Зеленые, почти синие...

– … Нужно допросить Беллатрикс Лейстрейндж в первую очередь – она как-никак все-таки была одной из самых близких к Волдеморту Пожирателей, – рассуждала Гермиона, пока они шли к Большому Залу, где сидели пленники. Гарри кивнул и нервно сглотнул – сегодня ему придется в первый раз допрашивать человека с помощью легилименции, одному, без профессора Снейпа, который всегда мог подстраховать. Но профессор Снейп умер. – Да, Гермиона права: эта Лейстрейндж – самая опасная из их шайки, – согласился с девушкой Рон. Они вошли в зал. Там собрался весь Орден Феникса и все ребята из Армии Дамблдора. Пленники сидели скованные, привязанные к стульям. Гарри взял стул, подошел к Беллатрикс, сел, и заглянул ей в глаза. За секунду до того, как провалиться в темный омут карих глаз, он успел увидеть пышные черные волосы и слабую усмешку на губах. Он летит сквозь туман и мягко касается ногами земли – стоит на берегу небольшого пруда в саду, возле старинного поместья. Льет дождь, гремит гроза; на середине озера в маленькой лодке стоит девочка с кудрявыми темными волосами. Она не зовет родителей или взрослых – она не хочет просить кого-то о помощи, и поэтому молча стоит под дождем. Внезапно в лодочке появляется мачта и парус синего цвета, дует ветер, и лодочка плывет к берегу – на лице девчушки написан восторг. Она спрыгивает на берег и бежит уже хватившейся ее матери: – Maman! Maman! Я колдовала! Я колдовала, лучше, чем Меда! – женщина с убранными в пучок русыми волосами, улыбаясь, обнимает дочь и ведет ее в дом. – Это замечательно, Белла! Ты умница – Меда начала колдовать позже! Пойдем – расскажем отцу и девочкам! Кигнус! Белла колдовала! Голос женщины стихает, и картинка медленно растворяется в белом тумане. А Гарри уже летит дальше, сквозь туман. Картинка становится четче – он видит дом на Гриммо 12, только очень давно, и в хорошем состоянии. Они выходят из камина в гостиной – их пятеро: та самая русоволосая женщина в красивом платье, ее муж – Кигнус Блэк, и девочки – Андромеда, Беллатрисса и Нарцисса. В этом воспоминании Белле уже тринадцать. Гарри не сразу узнает чопорную даму, встречающую гостей – Вальпургу Блэк, а вот ее мужа – Ориона – он узнал сразу. Взрослые обмениваются приветствиями: женщины обнимаются, мужчины пожимают друг другу руки: – О! Вальпурга! – Здравствуй, Друэлла. – Приветствую, Орион. – Кигнус! К чему этот официальный тон? Мы с тобой, в конце концов, братья, а не деловые партнеры! – добродушно смеется хозяин. Но детям нет дела до приветствий взрослых. Белла видит перед собой юношу: черные кудри, мягко лежащие на плечах, красивые черты лица, идеально отглаженный костюм, начищенные до блеска туфли, и ярко синие глаза. Он коротко кланяется: – Сириус Орион Блэк. Она делает реверанс, продолжая смотреть ему в глаза: – Беллатрисса Вальпурга Блэк. Они, молча, стоят, смотря друг другу в глаза. Играют грандмарш, он улыбается своей неподражаемой улыбкой, лихо щелкает каблуками, подает ей руку и ведет танцевать. Они стоят первой парой в детской колонне. Она улыбается только для него, только для своего принца. – Почему я раньше не знал о том, что моя кузина такая красавица, леди? – Не льстите мне, Сириус! – она звонко смеется и все-таки отвечает на его вопрос. – Мы не были знакомы с вами, оттого что у Papa были дела во Франции, поэтому мы и жили там, а теперь у него появились дела в Англии, и мы смогли приехать сюда. По крайней мере, так говорит Maman. Впрочем, если вы хотите узнать вернее – спросите у Papa. – Конечно, я так и сделаю. Но все же мне очень жаль, что мы не были знакомы раньше. Белла, позвольте мне называть вас по имени. – Конечно, Сириус. Знаете, поскольку мы жили во Франции, мы учились в Шармбаттоне, а теперь будем учиться в Хогвартсе. Расскажите, как там? – О! Хогвартс! Там очень интересно! Там есть четыре разных факультета, которые названы по именам Основателей. Каждый факультет имеет свой герб, а еще они соревнуются между собой в количестве баллов и... Он продолжает что-то рассказывать, она слушает его, но уже не видит ничего вокруг, кроме его глубоких синих глаз. Все застилается туманом, видны лишь эти синие–синие глаза, но, в конце концов, и они пропадают в белом тумане. Снова полет в белом тумане. И снова этот туман рассеивается, становится видна платформа вокзала Кинг-Кросс. Из пустого Хогвартс-экспресса на пустую платформу выходят две девочки. Той, что постарше, черноволосой, тринадцать, а другой, блондинке, на два года меньше. Младшая испуганно спрашивает у старшей, дотрагиваясь до ее рукава: – Белла, зачем нас вызвали домой посередине мая? Что-то случилось? – Отстань, Цисса! Я сама не знаю! Прекрати цепляться за меня! – раздраженно огрызается она на сестру. С громким хлопком, на платформе появляется их домовик – Линда. – Линде велено встретить молодых хозяек! – эльфийка дотрагивается кончиками пальцев до их одежды и переносит их… на Гриммо 12. – Почему ты перенесла нас сюда, а не домой?! – Линде было так велено! Они заходят в дом, раздеваются, и домовик, прижав уши, указывает на дверь гостиной: – Туда. Девочки входят в гостиную и понимают – что-то случилось. Мать сидит в кресле, у нее покрасневшие глаза, а сама она белая, как платок, который она бездумно мнет в длинных тонких пальцах. – Здравствуйте, Maman, – они приседают в реверансе. Друэлла на секунду поднимает на них взгляд и, как-то механически, кивает. Только тут они замечают отца – он стоит у окна к ним спиной. Они поспешно нестройным хором приветствуют и его и делают книксен – положено сначала всегда здороваться с отцом. В ответ он только нервно дергает плечом. В комнату входит Вальпурга, а за ней и Орион. – Здравствуйте, дядя Орион. Здравствуйте, тетя… Она властно прерывает их: – Не нужно. Сядьте, – и она сама опускается в кресло. Орион встает за ее креслом. Кигнус отворачивается от окна и девочки видят, что у отца перекошенное лицо и страшный взгляд. Нарцисса не выдерживает напряжения и вскакивает. – Кто-то умер?! Где Меда?! – старшая сестра дергает ее за руку, усаживая на место, и шипит ей в ухо: – Заткнись! Сиди