похожие на застывшую стекающую глазурь и гладкий, словно отполированный, пол. Подобно огромному разветвленному дереву раскинулась под землей система пещер. Часть ее ветвей-проходов заканчивалась тупиками, но несколько крупных артерий продолжали переплетаться, позволяя вернуться к главному стволовому коридору, который мог вывести прямо к горному массиву. Я стоял перед очередной развилкой и размышлял о том, в какую сторону следует идти. Если в конце прохода окажется очередной тупик, значит в нем не должно ощущаться движения воздуха, в отличие от соединенного с галереей коридора. Я поднял ладонь как можно выше к потолку, стараясь уловить хоть намек на дуновение. Кончики пальцев чувствовали тянущий холод, но этого было недостаточно, чтобы определить его направление. Я положив фонарь на землю, прошел вглубь левого прохода и забрался на выступ, чтобы коснуться потолка, а затем края стены своей рукой. Свод оказался на ощупь достаточно сырым, и это был хороший знак. Пройдя еще немного вглубь, я снова повторил свои действия. На сей раз поверхность была сухой, значит, где-то впереди тоннель оказался обрушенным. Едва я спустился вниз, чтобы подобрать фонарь, как он слабо заморгал и погас. Вокруг сгустилась плотная, густая тьма. Любопытные создания зашуршали, придвигаясь ближе. Привычный тонкий лучик света, отпугивающий незваных гостей, больше не мог защитить меня. Это значило лишь одно - теперь мне следовало быть намного осторожней. Едва касаясь стены, я двинулся обратно к развилке, и продолжил свой путь, выбрав проход справа. Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте, и я начал различать тусклое свечение, исходящее от лишайников, покрывающих потолок. Они собирались большими колониями в местах, где была хоть какая-то влага. Их слабое зеленоватое, розоватое и голубоватое мерцание превращало мрачные своды пещер в настоящее произведение искусства. Передо мной открывалась удивительная красота, скрытая от глаз посторонних. - Потрясающе! - прошептал я одними губами, осторожно дотрагиваясь до пышного разросшегося куста. Он тотчас отреагировал на мое прикосновение яркой вспышкой света. Какая бесподобная система коммуникации! Я снова коснулся его кудрявого тела и попытался отправить ему свою доброжелательность и восторг, на что лишайник развернул свои многочисленные складочки и пульсирующе замерцал. Никогда прежде я не вступал в контакт с живым существом, у которого не было сложно организованной нервной системы. Похоже, в данном случае присутствовала некоторая межклеточная связь, позволяющая реагировать на внешние раздражители. Это завораживало. Я попытался отправить ему свое желание дойти до конца пещеры и выбраться на поверхность. Лишайник ненадолго потускнел, словно размышлял над моими мыслеобразами, после чего снова ярко засветился. Следом за ним загорелся соседний желтоватый кустик, а за ним следующий и следующий, так что передо мной появилась целая дорожка из света, ведущая вдаль. Послав своему новому прекрасному, хоть и безмолвному другу свою благодарность, я поспешил двинуться вперед, следуя новым знакам. Я спешил следовать за цветными огоньками, позабыв про усталость. Иногда их становилось настолько мало, что я не мог различить их мерцания. В такие минуты я начинал с досадой полагать, что вся эта чехарда - лишь плод моего разыгравшегося воображения. Но стоило только распознать слабое свечение посреди плотного скопления сталактитов, как я снова продолжал движение. Возможно, эти маленькие растения вели меня вовсе не к спасению, а к неминуемой гибели, но я уже слишком глубоко увяз в этой игре, чтобы отступать. Впереди неистово грохотало, эхом разбрызгиваясь по галерее пещер. Где-то передо мной шумел подземный водный поток, обозначенный в картах как pilash t' vokaya(1). Выходит, я наконец-то подобрался к горному массиву. Недолго думая, я шагнул в темноту, и моя нога резко ушла вниз, проваливаясь в ледяную воду. Этого я никак не мог ожидать. Потеря бдительности могла стоить мне переломанных конечностей, а то и мгновенной гибели. Я стоял по пояс в воде, ощущая, как немеют и покалывают от холода мои конечности. Кромешная тьма не давала возможности сориентироваться, а грохот текущей воды бил по ушам, словно болезненный молот. Я совершенно растерялся, не зная, что делать, пока до моих барабанных перепонок не добрались звуки хлопающих крыльев. Здесь есть летучие мыши, а значит, выход на поверхность совсем близко. Я попробовал сделать шаг, плотное каменистое дно казалось прочным и ровным. Следующий шаг также не вызвал опасений. А вот на третий шаг дно резко нырнуло глубоко вниз, и я оказался барахтающимся в сильном потоке, стремящемся унести меня в противоположном направлении от выхода. Тяжелый заплечный мешок и плотный шерстяной плащ только усугубляли положение, и я поспешил избавиться от них. Теперь оставалось лишь добраться до противоположного берега, откуда доносился тонкий писк летучих мышей. Вода пыталась унести меня за собой, но я продолжал отчаянно сопротивляться, не смотря на то, что мои руки и ноги плохо функционировали из-за жуткого холода. Я должен был доплыть. Должен был доплыть! Мой Путь не мог завершиться, едва начавшись. Правая рука коснулась чего-то скользкого и большого. Я лихорадочно схватился за огромный сталагмит, торчащий снизу, что дало возможность немного передохнуть. Собрав все свои силы в кулак, я оттолкнулся, что было мочи и сделал рывок вперед. Пара усердных гребков, и мои пальцы впились