розмарин.

Гамора подобна пламени, сметающим всё на своём пути. Она как огненный Феникс, из пепла возрожденная вновь, с твёрдой рукой, держащейся за клинок, способная выжигать своим пламенем тысячи поселений. И в ту же секунду, она — самое бесшумное, расточительное стихийное бедствие. Небула несдержана, холодна, как штиль на морской глади, расщепляет соленым привкусом не воды, — крови, в которой топит космические корабли. По сосудам давно течет механическое масло и оголённый ток, и когда каждая часть её тела теряет чувствительность, — Небула теряет себя по кусочкам. И её захлестывает жажда убийства (справедливости) с головой. Шаг, вдох, шаг, выдох, удар — цикличность преобладает над разумом, тело движется как в безумном, смертельном танце, и в паре у каждой — госпожа Смерть. Они с Небулой — одинаково развитое, смертельное оружие, идущее в одно русло, не уступая друг другу ни в чем. Они сражаются дико, смертоносно и до первой капли крови. Отец так воспитал. Самое могущественное существо во всей Вселенной ломает и собирает каждую заново, по частям, как механизм, каждую часть их души, которая отвечает за чувства, радость, страх и боль. Боли нет. Есть только отточенные до совершенства движения и шрамы. Гамора движется резко, точно, каждый её выпад достигает цели. Острый конец меча царапает синюю кожу, достает до мышц, реже — глубже, что Небула рычит, как обезумевший зверь, дрожа и разгорячено шепча: — Ты проиграешь, сестра. Когда-нибудь ты совершишь ошибку и проиграешь. Отец будет в ярости, но он наконец поймёт, что все эти годы благоволил не той. Я сотру твои успехи в порошок вместе с твоими костями. — Ты ещё не победила, Небула. — говорит Гамора, и Небула злится сильнее, рассекая воздух лезвием. Злость — недопустимое чувство, Гамора знает это как заученный наизусть алгоритм. Меч в её руке холоден, как рассудок, и эти два неотделимых компонента позволяют ей побеждать. Снова и снова, будто удача куплена ей, как какая-нибудь безделушка с Ксандара, небрежно спрятанная в карман. В теле сестры ошибки заменяют деталями, проводами, плавят и паяют новые схемы, искореняют последние слабости, уничтожают чувства одно за другим. В Гаморе нет изъянов, её чувства всегда при ней, запертые на замки, под тиранией отца, под привкус и запах крови, что красит её руки в разноцветные круги. Но что-то в ней ломается, надрывно скрепя и царапая гортань, что-то заставляет её чувствовать сожаление, справедливость и желание вырвать из себя всё, что старательно вкладывал в неё Танос. По к у с о ч к а м. — Если она не справится, ты убьешь её. Гамора застывает, ровно по струнке выпрямленная, как будто её позвоночник — железный штатив. Она не дышит, одну, две секунды, чтобы отец, словно зверь, не учуял её страх, не увидел как вздрагивает её голос, застрявший в глотке. Танос говорит. — Если не справишься ты — она медлить не будет. Докажи, что ты достойна быть в рядах моих дочерей. Гамора не справляется.        — У меня нет выхода. Он поручил мне убить Кората. Зачем...зачем ты предала меня?! — Небула, послушай. Я не скажу ему, слышишь? Это останется между нами. — Танос ничего никому не прощает.

Шрам ноет предательством. На губах пепел.