и помалкивай! Дура! – Меда. Андромеда. О ней и пойдет речь, – степенно сказала Вальпурга. – Дело в том, что она сбежала из дома. Сбежала самым позорным для нас образом. Она сбежала с маглом, – в голосе тети появилось презрение. – И хочет выйти за него замуж. Ее поступок позорит честь семьи, позорит честь всего нашего рода! Она заслуживает наказания. – Она опомнится. Она опомнится! – в отчаянии прошептала мать – это были ее первые слова, с тех пор как они вошли в комнату. – Поздно, – жестко сказал Орион. И повторил. – Поздно. – Мы дали ей время до двенадцати часов этого дня. Ты сама писала письмо. Она не явилась, Друэлла! – сказала мать Сириуса, и обратилась уже к девочкам. – Что вы думаете о поступке своей сестры? На щеках у Беллы появился лихорадочный румянец. Обе сестры молчали. – Ну! – Вид у Вальпурги сделался почти грозный. Старшая сжала руку младшей, но та вывернулась – старшая сестра сегодня с самого утра огрызалась, да еще и больно дернула за руку. Цисса встала. – Нарцисса? – изумленно спросил Орион, который ожидал услышать чтото от Беллы. – Я думаю, что она нехорошо поступила! А если говорить о наказании, то я считаю, что все что решат взрослые будет правильным. – Девочка села на место. – А, что скажет нам Беллатрисса? Девочка стала мять в руках край своей юбки. Но в этот момент ее отец перестал сдерживать себя и разразился проклятьями. – Предательство! Какое гнусное, подлое предательство! И это моя дочь! Кровь от крови моей, плоть от плоти моей, и такое предательство!!! Позор! Стыд! Срам! – он взад–вперед расхаживал по комнате, извергая ругательства и брызжа слюной. – Андромеда! Моя самая старшая дочь! Вот от кого не ожидал!!! Я возлагал на нее такие надежды! А она! Предательница!!! – он пнул стену. – Неблагодарная скотина!!! – Кигнус!!! – Друэлла вскочила, зажимая уши руками – теперь она была белее мела. Она убрала руки от ушей, покраснела и, гневно глядя на мужа, воскликнула: – Здесь дети!!! – после чего упала обратно в кресла и зарыдала, прижимая к глазам платок. Вспышка жены охладила пыл Кигнуса, и он, будто опомнившись, подошел к ней и, обняв ее, сказал: – Ну, Друэлла! Друэлла! Хватит. – И все-таки. Мы так и не услышали мнения Беллатриссы, – заметила Вальпурга. – Она определенно заслуживает наказания! Страшного наказания! – пыл отца частично передался дочери. – Ты предлагаешь изгнать ее из рода Блэк? – осведомился дядя Орион. – Нет! Нет!!! – воскликнула мать. Девочка опомнилась. – Нет. Вовсе нет! Ее стоит выпороть, или еще что… Но изгнать из рода? Нет! – А мне понравилась мысль… – задумчиво произнесла тетя. – Мне тоже. Наступила неловкая пауза. – Я принял решение, – его голос звучал спокойно и величественно. – Андромеда Друэлла Блэк, будет изгнана из рода Блэк, ибо она грязнит Честь и Кровь Блэков. Глава рода широкими, размеренными шагами подошел к висящему на стене гобелену и беззвучно, одними губами, произнес древнюю латинскую формулу. На конце его палочки зажегся ослепительный свет; он прижал кончик палочки к гобелену в том месте, где было написано имя Андромеды. – Нет!!! – Друэлла кинулась к Ориону, и гостиная вновь потонула в белом тумане. Туман рассеялся. Беллатрисса стояла на кладбище: кругом высились кресты и надгробия. Ей было четырнадцать. Их снова вызвали домой во время учебного года. Умерла Maman. Она медленно угасала с тех пор, как сбежала Андромеда, а теперь угасла совсем. Ее хоронили на фамильном кладбище Блэков. Кладбище располагалось в небольшой лощине. В отдалении, на холме, возвышался мрачный и величественный Блэкхольм. Замок из черного камня был выстроен в готическом стиле, его высокие арочные проемы и шпили уходили ввысь. Блэки давно тут не жили, несмотря на то, что это было древнейшее их обиталище. На дворе стоял конец ноября, земля промерзла, и могилу домовикам пришлось выдалбливать. Моросил мелкий холодный дождь. Кругом были надгробия, надгробия, надгробия… Одни надгробия. И на всех них была выбита фамилия: Блэк. Оттого, что куда ни посмотри, всюду была эта фамилия, и от мелко моросящего дождя рябило в глазах. Когда дядя Орион закончил читать длинные погребальные каноны, пришло время прощаться с покойницей. И вот, гроб зарыли тяжелой дубовой крышкой и начали забивать гвозди. Нарцисса заплакала, громко и навзрыд; тетя Вальпурга положила ей руку на плечо. Белла не плакала. Ей было горько и больно и плохо, она не желала верить, что Maman больше нет. Все это время, с самого начала церемонии, Сириус крепко держал ее за руку, стараясь поддержать и утешить, понимая, что ей плохо. Могилу засыпали землей. Наконец все развернулись и пошли прочь. В отдалении, у ворот кладбища, стояли две темные фигуры. Андромеда была одета в траурное черное платье; молодой человек в темном костюме, с черной траурной лентой на рукаве, держал над ней зонт. Беллатрисса ускорила шаг и, подойдя к ней, крикнула ей в лицо: – Предательница! Это ты убила маму!!! Ты! – она и не заметила, как рука Сириуса разжалась. – Это из-за тебя она умерла!!! Из-за того, что тебе вздумалось сбежать! Убийца!!! – выкрикнув это срывающимся голосом, девочка кинулась к воротам. Уже выбежав за ворота, она оглянулась: Сириус стоял на том же месте, обнимая за плечи, жмущегося к нему, испуганного младшего брата. На лице у старшего кузена застыло непередаваемое выражение; в какой-то момент, в устремленном на Беллу взгляде синих глаз на секунду появилось презрение и жалость. Он отвернулся. Вальпурга подошла к Андромеде и, полным презрения, голосом, сказала ей, смотря на нее снизу вверх: – Тебя сюда никто не звал. Как ты посмела явиться во владения семьи Блэк?! – Она моя мать, – она говорила очень тихо. Леди Блэк наотмашь ударила племянницу по лицу. Меда подставила ей вторую щеку для удара. Тетка посмотрела на нее с ненавистью, и ударила по второй щеке. Молодой человек не выдержал. – Не смейте! Слышите?! Не смейте прикасаться к моей жене!!! Вальпурга смерила его презрительно-оценивающим взглядом, развернулась, и ушла прочь. Всю обратную дорогу Белла рыдала на груди у кузена. Он позволил ей это, и она была ему