в узловатые скользкие корни, болтающиеся в воде, словно чьи-то цепкие мертвые руки. Если бы не они - неизвестно, сумел бы я доплыть до берега или нет. Теперь же я мог втянуть обессилевшее тело на отмель и выбраться на берег. Здесь было холодно. Так холодно, что я почти терял сознание. Мне нельзя было оставаться на месте, нужно было обязательно двигаться. Идти туда, наверх, к солнцу, где можно было согреться, где можно было спастись. Двигаясь совершенно автоматически, я прополз несколько метров узкого прохода навстречу яркому световому пятну. Этот свет был слишком болезненным после нескольких дней проведенных в темноте, но я все равно перебирал саднящими руками, вытягивая себя наверх. Наконец, солнце приняло меня в свои теплые объятия, согревая ласковыми лучами, и я упал навзничь прямо на пыльную землю. Я закрыл глаза, готовый провалиться в целительный сон, столь необходимый моему истерзанному, уставшему организму, но спать было нельзя. Нельзя было останавливаться, нельзя было позволять слабости победить себя. Я должен был довести свой kahs-wan до конца. С трудом поднявшись на ноги, я ощупал свою одежду. Обувь была безнадежно испорчена и изодрана. Пояс был пуст, у меня не осталось ни оружия, ни запаса пищи, ни воды, лишь гладкая крепкая кость сехлата, да сломанный фонарик. Я огляделся по сторонам. Справа, совсем близко от меня, виднелась верхушка священной горы Vat t' wuh yeht'es (2), где меня ожидали старейшины. Я сбросил с себя жалкие ошметки обуви, скорее мешавшей, чем защищающей стертые ноги, и спустился босиком к узкой горной тропе, ведущей к подножию священного хребта. Из-за резкого перепада температуры меня немного мутило, голова шла кругом, но близость исхода придавала сил. Здесь почти не было растительности, лишь несколько клочков пожухлой травы, да парочка куцых колючек. А ведь буквально в нескольких метрах под нами проходил бурный водный поток. Как, порой, удивительна бывает природа! Одна из колючек подозрительно зашевелилась, и навстречу выползла гладкая омерзительная морда K'karee (3). Змей оценивающе оглядел меня своими равнодушными немигающими глазками и замер, предвкушая скорый ужин. А ведь в книгах ясно говорится, что K'karee не встречаются в горных районах, поскольку предпочитают прятаться в раскаленном песке, необходимом для поддержания оптимальной температуры их тела. Полагаю, некоторые разделы герпентологии требует существенной доработки. Я замер на месте, осторожно запуская за пазуху руку (любое резкое движение с моей стороны могло вызвать непредвиденные последствия). Змей продолжал буравить меня взглядом, легонько покачиваясь. Обычно именно так он вводил своих жертв в транс. Я сделал осторожный скользящий шаг в сторону, проверяя реакцию K'karee. Змей оставался неподвижен. Еще один плавный, почти вальсирующий шаг. Голова пресмыкающегося повернулась следом за мной, словно он принимал приглашение к смертоносному танцу. Мои пальцы уже сжимали крепкую кость, единственное оружие, которое сейчас у меня было. Еще один выжидающий шаг, но, похоже, терпение голодного змея лопнуло. Он бросился ко мне, широко раскрывая пасть с огромными ядовитыми клыками, однако, все, что сумел поймать -лишь широкую кость, застрявшую поперек его пасти. Издавая яростное шипение, K'karee упал на землю в попытках избавиться от кости. Воспользовавшись его временным замешательством, я бросился бежать, что было мочи. Я не чувствовал ни боли в подошвах ног, ни усталости, ни страха. Я бежал к своей победе. За очередным скальным образованием открылась площадка с постаментом, на котором сияла ритуальная чаша с белыми пузатыми боками. Я ступил босыми ногами на раскаленные каменные плиты, и едва сдержал гримасу боли. Последней частью испытания было разжигание ритуального огня Vai Yon (4). Чаша испаряла легко воспламеняемые пары, поэтому достаточно было лишь высечь искру, чтобы она загорелась. Аккумуляторы внутри фонарика были полностью разряжены, так что выбить искру из них не представлялось возможным, но вот защитное стекло с увеличительным эффектом было очень кстати. Пара секунд, и над чашей вспыхнуло ярко красное пламя, символизировавшее об успешном прохождении kahs-wan. Я стоял рядом с горящей чашей и не испытывал никаких чувств, ни радости, ни гордости, ни удовлетворения, лишь вселенский покой. Наверное именно это и должен испытывать каждый истинный вулканец. Вскоре на площадку прибыли старейшина Ладок и сопровождающие его жрецы. Ткани их одежд приятно шелестели. - Dif-tor heh smusma (5)! - приветствовал меня Ладок, поднимая руку в священном ta'al'е. Жрецы последовали его примеру, их лица оставались такими же бесстрастными, как и несколько дней назад, когда я стоял перед Вратами Кузницы. - Sochya eh dif (6)! - мой голос немного охрип, но в нем не было и капли волнения. - Я, Ладок, сим утверждаю, что двадцать седьмым днем месяца Tasmeen, 8877 годом традиционного летоисчисления, Спок, сын Сарека из рода Скона, достойно выдержал испытание kahs'wan и признается истинным сыном Вулкана, зрелым по телу и по духу. - В голосе Ладока, казалось, сквозило удивление. Жрецы же смиренно наблюдали за происходящим, не смея выразить ни одного слова. - Живите долго и процветайте, - я поднял ладонь с разведенными пальцами. Старейшина и жрецы ответили тем же. Двадцать седьмым днем... Означает ли это, что я пришел на три дня быстрее среднестатистического срока? Больше никто не посмеет упрекнуть меня в недееспособности. Наконец-то меня признают.