благодарна. Следующее воспоминание началось с того, что Белла упаковывала подарок для Сириуса – самопишущее перо. Они только-только появились в продаже и стоили дорого – ей пришлось копить на него три месяца. Перевязав коробку ленточкой, она подошла к зеркалу: на ней было красивое светло-голубое платье и новые лаковые туфли на каблучке, которые ей подарила тетя на пятнадцатый день рождения. Скептично окинув себя взглядом, она взяла с кровати белый полупрозрачный шелковый платок, накинула его на плечи и заколола красивой брошью в виде цветка, которая очень шла к платью. Брошь ей прислала Андромеда в качестве подарка на новый год, но ведь вовсе не обязательно говорить об этом Вальпурге. Она осталась довольна своим внешним видом; взяла подарок для кузена и вышла из комнаты. Прошла уже неделя с рождества, но дом все еще был украшен гирляндами и расписными стеклянными шарами. Девушка сбежала по лестнице, звонко цокая каблучками, столкнулась с Сириусом, споткнулась, и упала. Сириус упал на спину. Налетевшая на него кузина, упала на него. Волей случая, их губы соприкоснулись. Не так представляла она свой первый поцелуй. Да и он тоже. Они смотрели друг на друга широко раскрытыми, карими и синими, глазами. – Да, ты прав, в доме стоит переставить мебель и поменять расположение комнат. Эти интерьеры уже порядком надоели за столько лет, – из соседней комнаты стал слышен голос хозяйки дома. Белла быстро вскочила на ноги и оправила платье. – Сириус! Смотри куда идешь! Под ноги смотреть не учили?! – крикнула она на кузена, когда тетя с дядей вошли в комнату, и убежала вверх по лестнице. – Сириус! Беллатрисса права! Ходишь по дому из угла в угол без дела! Займись чем-нибудь! И встань!!! – прикрикнула Вальпурга на, все еще растерянно сидящего на ковре, сына. Он поспешно встал, подхватив с пола какую-то коробочку, оброненную кузиной. – Да, Maman. Конечно, Maman. Извините, Maman. Он поднялся по лестнице и остановился за углом, что бы рассмотреть коробочку. Она была перевязана ленточкой, к которой была прикреплена бирка: «С рождеством! Сириусу от Беллы». Он развязал ленточку и порвал обертку: в сафьяновом футляре лежало новенькое самопишущее перо! Он тихонько постучал в дверь и заглянул в комнату кузины – она навзничь лежала на кровати и плечи ее мелко подрагивали. Он вошел и затворил за собой дверь. – Спасибо. Это самопишущее перо… оно, наверное, дорогое…. – Дурак! – Воскликнула девушка, и, по ее голосу, он понял, что она плачет. Он подошел к ней и опустился на краешек кровати. Он погладил ее по дрожащим плечам и ласково сказал: – Ты последнее время такая эмоциональная…. Влюбилась, да? Она села, и посмотрела на него заплаканными глазами, после чего снова сказала, только на этот раз уже спокойнее: – Дурак! – и разрыдалась больше прежнего. Он мягко обнял ее и стал успокаивать, гладя по спине. Все растворилось в белом тумане, и только ласковые синие глаза еще долго были видны. Туман вновь рассеялся. Белле шестнадцать. Все Блэки собрались в комнате с родовым гобеленом. Беллатрисса стоит, смотря в глубокие синие глаза Сириуса. Кузен ругается с тетей и дядей. Но она не слышит ничего – для нее существуют только эти глаза. – Ты заслуживаешь изгнания из рода! – она не слышит восклицания дяди, она не слышит возгласа младшей сестры: – Абсолютно согласна! Она не замечает, как после вопроса «А ты?!» Регулус съеживается под суровым взглядом матери, и испуганно выдавливает: «Да». – Беллатрисса, а согласна ли с этим ты? Она слышит вопрос, но она не понимает его смысла, она просто соглашается: – Да. Конечно. Да, – она готова согласиться с чем угодно, даже с приказом о собственной казни, когда смотрит в эти синие омуты. – Да мне наплевать, будет, на месте моего имени, в этой, проеденной молью, тряпке дыра или нет!!! – выкрикивает наследник рода, указывая на гобелен. Но она не слышит его. – Не ради этого, твои предки сражались и проливали кровь! – Вальпурга дает сыну звонкую пощечину. Белла как будто очнулась от этого звука. В глазах Сириуса появился какой-то странный огонь. Он протянул руку и дал матери пощечину в ответ. Невысокая старушка покачнулась. Молодой человек отшатнулся, на секунду в его глазах появилось осознание сделанного. Он ударил свою мать. Беллу как будто хлыстом ударили. Нет! Он не мог! Ее принц, ее Сириус, он никогда не поступил бы так со своей матерью!!! Он не мог! – Все! Бантики! Я не собираюсь ждать, пока меня выставят из этого сумасшедшего дома!!! Я ухожу отсюда сам! – юноша развернулся, и выбежал на лестницу, хлопнув дверью. Она кинулась за ним. Когда она догнала его, он надевал куртку в прихожей; у его ног стоял чемодан. – Стой! Погоди! Сириус! Куда ты уходишь? Где я смогу тебя найти?! – Какое тебе дело, куда я ухожу? Ты не должна меня искать! В этом нет смысла! Я не желаю больше никогда разговаривать с жителями этой психушки для безнадежных больных!!! Я всех вас ненавижу!!! – последнюю фразу он крикнул так громко, что ее, наверное, было слышно в гостиной на втором этаже. Он вложил в этот крик столько ярости и злости, его лицо так исказилось в этот миг, что Беллатрисса отшатнулась от него. Он вылетел, с грохотом захлопнув входную дверь. У нее перед глазами еще долго стояло его исказившееся лицо. Туман не рассеивался долго. Когда, наконец, картинка прояснилась, стало видно, что это все тот же дом на Гриммо 12. Белле уже исполнилось восемнадцать лет. – Нет! Я сказала: нет! Я не выйду за него замуж!!! Нет!!! – А я сказала: ты выйдешь за него замуж! Я говорю, что помолвка заключена, значит, помолвка заключена!!! – А я не хочу!!! – Меня это не интересует! Помолвка заключена! – Значит, вы ее расторгнете! – Девчонка! Да как ты смеешь мне указывать?! – Я не выйду за него замуж! Я лучше умру, чем сделаю это!!! – Почему?! Чем тебе так не нравится Рудольфус?! То, что он старше тебя на пять лет – неважно! – Я боюсь его! Он жестокий, жестокий человек! Он безумец! Он ненавидит меня! – Все это – глупости! Ты все это выдумала себе! Ты выйдешь за него замуж!!! – Лучше уж я умру!!! – она кинулась к распахнутому окну и уже поставила ногу на подоконник, когда Вальпурга дернула ее за юбку назад. – Пустите! Пустите! – Белла пыталась вырваться, но тетя крепко держала ее за запястья. – Дайте мне умереть!!! – у нее из глаз полились слезы. Вальпурга выпустила ее руки и отшатнулась. – Хоть что-то в этом доме я могу сделать так, как хочу?! Дайте мне умереть! Дайте мне хотя бы умереть!!! – девушка разрыдалась и побежала вверх по лестнице. Она споткнулась на середине лестницы, упала, обернулась и сказала шепотом, почти, что одними губами: – Я боюсь его. Он жестокий. Жестокий. Все заволокло легкой белой дымкой, которая почти мгновенно рассеялась. Она лежала на кровати и рыдала, рыдала горькими, безутешными слезами. – Я не хочу. Не хочу! – всхлипывала Белла. – Завтра, в это же время, я уже должна буду лежать в одной кровати с ним... Я умру. Умру! Ненавижу его! Ненавижу!!! Я не хочу быть Лейстранж! Она разжала кулак и снова посмотрела на записку. Она была очень короткая: «У тебя еще есть выбор». Подписана она была еще короче: «С». Это было первое письмо от Сириуса, с тех пор, как он ушел из дома. Правильно говорят – краткость сестра таланта – Сириус одним предложением выразил все, что хотел сказать. У нее еще был выбор. Выбор между семьей и свободой. Между Рудольфусом и Сириусом. Между Вальпургой и Андромедой. Между, пугающим своей неизвестностью, миром магглов и рушащимся, расходящимся по швам, миром волшебников… Когда стало светать, через открытое окно ветер принес в комнату тихий шепот: «Белла». Она тихонько открыла дверь и вышла на балкон. Внизу, на улице, рядом со странной штуковиной, называющейся «мокоцитл», ну или как-то так, стоял Сириус. – Ну что? Беллатрисса с тоской посмотрела на него, покачала головой и сказала: — Отец не переживет. Туман. Абсолютно незнакомая гостиная с закрытой белыми чехлами мебелью. Рудольфус, я свихнусь здесь! Тебя вечно нет, ты вечно где-то со своим сумасшедшим Волдемортом! Мне это надоело! И вообще, я хочу ребенка! Я хочу, что бы в этом доме было хоть что-то мое, кроме моего домового эльфа! Рудольфус! Я не понимаю, зачем тебе вообще понадобилась жена?! Ты мог бы прекрасно жить и без меня, что ты и делаешь! Ты предпочитаешь делать вид, что меня нет! Я не интересую тебя вообще! Ни в каком смысле! Ты даже свой супружеский долг выполнил только в брачную ночь! Я не интересую тебя даже как женщина! Даже как горизонталка!!! Зачем ты согласился на предложение тети Вальпурги?! – Беллатрисса, не стоит так горячиться. Я согласился на предложение мадам, потому что я уважаю ее и потому что вы, дорогая моя, довольно хорошая партия. Вы богаты, образованы, недурны собой, и, самое главное, вы происходите из чистокровного рода. – И все?! – И все. – Ты видишь во мне только симпатичный кусок золота, политый чистой кровью?!! – Я не вижу в вас ничего. И, как вы уже правильно заметили, вы меня не интересуете. Даже как горизонталка, – Когда он произносил последнее слово, он даже поморщился. Он направился к выходу из комнаты и уже в дверях, не оборачиваясь, добавил. – И, прошу вас, не употребляйте больше этого слова. Оно просторечно и пошло. Он уже почти вышел, когда она кинулась к нему: – Стой! Рудольфус!!! Я. Хочу. Ребенка! Он резко повернулся на каблуках. – Зачем? – он будто ударил ее этим словом. Она отшатнулась. – Вам нечем заняться? Нечем заняться, да? – он наступал на нее. – Нечем заняться кроме как, отнимать у меня время своими глупыми просьбами и бессмысленными вопросами?! Нечем?! Отвечайте! – Рудольфус!!! – Я найду вам занятие! Говорите, что мало видите меня?! Ну что ж! Вы будете служить Моему Лорду, так же как служу ему я! Вы станете Пожирателем Смерти! Первой женщиной в отряде! – Нет! Нет!!! Не ввязывай меня в политику! Я не хочу в этом участвовать!!! – А вашего желания никто и не спрашивает. Я принял решение, значит так и будет. Вы будете ему служить. И точка, – он вышел, хлопнув дверью, и уже из-за двери сказал: – А пока что, подумайте над своим поведением, – раздался звук поворачивающегося в замке ключа. Белла подлетела к двери и забарабанила по ней руками. – Выпусти меня! Рудольфус! Немедленно выпусти меня!!! Я уже не маленькая девочка, чтобы наказывать меня таким образом!!! Выпусти!!! Выпусти! Но никто не ответил ей. Она стояла на коленях посреди кладбища, окруженная людьми в черных плащах и белых эмалированных масках. – …Клянешься ли ты, Беллатрисса Лейстранж, служить Лорду Волдеморту верой и правдой, честью и кровью, сердцем и разумом, духом и телом, до самого смертного одра? – мягкий голос задает ей последний, седьмой вопрос – Клянусь, – ровным голосом отвечает она в седьмой раз. – Встань же и прими свой плащ, и называйся же отныне Пожирателем Смерти, – он поднял ее с колен и накинул ей на плечи черный плащ. После этого тот, кого ее муж называл своим Лордом, снял с себя абсолютно ровную эмалированную белую маску, в которой были только прорези для глаз, и отдал ее Беле в руку. Она замерла, встретившись с ним глазами – у него были такие же черные кудри и, главное, такие же глубокие синие глаза, как у Сириуса! Она, не отрываясь, смотрела в эти чудесные синие глаза, и просто кивнула, когда он, попросил ее подать ему руку. Все время, пока он творил Темную Метку, они смотрели друг другу в глаза, и даже нестерпимая боль, от которой на глаза наворачивались слезы, была ей сладка. Теперь она знала, что, даже потеряв навеки Сириуса, будет жить, ведь теперь она видит цель своей жизни. Вот он, то, ради чего стоит жить, ее Лорд. Когда он закончил, она опустилась перед ним на колени и, прикоснувшись губами к кончикам его длинных пальцев, прошептала: – Мой Лорд… А после всё, даже синие глаза, вновь растворилось в тумане. Регулус сидел в гостиничном номере на диване, в ожидании теребя кисточку на подушке. Белла же сидела в запертой на ключ соседней комнате, приникнув к замочной скважине. Это была ее идея. Она поступила подло, так жестоко обманывая Регулуса, но не могла иначе. Он пришел к ней и попросил рассказать о Лорде и о Пожирателях, сказав, что думает к ним примкнуть. Но она поставила условия: она рассказывает ему все, а он назначает встречу своему брату и говорит с ним о чем угодно, но чтобы она могла посмотреть. И ее младший кузен согласился, к тому же он и без того хотел встретиться с братом. Он согласился, а она его подставила. Она расписала ему Пожирателей так, что он только укрепился в своем решении к ним примкнуть. Она рассказала ему только о светлых и положительных сторонах их работы – она опустила всю грязь. Она знала, что кузен будет ненавидеть ее, когда поймет, как она его подставила, но не могла иначе – она должна была увидеть Сириуса, хотя бы тайком, хотя бы издалека, хотя бы краем глаза! Дверь тихонько отворилась, и он вошел в комнату. У Беллы замерло сердце. Он был все таким же, каким она его запомнила, только на щеке появился тонкий белый шрам. На нем была красивая белая аврорская форма с золотыми эполетами и алая мантия. – Регулус… – Сириус… – младший встал, и теперь братья стояли, смотря друг на друга. – Брат, ты… тоже ушел из дома…? – Нет, – он покачал головой. – Тогда зачем ты позвал меня сюда? Я не вернусь. – Я знаю. Просто это может быть последний раз, когда нам с тобой удаться спокойно, мирно поговорить. – Последний? Почему? – Я вступаю в ряды Пожирателей Смерти. Старший брат сделал два широких шага и ударил его по лицу тыльной стороной ладони. Младший поднял голову, посмотрел Сириусу в глаза и с горькой улыбкой сказал: – Я ждал этого. Они оба сели на диван. – Почему, Рег? – с глухой болью в голосе спросил аврор. – Каждый волен отстаивать свои убеждения. Разве не так? – Так… – грустно отозвался он – Но почему? Почему?! – Брат, я… – Не нужно, не отвечай. Они несколько минут молча, сидели рядом, а потом Сириус обнял своего брата, и Регулус уткнулся ему в плечо. И только через четверть часа, разжав объятья, старший, посмотрев в глаза младшему, тихо сказал: – Что же ты наделал, Регулус? – он встал – Что же ты наделал…? – он уже отошел к двери, когда обернулся на каблуках. - Ведь если мы встретимся в бою, мне придется тебя убить… – Убить…? Но ты, же мой брат! – юноша вскочил. – Слова «ты же мой брат» ничего не значат в этой семье. В семье Блэк, кровные узы не имеют вообще никакой ценности. Разве ты еще не понял этого? – изгнанник горько усмехнулся, нашарил за спиной дверную ручку и вышел. Регулус тяжело опустился на диван и закрыл лицо руками. Туман рассеялся и тут же стал слышен шум битвы – крики, грохот и заклинания. Очередная стычка между Пожирателями и членами Ордена. В нее целится один из рыжих близнецов Прюэтов – Гидеон. Она различает их только благодаря знаменитому длинному кожаному плащу Гидеона Прюэта, в котором не меньше пятидесяти карманов. Она уклоняется и выкрикивает: – Авада Кедавра! Смертоносный зеленый луч попадает ему в грудь. Молодой человек взрагивает, широко открыв небесно–голубые глаза, и длинные полы его плаща взлетают, когда он падает на спину. Его брат-близнец, Фабиан, кидается на Беллу с именем брата на устах: – Гед!!! Он все ближе и ближе… – Секо максима!!! И он уже падает поперек тела брата, захлебываясь собственной кровью. И в этот момент молодая леди Лейстранж видит сестру двух только что ею убитых. Молли Уизли выкрикивает «Круцио максима!!!» и у Пожирательницы темнеет в глазах от боли. Когда она, лежа на спине, наконец открывает глаза, над ней стоит Сириус. Его палочка нацелена ей прямо в сердце. – Авада Ке… – он не успевает договорить, потому что его опережает голос, очень похожий на его собственный: – Ступперфай! – и его отбрасывает назад. Регулус не в силах убить брата. Белый туман еще не рассеялся, а уже стали слышны крики и мольбы о помощи. Беллатриссе двадцать один. Она стояла в чужом, незнакомом коридоре и, прислонившись к дверному косяку, смотрела на спящего в своей детской кроватке полуторагодовалого Невилла Лонгботтома. Он не проснулся от жутких криков, только потому что она, пожалев его, оградила его детскую звуконепроницаемым барьером. Она тоже хотела ребенка, но Рудольфус ей отказал – сказал: «после войны». Негоже, мол, что бы наследник столь благородного рода как Лейстранж, воспитывался в мире, где еще не истреблены все грязнокровки. К Лонгботтомам же они пришли, чтобы выяснить, где Лорд – он бесследно пропал прошлой ночью. Аврор и его жена врали, что ничего не знают, и поэтому, чтобы узнать правду, их стали пытать. Пытать Фрэнка было легко – она просто представила, что это Рудольфус и все остальные люди, которых она ненавидела, в одном лице. Пытала она его вместе с Рабастаном (они с ее мужем были братьями, но Рабастан был младше на год и не в пример добрее). Самое сложное, взяли на себя ее муж и Бартимеус Крауч-младший (сын начальника департамента международных отношений, только в прошлом году окончивший Хогвартс, уже успел обрести в Пожирательских кругах славу одного из самых преданных сторонников Лорда). Они пытали Алису Лонгботтом, урожденную Ревелл, и у нее, в начале, даже доставало сил просить о пощаде сына, но потом она только кричала от боли и звала Фрэнка, забывая, что он не придет. Тогда-то Белла и вышла в коридор – не выдержала. Ее мысли грубо оборвал голос: – Вы арестованы. Ни с места! Она не стала дожидаться, пока аврор прикажет ей сделать это и сама, бросив палочку на пол, завела руки за спину. Клацнули, защелкиваясь, наручники. Мимо нее прошло человек десять авроров, не меньше. Некоторых она знала в лицо по Хогвартсу – она узнала Кингсли Шелкбота, Эмелину Вэнс и своего однокурсника с Рейвенкло – Эльфиаса. Из комнаты были слышны звуки короткой борьбы – авроры брали числом. Когда они вышли, они вывели скованных, Рудольфуса и Рабастана. Барти с ними не было. «Неужели он успел уйти? Неужели успеет сообщить остальным о том, что Лейстранжей взяли, а Лорд не найден? Какая удача!» – подумалось ей тогда, прежде, чем все застлал туман. Туман все не рассеивался и не рассеивался, а потом стал понятно, что это просто туман за окном. В Азкабане за окнами всегда туман. А еще там всегда холодно и сыро. Белла стояла на коленях, на своих нарах и, вцепившись руками в прутья решетки, которой было забрано окно, смотрела в холодный белый туман, надеясь увидеть хоть что-то. Иногда она сомневалась, что это – туман или облака, потому, что в хорошую безоблачную погоду можно было видеть блестящую от солнца поверхность моря и кружащих над ней, далеко внизу, чаек. В такую погоду, Азкабан, наверное, странно выглядел с воздуха, потому что все заключенные, у кого еще доставало сил, высовывали наружу руки и лица, чтобы хоть как-то согреться. О! Как она мечтала о камине или о хоть какой-нибудь печке, или о костре! Иногда, по ночам, ей снилось, что она сидит у камина в своей гостиной, и что ей тепло. Это были самые сладкие сны, но пробуждение каждый раз оборачивалось все большим разочарованием… Когда она в этот раз стояла у окна, где-то по коридору простучали аврорские сапоги – она быстро научилась отличать шаги авроров от шагов пленников. Где-то совсем близко послышался скрип двери. Видимо, кого-то собирались вести на допрос. Авроры стали удаляться, но без пленника – это было странно. А вслед за этим она услышала такой звук, как будто кто-то пытался расшатать решетку, и крик: – Я не делал этого, Ремус!!! Не делал!!! Я не предавал его, слышишь?! Голос был до боли знакомым. Она слезла с верхнего яруса нар и обернулась. В камере напротив, прижимаясь к решетке, стоял Сириус. Он был в аврорской форме, а у его ног лежала сложенная полосатая тюремная роба, к которой была пришита железная табличка с личным номером заключенного. «Что он тут делает?!» – пронеслось у нее в голове. Она подняла голову, они на секунду встретились глазами и она осознала: «Он здесь. Я не умру. Я буду видеть его, я не умру, не сойду с ума!». Белла спала. Из маленького забранного решеткой окошка под потолком на нее дохнуло холодным ночным туманом. Она открыла глаза и прислушалась к звукам ночного Азкабана. Где-то далеко внизу глухо шумел, ударяясь о подножие скалы, океан. Этот звук можно было расслышать, только если очень напрячь слух – он был слышен постоянно и заключенные привыкали к нему и переставали его замечать. Этот звук был неотъемлемой частью этой тюрьмы. Где–то на соседней линии храпел ктото из заключенных; вдалеке, со свистом всасывали воздух дементоры. В соседней камере кто-то тихо стонал во сне… Лейстранж тихо перевернулась со спины на бок и приподнялась на локте. По коридору тихо, почти бесшумно, двигалась темная четвероногая тень. Женщина перевернулась на живот, спустила на пол обе ноги и как можно тише встала и прокралась к двери. Громадная черная собака прислушалась, остановилась и посмотрела на нее. Лунный луч на секунду появился из-за облаков и тут же снова скрылся. Но этого хватило. Этого хватило на то, чтбы разглядеть, что у этой собаки синие глаза. Глаза какого-то цвета бывали только у анимагов. Значит, это анимаг, да и неоткуда в Азкабане взяться простой собаке. Она знала только двух людей, у которых были такие синие глаза. Лорд и Сириус. Но милорда вряд ли бы посадили в тюрьму – его скорее приговорили бы к поцелую дементора, если, конечно, смогли бы поймать... Беллатрисса опустилась на колени и, просунув руку сквозь прутья решетки, протянула ее к этому псу. Он сделал шаг к ней, и ее рука коснулась его морды. И она вглядывалась в эти синие глаза, стараясь наглядеться на всю оставшуюся жизнь, на все свое пожизненное заключение. – Сириус… – прошептала она. – Беги отсюда, беги... Туман рассеялся. Беллатрисса резко села на нарах. Так резко человек мог проснуться, только если привести человека в себя заклятьем. Все вокруг гремело и грохотало. Шторм. Дождь нещадно хлестал по океану, громадные валы с грохотом разбивались, накатываясь на скалу, гремел гром… Из тумана до нее донесся приглушенный, еле слышный крик: «Белла!». Женщина приникла к окну. Она не видела того, кто кричал из-за струй дождя, но слышала голос. – Назад! Отлетаем! Держать линию! – человек явно использовал «сонорус», но из–за шторма и грозы казалось, что он просто кричит. Голос казался ей очень знакомым, но она никак не могла понять, вспомнить, чей это голос. – Приготовились! Целься! Пли! «Руквуд! Это Руквуд!» – пронеслось у нее в голове за секунду до того, как она бросилась на пол. – Бомбарда!!! – прокричало не меньше пяти голосов, а после, за неимением лучшего слова, рвануло. Заключенная съежилась на полу, около двери, прикрывая голову руками. Мелкие осколки камня разнесли верхний ярус нар, но стена была почти не повреждена. – Приготовились! Целься! Пли! – Бомбарда максима! – Приготовились! Целься! Пли! Приготовились! Целься… Казалось, это продолжалась бесконечно. Один из крупных осколков до крови рассек ей руку, какой–то камень упал на ногу… В Азкабане были толстые и крепкие стены. Но потом голоса все-таки затихли. Белла приподняла голову и сквозь довольно большую прореху в стене увидела темное грозовое небо. Взрывы немного повредили перегородку с соседней камерой. Она подошла к дыре и, встав у самого края, посмотрела вниз. Далеко внизу был бушующий океан. У нее закружилась голова и она бы упала вниз, если бы кто-то не схватил ее за руку. Она повернулась. Сбоку, в соседней камере стоял ударник боевого состава Пожирателей, мастер по темным заклятьям. – Долохов… – радостно выдохнула Лейстранж – Антонин… – Белла… Метка набухла…. Это он прислал за нами… Он! – мужчина взял ее за талию обеими руками и с легкостью перенес через стену, поставив ее рядом с собой. В отличие от нее, сильно изменившейся и похудевшей, на которой мешком болталась старая потертая тюремная роба, Долохов почти не изменился. Он был все таким же высоким, худым, жилистым и сильным, со своим угловатым резким лицом и пронзительными черными глазами. Разве что у него появилась густая черная борода, а длинные черные волосы стали наполовину седыми. – Он… – согласилась она. – Конечно, это он нас вытащил… конечно, это был наш Лорд… – Белла… – Долохов судорожно втянул в себя воздух, а потом жестко притянул ее к себе за талию и впился в ее губы долгим, жадным, голодным поцелуем. Они стояли и целовались под косыми хлещущими струями дождя, и их полосатые мокрые тюремные робы хлопали на ветру и липли к ногам. Она стояла в разрушенной камере тюрьмы и целовалась с человеком, который был старше ее на целых сорок восемь лет. Впервые за все четырнадцать с половиной лет своего заключения она чувствовала себя настолько живой. И ей было наплевать какого цвета его глаза. Мужчина отстранился и сделал шаг назад. Беллатрисса перевела дух. В небе вспыхнул зеленый череп. – Антонин… – она облизала губы кончиком языка и шагнула к нему. – Стой. Белла. Ты замужем! – Забудь. – откликнулась она, обнимая его за шею. Она стояла под проливным дождем среди руин и целовала человека, который был старше ее отца и с которым у нее никогда не было ничего даже похожего на любовь. А в небе из зеленого черепа выползала змея. И это была Свобода… Туман пропал внезапно. Вокруг стало шумно. Кто-то выкрикивал заклинания, кто-то бежал… Увидев Сириуса – Сириуса! – она кинулась к нему. Он встретил кузину «Ступефаем»; она увернулась. Между ними завязалась драка. Обезоружив ее необычайно ловким «Экспеллиармусом», Блэк вспрыгнул на помост, где стояла арка, он подал руку Лейстранж и, неожиданно для нее самой, втянул на помост, где стояла Арка Смерти, и вернул ей палочку. И драка продолжилась. Они сражались уже довольно долго, перешучиваясь, смеясь, и подначивая друг друга, когда Малфой закричал: – Дамблдор! Дамблдор! Возвращаемся! Но ей было все равно, она как будто не слышала этих слов. Они сражались, смеясь и это было так похоже на какую-то веселую игру…. Беллатрисса запустила в него красный луч «Ступефая», он со смехом увернулся. Как, как она могла, как она посмела забыть, как замечательно он смеется…? – Могла бы и лучше! Постарайся! – выкрикнул он и его голос звонким эхом разнесся по залу. Она, улыбаясь, запустила в него заклятьем. Луч ударил Сириуса в грудь. Улыбка еще не сошла с его лица, но синие глаза расширились от боли. – Стой! Сириус! Сириус! Прости, прости, я не хотела…! Ты же сам… Сириус!!! – она кричала, но никто ее не слышал. Она сама себя не слышала. У нее внезапно пропал голос. Сириус падал целую вечность: сначала его тело медленно изогнулось грациозной дугой, а потом, как в замедленной съёмке, он стал падать спиной на ветхую занавесь, свисавшую с арки. Во всё продолжение этого немыслимого долгого падения измождённое, некогда столь красивое лицо Сириуса выражало испуганное изумление. Она видела в его синих глазах осуждение и непонимание. Она читала в его взгляде немой вопрос: «Зачем, Белла? Зачем? За что? Что я сделал?». А потом он исчез за завесой; ткань затрепетала, словно от сильного ветра, и успокоилась. – Сириус!!! – беззвучно крикнула она. К ней внезапно вернулся голос. Она запрокинула голову и издала дикий, нечленораздельный, нечеловеческий вопль, который Гарри тогда принял за вопль торжества. – Сириус! – кричал, надрываясь, Гарри Поттер. – Сириус!!! К ней кинулся Кингсли. Тот самый Кингсли, который командовал ее задержанием, тот самый Кингсли, который захлопнул за ней дверь камеры Азкабана, тот самый Кингсли, который… В этот момент, у нее не хватало сил запустить в него «Авадой», даже несмотря на все то, что он ей сделал. Потому что, чтобы убивать, нужно ненавидеть, а сейчас больше всего на свете она ненавидела себя. Отключив Шелкбота «Ступефаем», она кинулась к выходу. Дамблдор кинул ей в след какое-то заклятье, она поставила щит – твердо и быстро, как учил Долохов. Она выбежала из зала, опрокинула назад банку с мозгами – кто-то висел на хвосте – перескакивая через лежащих школьников, вбежала в круглую комнату и, не дав ей завращаться, выкрикнула: – Где выход? – и ринулась в открывшуюся дверь. Быстрее, быстрее, по коридору, к лифтам, в атриум… Наконец она одна. Женщина упала на колени, направила на себя палочку и с ненавистью прошептала: – Круцио… Она извивалась, билась и корчилась в судорогах боли на полу, тратя все силы на то, чтобы удерживать направленную на себя палочку. Она очень сильно дернулась, рука разжалась и палочка откатилась в сторону; действие заклятья прекратилось. Она немного отдышалась лежа на прохладном мраморном полу, а потом приподнялась на локте, доползла до палочки, взяла ее и, сжав обеими руками, направила на себя. И вновь прошептала прерывающимся голосом: – Круцио… круцио… круцио… – она вкладывала в это заклятье всю ненависть к себе, за то что она убила Сириуса, всю боль от его смерти. На этот раз ее хватило на меньшее, она разжала руки гораздо раньше. Она с трудом доползла до палочки и как раз, наконец, удалось встать, держась за камин, когда откуда ни возьмись, появился Поттер. – Круцио!!! Она вскрикнула, когда неумелое заклятье сбило ее с ног, а после собрала последние силы и, задыхаясь, вскочила – мальчишка не должен видеть ее слабости. Он отпрыгнул за фонтан. Теперь она была вне его поля зрения и могла схватиться за каминную полку, чтобы не упасть снова. – Впервые пользуешься непоправимым проклятием, юноша? – выкрикнула Беллатрисса. – В них следует вкладывать истинное чувство! Надо хотеть причинить боль… ненавидеть того, в кого ты посылаешь заклятье… а твой праведный гнев ничуть меня не задел… – соврала Пожирательница, судорожно цепляясь за каминную полку. – Но так уж и быть, покажу, как это делается. Преподам урок… Круцио! И она начала драться с мальчишкой. Она обходила фонтан, хотя все тело болело и отвечая на его заклятья думала: «Интересно, когда я упаду? Когда у меня не останется сил? На этом шаге или на следующем..?» – Ступефай! – Протего! – молниеносно откликнулась она, и ей показалось, что сейчас она рухнет на пол. – Отдай мне пророчество, и я сохраню тебе жизнь! – крикнула она, надеясь завершить поединок, пытаясь сохранить жизнь себе. – Его больше нет! Оно разбилось! И Волдеморт об этом знает!!! – и мальчишка захохотал. – Нет! Неправда! Ты врешь!!! – выкрикнула она и осеклась. – Мой Лорд, Повелитель, простите меня,… я старалась, я старалась… Рядом с ней стоял высокий худой очень красивый человек в длинной черной мантии, с черными кудрявыми волосами и пронзительно-синими глазами… Белла буквально вывалилась из камина на руки Рабастана. Брат ее мужа как раз собирался наведаться в Малфой-мэнор, выяснить, не вернулась ли Белла и остальные, в то время как мужу было все равно. – Что с тобой? – Пара круциатусов… – Кто?! – Моуди, – она ляпнула первое, что пришло на ум, и тяжело опустилась в кресло. Достав палочку, она попыталась создать Патронус, но у нее ничего не получалось – как только она пыталась сосредоточиться на каком-нибудь хорошем воспоминании, перед глазами вставало лицо умирающего Сириуса. Наконец, Рабастан не выдержал и создал своего Патронуса – ягуар потерся о ноги. – Держи. Отправляй куда нужно. Пожирательница вздохнула. – В Малфой-мэнор. Нарцисса, нас накрыли. Люциуса и остальных взяли министерские авроры. Кроме меня никто не вернулся. Поттер разбил пророчество – мы провалили задание. Попробуй связаться с Авроратом и Фаджем. Если будет какая-нибудь информация – сообщи. До связи. Белла. Ягуар стремительно выпрыгнул в окно. – Это правда? – холодно осведомился Рудольфус. – Вы не справились с заданием Лорда? – Нет, блин, пророчество лежит у меня в кармане, а Патронуса я Нарциссе отправила, чтобы она понервничала немного, чтобы ей жизнь медом не казалась! – огрызнулась она. – Лорду это не понравится… – Не хуже тебя знаю! И он осведомлен о том, что там произошло. Это он меня забрал! – Не радуйся так – он тебя еще накажет! Это вы с Люциусом провалили его задание. – Это ты во всем виноват!!! – Я виноват в том, что вы провалили задание?! Я?! – Нет, ты не виноват в том, что мы не справились, но ты виноват во всем остальном! Во всем! – она, не зная, откуда нашла в себе на это силы, вскочила. – Это ты искалечил, испортил всю мою жизнь! Ты!!! – выкрикнула она, с силой толкнув его в грудь. – Я?! Да как ты смеешь такое говорить, женщина?! – Ты!!! Ты!!! Ты!!! Если бы не ты, ничего бы этого не произошло! Он бы не… он бы не… – она не могла произнести этого слова. – Это ты во всем виноват! Это все из–за тебя! – она схватила с письменного стола нож для бумаг и зашвырнула его в мужа; руки дрожали, и она промахнулась – нож вонзился ему не в грудь, а в ногу, чуть ниже бедра. Лорд Лейстранж вскрикнул и отшатнулся, вцепившись рукой в фортепиано. По черным брюкам расплывалось темно–красное мокрое пятно. – Экспеллиармус! – палочки обоих мужчин оказались у нее в руках. – Белла! Остановись! Опомнись! Ты же его убьешь!!! – между ними появился Рабастан. – Дурак! Я этого и хочу! Отойди в сторону, или мне придется убить и тебя, а мне не хочется этого делать. Отойди в сторону!!! – он не послушался. – Инкарцеро! Петрификус Тоталус! Беллатрисса отошла от стола и перешагнула через неподвижно лежащего на полу Рабастана. – Я убью тебя Рудольфус! Слышишь, убью! – с жаром шептала она. – Потому что… Это ты! Во всем! Виноват!!! – она перешла на крик. – Это из-за тебя мне пришлось его… – ее голос сорвался, а по щекам потекли слезы, – …убить. Это из-за тебя он мертв! Он не должен был умирать! Не должен!!! Вместо него должен был умереть ты!!! Ты заслуживаешь этого!!! Рудольфус, ты заслуживаешь смерти!!! – она подошла совсем близко. – Но перед тем, как ты умрешь, я хочу, чтобы ты испытал всю ту боль, которую причинял мне на протяжении всех этих лет! Круцио! Круцио! Круцио!!! Он упал и стал извиваться на полу; она прислонилась к фортепиано. Она не ожидала, что когда действие заклятья закончится, он, после круциатуса, с ножом в ноге, сможет внезапно пружинисто вскочить на ноги. Он вскочил, как стремительно бросается на жертву свернувшаяся кольцами змея. Одним движением Пожиратель выбил у нее из руки все три палочки, а потом, схватив ее одной рукой за горло, второй рукой замахнулся и с силой ударил ее по лицу. Он бил ее до тех пор, пока все щеки у нее не стали алыми, а потом поднял над полом и начал душить обеими руками, до тех пор, пока она не стала плакать и молить о пощаде. Туман рассеялся. Прошло довольно много времени. Ее Лорд и мальчишка Поттер сражаются. Одновременно такие похожие и такие разные. Оба черноволосые, высокие, худые, с яркими глазами… Только Лорд заметно красивее – он выше и шире в плечах, у него аристократически бледное лицо и волосы у него ложатся мягкой волной, а не торчат как воронье гнездо, и глаза не зеленые, а синие… Наконец, Повелитель произносит заветные слова: – Авада Кедавра! И одновременно Поттер выкрикивает, бесполезное против «Авады», пустяковое заклятье: – Экспеллиармус! И в этот момент… Как? Как?! Палочка вылетает из рук Лорда, переворачивается в воздухе и смертоносный зеленый луч попадает в него самого. Медленно-медленно, как во сне, он опускается на землю. – Нет! – Белла кидается к нему – Нет!!! «Он не может умереть! Не может! – стучит у нее в висках. – Мой Лорд не может умереть!!!». И внезапная мысль: «Кто это? О, Мерлин, что это за чудовище?!». Лежащий на земле красивый мужчина на глазах превращается во что-то ужасное. Губы сжимаются в бескровную тонкую полоску, волосы исчезают, оголяя правильной формы череп, нос как будто стирают с лица, оставляя на его месте гладкую поверхность… и наконец застывшие, неповторимо-синие глаза становятся ярко-алыми, с черными прорезями вертикальных зрачков. Она отшатывается и, хватаясь за волосы, испускает вопль ужаса. Она медленно поднимает глаза. Над телом этого чудовища стоит Поттер. Высокий, бледный, черноволосый… и с такими яркими глазами… Наконец Гарри больше не влекло к следующему воспоминанию. Он видел всё. Всё. Все ее самые сильные воспоминания. Он не стал смотреть дальше. Этого было достаточно. Этого ему хватило. Он вынырнул из ее карих глаз. На его щеках были дорожки от слез. Он обвел комнату невидящим взглядом и снова широко открытыми, пустыми глазами, посмотрел на Беллатриссу Лейстранж. Она посмотрела на него такими же широко открытыми глазами и с полубезумной улыбкой, протягивая к нему закованные руки, тихо сказала: – Глаза… глаза… Зеленые, почти синие… Он встал, пошатнувшись, схватился за стул, а потом стал, пятясь, отходить назад нетвердыми шагами, не сводя взгляда с Пожирательницы. Она продолжала тянуть к нему руки. Все так же смотря на нее пустыми, широко открытыми глазами, он протянул к ней дрожащую руку с палочкой и выдохнул: – Авада Кедавра… – Почти синие… – успела прошептать женщина, перед тем как мягко осесть на пол